Так начиналась передовая "Отстоим Советский Юг". Были в ней строки, объясняющие значение боев на Южном фронте:

"Советский Юг стал сейчас одним из важнейших участков фронта. Немцы хотят захватить Донбасс, чтобы получить наш уголь и металл. Они рвутся к нашей нефти. Они стремятся овладеть Крымом, чтобы превратить его в свою черноморскую базу... Вот почему защитниками Юга должно быть сделано все, чтобы отстоять Крымский полуостров, не пустить врага на Дон и нанести ему сокрушающий удар в Донбассе".

Опубликована также большая статья "Что происходит на подступах к Крыму". Ее автор корпусной комиссар Николаев, член Военного совета 51-й армии, тот самый, с которым Симонов ходил в атаку на Арабатской стрелке. В статье дается обстоятельный обзор первого этапа битвы за Крым в сентябре октябре сорок первого года.

Замечу кстати, что обзорные статьи крупных военачальников печатаются в газете все чаще и чаще. Вот и в следующем номере "Красной звезды" появится такого же рода статья командующего 30-й армией генерала В. Хоменко "Борьба за Калинин".

Отклики, стекавшиеся в редакцию со всех фронтов и со всех концов страны, свидетельствовали, что читатели проявляют к ним повышенный интерес. Обзорные статьи помогали осмыслить текущие события, увидеть их в укрупненном плане, в развитии и перспективе. Не могу, однако, утверждать, будто все наши обзоры были удачны. В одних случаях для достижения полной удачи нам недоставало каких-то материалов, в других - автор не справлялся с темой, в третьих - надо было считаться с необходимостью сохранить военную тайну. Словом, хлопот и забот тут всегда было немало, а результаты получались разные.

Обстановка на фронте трудная. Идут ожесточенные бои на можайском, малоярославецком, волоколамском направлениях... Готовим очередной номер газеты. Звонит секретарь ЦК партии А. С. Щербаков. Просит подготовить для зарубежной печати очерк о командующем одной из армий Западного фронта. О ком? Я не задумываясь называю Рокоссовского. Александр Сергеевич соглашается.

Константин Константинович Рокоссовский пользовался большой популярностью. Его армия, можно сказать, - на острие Московской битвы. Под его началом, как уже отмечалось выше, воевали здесь такие талантливые командиры соединений, как Доватор, Панфилов, Белобородов, Катуков.

Конечно, я далек от того, чтобы утверждать, будто эти яркие личности сгруппировались вокруг Рокоссовского только по его или их желанию. Но думаю, что какую-то роль сыграли все же и притягательная сила полководческого дарования Константина Константиновича, его личное обаяние.

Высокий, стройный, с мягким взглядом серых глаз, он был и весьма деликатным человеком. Помню, задержался я однажды на его КП. При мне входили и выходили разные люди. Генерал никого из них не встретил сидя садился лишь тогда, когда усаживал вошедшего. Ни на кого не повысил голоса. Нетерпимый к расхлябанности, а тем более к нерадивости, искоренял эти пороки не окриками, не "разносами", а внушениями, иногда очень строгими, но неоскорбительными для провинившегося или допустившего какую-то ошибку.

...Кого же, однако, послать к Рокоссовскому с заданием, полученным от Щербакова? В редакции осталось лишь несколько сотрудников. Хорошо, что "подскочил" из Тулы Павел Трояновский. Не дав ему оглядеться, мы опять усадили его в машину и отправили в 16-ю армию. Заодно поручили собрать материал для передовой статьи "Ни шагу назад!".

- А еще лучше будет, - сказал я, - если статью на эту тему напишет Рокоссовский. Он же наш испытанный автор!..

Трояновский не застал Рокоссовского на его КП. Командарм находился в дивизии Панфилова. Вернулся лишь вечером, очень усталый, но все же принял нашего корреспондента. Выслушал и сказал:

- Очерки надо писать не о командующих, а о рядовых бойцах. И статью от меня не ждите. Я приказываю бойцам: "Ни шагу назад!" А в газете призывать их к этому должны другие - скажем, их же товарищи, отличившиеся в боях. А поговорить - поговорим.

По просьбе корреспондента, очень кратко, с обычной для него скромностью Рокоссовский рассказал о своем жизненном пути, о гражданской войне, о воинской службе в мирное время. Коснувшись текущих событий, заявил:

- Теперь я вот тут, где вы меня видите. Время для Отечества тяжелое, но, думаю, не безвыходное. Враг, правда, еще силен, а все-таки уже не тот, каким начал против нас войну 22 июня. Допускаю, что немцы еще могут добиться частичных успехов. Но только частичных, а не решающих... - И после короткой паузы добавил: - Надо воевать с перспективой. Вы что думаете, мы все время будем сидеть под Москвой? Нет, мы будем и в Берлине!

- Конечно! - горячо откликнулся журналист. - А не смогли бы вы, товарищ командующий, написать мне на память эти слова на карте?

Трояновский вынул из полевой сумки карту Подмосковья. Генерал взглянул на нее и позвал адъютанта.

- Попросите в оперативном отделе карту Европы. И когда та была принесена, написал на ее уголке: "Специальному корреспонденту "Красной звезды" политруку Трояновскому П. И. Воюя под Москвой, надо думать о Берлине. Обязательно будем в Берлине! К. Рокоссовский. Подмосковье, 29 октября 1941 года".

Вот так, коротко и ясно!

А ведь как раз в те дни гитлеровцы захватили Волоколамск, их нажим на этом направлении усиливался.

Под утро Трояновский вернулся в редакцию. Зашел ко мне, подробно пересказал свою беседу с Рокоссовским. Затем достал карту с надписью генерала. Долго мы разглядывали горящими глазами этот необыкновенный, прямо скажу - вещий, документ. Я посоветовал Павлу Ивановичу:

- Берегите эту карту. Пригодится.

Трояновский возил ее по многочисленным фронтам. Сберег. И в свой срок на ней появилась еще одна надпись:

"Удостоверяю, что мы в Берлине. Генерал-полковник М. Малинин, бывший начальник штаба 16-й армии, которой командовал Рокоссовский. 26 апреля 1945 года. Берлин".

Невольно из глубин памяти всплывает и другая, если не аналогичная, то, по крайней мере, в чем-то схожая история. Воевал на Западном фронте командир стрелкового полка подполковник Бабаджанян Амазасп Хачатурович, будущий главный маршал бронетанковых войск. На второй или третий день после падения Смоленска страшно исхудавший, болезненно покашливающий подполковник сидел вместе с полковыми разведчиками в укрытии на опушке леса и видел, как хлынули в образовавшийся здесь прорыв немецкие танки. Какой-то краснощекий вражеский офицер-щеголь, желавший, видимо, избежать пыли, поднятой танковыми гусеницами и тысячами солдатских сапог, свернул с дороги. Наши разведчики подстрелили его, и через несколько минут в руках Бабаджаняна были документы убитого. В том числе записная книжка в новеньком кожаном переплете.

На первой ее странице четкими круглыми буквами были написаны немецкие фразы и тут же их русский перевод: "Вы есть пленный?", "Руки вверх!", "Как называется терефня?", "Сколько ферст до Москвы?" и т. п.

Бабаджанян, охваченный ненавистью, вынул из кармана гимнастерки огрызок красного карандаша и написал поперек этой страницы: "Не увидите вы Москву! Придет день, и мы спросим: сколько верст осталось до Берлина?"

В руки корреспондента "Красной звезды" писателя Василия Гроссмана эта записная книжка попала в те дни, когда Бабаджанян - уже командир танкового корпуса - был на подступах к немецкой столице и наши бойцы действительно спрашивали: "Сколько верст осталось до Берлина?" По дорогам наступления то и дело появлялись таблички с надписями: "До Берлина - 100 километров", "До Берлина - 50 километров" и т. д. Оставалось все меньше и меньше. И Берлин был покорен!

В этом номере газеты выделяется статья нашего спецкора И. Васильченко "Как был оставлен Харьков". Она, конечно, не столь эмоциональна, как, скажем, выступление Ильи Эренбурга после ухода наших войск из Киева, зато изобилует важными подробностями. Битва за Харьков длилась почти полтора месяца. Гитлеровские генералы рассчитывали овладеть Харьковом с ходу, в сентябре. Но с тех пор им не раз пришлось менять намеченный срок. Расчеты их были опрокинуты упорством, героизмом, тактическим искусством советских бойцов и командиров.