В "Правде" от 15 августа 1970 года в статье "Не ушли" В. Т. Добров так описывает свой заключительный боевой вылет. Воспроизвожу дословно, чтобы памятный однополчанам эпизод последнего дня войны не затерялся в подшивках газет:
"...Летим вдвоем со старшим лейтенантом Павлом Стручалиным. Под нами серая бугристая масса воды Над головой такая же серая пелена сплошной облачности. Следим за воздухом и морем.
Слева угадывается берег Борнхольма. Вдруг вижу вражескую летающую лодку. Атакуем ее. Даю очередь из пушки, затем из крупнокалиберного пулемета. Попал! Вижу, как от очередей товарища разрушается обшивка крыла самолета противника. Еще атака, и он падает в море.
Делаем третий галс возле острова. Почти на встречном курсе под нами проносятся два Ю-52. Едва не цепляясь за гребни волн, "юнкерсы" пытаются уйти под защиту зенитных батарей. Атакуем ближайшего. Вражеский стрелок бьет по моей машине.
Еще два захода - и "юнкерс" погружается в волны.
- Вода из радиатора твоего самолета, - слышу ведомого.
- Понял. Идем домой!
До берега 15 - 17 минут полета. Мотор пока гудит ровно. Но вода уходит из системы охлаждения, и мотор начинает перегреваться. Когда воды не станет, двигатель может заклиниться. Эти тревожные мысли прерывает еле слышный (в наушниках) голос:
- "Каштан-тринадцать", сообщите координаты, готовлю катера.
Значит, на аэродроме слышали наши переговоры. Отвечаю:
- Иду к вам.
Мучительно долго тянется время. Самолет трясет как в лихорадке. Отстегиваю ремни, сбрасываю фонарь кабины. Все готово к посадке на воду. Но винт крутится. Еще немного продержаться в воздухе - и самолет будет над аэродромом.
Берег. Плавно перевожу самолет в планирование. Посадка на три точки. Подбегают друзья.
- Все рискуешь?! - с укором говорит командир. - Лезешь на пулеметы.
А в глазах искрится радость: командир по-человечески счастлив за нас, сбивших два вражеских самолета..."
К этому можно добавить: счастливы были все в полку. Командир Герой Советского Союза подполковник Павлов недолго сохранял видимость "гнева". Подъехав на легковой вслед за медиками, он с ходу сделал короткое, отмеченное выше, замечание по существу и тут же обнял отважных боевых друзей.
На санитарной машине, опередив многих, я и медицинская сестра оказались первыми у самолета, остановившегося с заглохшим мотором в конце пробега. Подъезжая, мы видели, как В. Т. Добров незамедлительно выбрался из кабины и задержался на плоскости. Вероятно, торопился показать: он цел. Летчик стоял с высоко поднятым над головою шлемофоном в руке и улыбался навстречу спешившим к нему однополчанам. Как только наша "санитарка" остановилась у самолета, Василий Трофимович спрыгнул с крыла и громко объявил, приближаясь ко мне:
- Работу привез только техсоставу, доктор. Самолет мой окончательно выдохся, а я и Павел невредимы!
Мы обнялись. Летчик, если можно так сказать, пылал жаром: оказывается, перегреваются не только моторы. На мою попытку посчитать пульс В. Т. Добров ответил шуткой, желая, видимо, напомнить: он знает, как изменяется у него пульс под влиянием факторов боевого полета.
- Запиши на веру, не ошибешься. Не меньше ста двадцати ударов в минуту.
Я все же настоял и убедился: летчик был недалек от истины. Выраженно частил пульс и у Стручалина.
Да, возможностей поврежденного в воздушном бою самолета В. Т. Доброва, по заключению специалистов, хватило только-только. Воля, выдержка и хладнокровный расчет, великолепный "личный фактор" помогли опытному боевому летчику преодолеть грозную аварийную ситуацию, избежать крайне рискованного приводнения в открытом штормившем море. Как же тут было не радоваться?! Вдобавок два сбитых самолета. Все попытки врага уйти оказались тщетными. Не ушли! Последняя в полку встреча с воздушным противником закончилась в духе традиций наших славных летчиков.
Днем 8 мая среди однополчан прошел радостный слух: вечером Московское радио передаст о капитуляции фашистской Германии. Однако в последних известиях по этому поводу ничего не было сказано. О капитуляции мы узнали немного позже, спустя два-три часа.
Около двух часов ночи меня разбудили мощные залпы зенитных орудий, охранявших аэродром. Первая мысль: "Неужели налет?" И вторая: "Но откуда? Не может быть!" В коридоре топот множества бегущих ног. Как по тревоге. Среди беспорядочного шума слышны выкрики: "Ура!" Молнией пронизывает догадка: "Победа!" И в этот момент в дверь моей комнаты в летном общежитии сильно застучали. По голосу узнал Стручалина. "Доктор! Вставай! Война кончилась! Ура-а-а!" - громко кричал он. Удалявшийся голос Павла Степановича растворился в аналогичных криках других.
В радостном волнении часто забилось сердце. И тотчас, охваченный каким-то совершенно необычным эмоциональным порывом, и я закричал "Ура!", поспешно одеваясь и выбегая во двор. А там уже толпа людей. Она быстро увеличивалась. Радостные многоголосые крики сливались в какой-то один мощный, непрерывающийся звук. Временами он усиливался, подобно накатам волн морского прибоя, и все время накрывался залпами зениток, перемежавшимися пальбой вверх из личного оружия. Постепенно стрельба прекратилась. Однако радостно-возбужденные люди продолжали ликовать всю оставшуюся часть ночи. Взаимные поздравления, объятия, дружные подбрасывания на руках наиболее маститых летчиков. До утра никто не мог заснуть. А утром после завтрака было приказано частям и подразделениям построиться.
На импровизированной трибуне - на открытом кузове грузовика подполковник Я. 3. Слепенков с ближайшими помощниками из политотдела и штаба дивизии. Он обратился к дорогим своим товарищам, боевым соратникам и друзьям с краткой взволнованной речью. После его первых слов о том. что к этому радостному дню мы шли тяжелыми дорогами войны почти четыре долгих года и наконец победоносно пришли, в воздух разных сторон взвились ракеты и тотчас ударили зенитки. По рядам прокатились крики "Ура!". Когда шквал зенитного огня прекратился, оратор продолжил свою речь. По его предложению минутой молчания обнажив головы, мы почтили память тех, кто не дошел до Победы, отдав для нее все - свою жизнь. В наступившей тишине слышались вздохи, в глазах многих мужественных авиаторов стояли слезы.
В заключение Я. 3. Слепенков от лица службы поблагодарил за верность воинскому долгу, пожелал здоровья и успехов в условиях мирной жизни, от которой, как он выразился, за эти годы мы все изрядно отвыкли. Провозгласил здравицы в честь партии, правительства, народа и его доблестных воинов-защитников. Закончив речь, Слепенков приказал развести подразделения по месту дислокации на отдых.
В послевоенные годы Герой Советского Союза Я. 3. Слепенков, кавалер двух орденов Ленина, шести - Красного Знамени, орденов Суворова, Красной Звезды и многих медалей, стал генералом. Умер он на пятьдесят восьмом году жизни в августе 1968 года.
На могиле Я. 3. Слепенкова в Риге установлен бронзовый барельеф. Образ героя запечатлен в памятном мемориале в Борках. В Невеле, на родине замечательного летчика, его именем названа улица. Золотая Звезда, ордена Я. 3. Слепенкова и его фотография выставлены в специальной витрине Центрального военно-морского музея в Ленинграде.
5 июня 1945 года в Таллине состоялось совещание авиационных врачей Балтики. В. Н. Корнев дал указания по методике обобщения опыта войны и обратил наше внимание на особенности работы в мирных условиях.
После совещания я заехал в Ленинград за семьей. 12 июня с женой и сыном Васей вернулся в Кольберг служебным самолетом из Таллина. До Таллина добирались поездом.
Вскоре мы передислоцировались на аэродром Гарц - километрах в десяти от Свинемюнде. В конце 1945 года подполковник Павел Иванович Павлов уехал в Ленинград на годичные академические курсы офицерского состава ВВС ВМФ. В полк он не вернулся. После окончания курсов полковника Павлова назначили командиром истребительной авиадивизии.
В 1950 году после окончания академии Генерального штаба генерал-майор авиации Павлов, как уже отмечалось, стал командовать истребительной авиадивизией. В последние три года службы он ушел с летной работы по состоянию здоровья.
