– Ну, всё, всё, очистила уже, – нетерпеливо заметил Максим, захватив ладошки Эммы в свои.
– Ой, картошка горячая! – вскрикнула она, выдергивая ладони из его рук.
– Прости. Давай и я тебе почищу. Вот, готова, держи. Что тебе еще подать? – ухаживал он за ней.
По кружкам разлили самогон, и Эмма неожиданно шепнула на ухо Максиму: «Я не знаю, как его пить».
– Никогда не пила самогон? – удивился Максим, и обнял Эмму за плечи, привлекая к себе. – Смотри, делаешь глоток и сразу же закусываешь. Запивать не рекомендуется, потом голова болеть будет.
Он поймал удивленный взгляд Эммы и объяснил:
– Отец научил. В смысле, не специально учил, – но он всегда так пьет и другим советует, – заржал парень.
Самогон обжег Эмме горло, она закусила свежим огурцом из рук Максима. В голове появилось ощущение легкости, ушли стеснение, зажатость, и руки Максима больше не смущали девушку. Вместе со всеми она пригубила «по второй», приняла предложенную руку Максима и вместе с ним пошла в воду.
– Не упади, – придерживал он ее, – здесь, как только заходишь, трава скользкая. Держись за меня, – помогал он, – там дальше дно обрывается и резко глубина.
По пояс в воде, они держались за руки. Максим зачерпнул воды и намочил Эмме плечи, спину. Девушка потянулась руками к солнцу и тут же почувствовала, как вода, затекая в лифчик, мочит ей грудь.
– Ты что делаешь…? – тихо спросила она.
– Ополаскиваю, чтобы солнце не обжигало, – улыбаясь, ответил Максим, и набирая в ладони воду, стал лить на грудь девушке.
– Знаешь, что, я тоже так могу! – изображая гнев, завизжала Эмма, и принялась неистово обрызгивать парня водой.
Он громко хохотал, подставив под брызги лицо, с искорками в глазах наблюдая за баловством девушки. Незаметно он приближался к ней, как осторожный хищник, и, добравшись до своей жертвы, обхватил ее, не давая возможности пошевелиться. Максим прижал Эмму и стал тереться об нее своим телом.
Она не понимала, что происходит. Обездвиженная, чувствуя легкую боль от его сильных рук, она не хотела сопротивляться. Его губы приблизились к её лицу, он целовал её щеки, нос… От жары, солнца, выпитого спиртного в глазах у нее все поплыло. Она больше не могла и не хотела сдерживаться. Её губы стали сами искать его. Но губы парня все время ускользали, как будто он специально решил свести её с ума.
– Пойдем на берег, – наконец, пришла в себя Эмма.
– Не могу, – прошептал он, взял её руку и коснулся того места, которого Эмма очень боялась. Там было твердо и очень пугающе.
Эмма отдернула руку, она уже пришла в себя, и у нее было только одно желание – скорей выйти на берег. Но Максим удержал девушку, и, не давая времени на раздумье, вцепился в нее долгим поцелуем.
– Ты же этого хотела? – спросил он, наконец, выпуская её из своих цепких рук.
– Ничего я не хотела! – уже полностью отрезвевшая и пришедшая в себя Эмма рванула из воды.
Они оба заняли свои места на покрывале, и тут все принялись хохотать над Максимом. Эмма посмотрела на него и, смущаясь, отвела взгляд. Лицо вокруг рта парня была перепачкано красной помадой.
Спустя несколько дней, Эмма переспала с Максимом. Случилось это в ее квартире, когда мать была на подработке. Он просто пришел к ней и позвонил в дверь. Эмме не понравился такой неожиданный визит, но понятие о гостеприимстве, доставшееся ей от матери, не позволило держать гостя на пороге. В простом ситцевом халатике, без макияжа она чувствовала себя застигнутой врасплох. Девушка пригласила его на кухню, поставила чайник и собралась испечь оладьи, потому как к чаю ничего в доме не было.
– Не надо оладьей, – остановил ее Максим. Он из пакета достал бутылку вина и фрукты. – Вот нарежь, и достань бокалы.
– Зачем это? – растерялась она.
– Давай, давай! Только не говори, что ты никогда не пила вино.
– Пила! – возмущенно парировала Эмма, хотя она не могла вспомнить, когда и с кем.
– Ну, так чего тогда?! – нагло развалившись на стуле, ухмыльнулся Максим. – Ладно, где у вас бокалы? – он поднялся, проверяя навесные шкафчики. Не найдя бокалов, он спросил, – но хоть один стакан в доме имеется?
Эмма ушла в гостиную, и из «стенки» достала два бокала.
– А, вот, где вы их прячете. Ну да, не подумал, – раздался его голос за спиной Эммы.
Он забрал у нее бокалы и налил вина.
– А ты куда? – остановил он Эмму.
– На кухню, фруктов нарежу, – ответила девушка.
– Не надо, потом. Давай выпьем, – он подал Эмме бокал с вином и, громко глотая, высушил свой.
Эмма пила неторопливо, как будто тянула время. Максим сел на диван, пристально глядя на девушку. Она стояла прикованная к месту, не понимая, как ей себя вести.
– Иди ко мне, – позвал он.
– Зачем? – Эмма не могла скрыть напряжение.
– Ну, просто… иди, не бойся, – настаивал Максим.
– А я и не боюсь, – ответила девушка. Она поставила бокал и села рядом с Максимом.
– Хотя, подожди, встань. Давай диван разложим, – он за руку поднял ее с дивана и стал разбираться с диванными механизмами.
Потом просто снял с себя штаны, усадил Эмму на диван, и, надавливая на нее телом, через несколько секунд уже лежал на ней.
Оставшаяся в халатике и лифчике Эмма смотрела на своего первого мужчину и уговаривала себя: «это должно было произойти; так положено, а в моем возрасте просто необходимо». Она рассматривала его лицо и думала: «хорошо, что хоть симпатичный». И тут она поймала себя на мысли, что не знает цвет его глаза.
– Максим, посмотри на меня, – попросила она.
Он на мгновение перестал совершать механические движения и открыл глаза. «Голубые, – подумала Эмма, – я так и думала». Не было чувств, желания… впрочем, стыда тоже не было. Пустота овладела ей и спасительная мысль: «ну, вот, я теперь такая, как все».
После этого дня Эмма стала для всех девушкой Максима, и некоторое время это доставляло ей моральное удовольствие. Она понимала, что все сделала правильно. В один день потерять девственность, завести парня… – а это значило, что она перестала быть довеском.
Домой к Эмме Максим больше не приходил. Его отец разрешил ему брать машину, и прям там в салоне каждый раз перед расставанием, вместо «до свидания», у них был секс.
Чувства к Максиму у Эммы так и не вспыхнули. Единственным разом, когда ее тянуло к нему и ей казалось, что она влюблена, было тогда на пруду.
Со временем ей все сложней становилось терпеть ухаживания Максима. Особенно она начала бояться моментов расставания, когда они ставили машину в темное место, и Эмма ощущала прикосновение его тела, чувствовала его дыхание на своем лице, казалось, она отбывает повинность.
Однажды, когда поздним вечером он был без машины и провожал Эмму домой, они сели на лавочку у ее дома. Он хотел поцеловать Эмму, но девушка увернулась:
– Не сейчас, у меня жвачка во рту.
Максимом овладело буйство, он признался, что давно заметил холодность Эммы и понимает, что не сегодня–завтра она его бросит. И тут Эмму осенило. Это был ответ. Она вдруг поняла, что свободна, имеет право управлять своей жизнью, стоит ей захотеть и больше не придется терпеть присутствие этого человека в ее жизни.
В тот вечер Эмма открыла в самой себе удивительную черту. Она готова терпеть, служить, и совсем не умеет пользоваться своей свободой. Конечно, она встречала людей, которые легко расстаются, легко наносят боль, легко забывают… Но Эмма никогда не считала, что имеет на это право. Она даже никогда не задумывалась об этом. И Эмма поняла, что она «служитель», а это значит, зависимая, несамостоятельная, не самодостаточная… И в тот же день она решила изменить своим непонятно откуда взявшимся принципам, которые мешали девушке познать свою сущность, познать саму себя.
Но расстаться с Максимом так легко ей не удалось. Единственное, чего добилась Эмма, она больше не оставалась с ним наедине и отношения из близких стали постепенно превращаться в дружественные. Так хотела Эмма, но совсем иначе это видел Максим. Он стал грубым, много матерился и напивался больше обычного. Ко всему, мать не давала ей прохода, увещевая не потерять такого завидного жениха, и это больше всего злило Эмму.
