Даже посреди таких унизительных, болезненных воспоминаний я чувствую, как на меня нисходит покой, стоит лишь произнести ее имя. Эмми спасла мне жизнь.

― В то мгновение, как я увидела ее, поняла, что никогда не смогу покинуть. Что не смогу без нее жить. Каким-то образом она стала всем моим миром в тот момент, когда начала дышать. Моей причиной жить. Выжить. Но и они об этом знали. Люси и Райан. Оба знали. Все, что было нужно ― лишь пригрозить мне: забрать ее, причинить ей боль или объявить меня неподходящей матерью ― и я бы сделала что угодно. И поэтому они добились своего. Получили секс-игрушку, чтобы отвлечься от своих тайных вечеринок. И я молчала, пока они не трогали Эмми. Они знали, что я способна на все ради нее. Умереть. Стать рабыней. Отдать всю себя. Я осталась лишь из-за нее, и они это знали. Знали, что я не стала бы рисковать тем, что не смогу заботиться о ней. Или проиграть ее Райану, если он захочет ее забрать. Я была всего лишь ребенком. Совершенно одна, и с собственным ребенком на руках. Ребенком, у которого ничего нет.

Я сглатываю, во рту пересохло. Сердце бьется часто. Я готовлюсь рассказать остаток истории. Худшую ее часть. Ту, что больше всех меня пугает.

Наконец, поднимаю взгляд на Коула. Размышляю, может ли он видеть кровь и плоть, то, как кто-то невидимый будто полосует мою грудь ножом мясника, отрывая сухожилия от мышц, плоть от костей. Потому что именно так я себя чувствую. Каждый раз, как об этом думаю, я распадаюсь на кусочки, обнажая душу.

Коул качает головой.

― Нет. Не рассказывай…

Я ничего не говорю. Словно предчувствуя неизбежное, он стремительно встает со стула и идет к камину. Широко разводит руки и опирается ладонями о стену, тяжело привалившись к ней и опустив голову вниз. В тишине я слышу его дыхание. Тяжелое, затрудненное. Злое.

И я заканчиваю. Я слишком далеко зашла, чтобы теперь остановиться.

― За четыре долгих года мало что изменилось. В течение дня Эмми была вся моя. Я заботилась о ней, поддерживала, защищала. Кормила ее, купала, укладывала в кровать. Но ночами… ночи принадлежали Райану и Люси. В конечном счете, я будто оцепенела. Жила только ради дней. Мне позволяли поспать несколько часов после того, как они уходили, и после я проводила каждую свободную секунду с Эмми. Но ночами… Я была, словно зомби. Но меня ждала Эмми. И только это имело значение. Она была одета и накормлена, у нее были игрушки, парки и площадки для игр, и пока с ней все было хорошо, я тоже была в порядке. Пока однажды все не изменилось.

Я чувствую слезы, горячие, настойчивые, обжигающие. Сердце колотится в груди, требуя освобождения. Будто сами воспоминания живут во мне. Чужие когти на пути к свободе.

― Я уснула всего на несколько минут. Эмми заболела, и я провела рядом с ней две бессонные ночи. Она смотрела мультфильмы, когда я прикорнула на диване. Когда я проснулась, ее не было. Я обошла весь дом в поисках ее. Даже проверила задний двор, предположив, что она могла выйти наружу покататься на качелях. Но и там ее не было. Как и Райана. ― Моя речь становится все более торопливой, дыхание ― более неистовым. Голос с трудом походит на мой собственный. Он звучит резко и нетвердо. ― Даже не помню, как поднялась по лестнице. Только помню, как молилась, чтобы с ней ничего не случилось, чтобы он ее не тронул. И тогда я услышала ее крик. В точности как тот, что ты слышал недавно.

Я закрываю глаза. Нужно заставить себя успокоиться, вспомнить, что она в безопасности. Что мы скрылись туда, где никто не сможет нас найти. Даже Райан.

― Он снял с нее штаны и трусики и держал ее, п-пытаясь…

― Стой! ― резко говорит Коул. ― Пожалуйста, хватит. ― В его голосе звучит мука. И я чувствую нечто подобное.

Закрываю лицо ладонями и позволяю рыданиям вырваться наружу. Глубоким, причиняющим душевную боль. Вместе с ними выходит и часть моей души, та, что была надежно спрятана с тех самых пор. Но так нельзя. Ради Эмми. Меня переполняет злость. Страх парализует. Но я нужна Эмми, поэтому нужно все это преодолеть. Стать сильнее.

― Когда Люси увидела, что я сделала с лицом Райана, когда услышала, что собирался сделать он, то на следующий день отвезла меня в город, дала пятьсот тысяч долларов и велела исчезнуть. Ей не нравилось, что Райан слишком сильно хотел меня. Хотел Эмми. Это больше не было забавно. По крайней мере, не для нее. Но меня это устраивало. Что угодно, лишь бы убраться подальше. И мы так и сделали. Мы с Эмми исчезли. Это было два года назад.

Коул поворачивается ко мне, на его лице ― смесь ярости и боли. Я ясно вижу это, несмотря на слезы, заливающие глаза. Как и всегда, сначала он просто смотрит на меня, но потом подходит ближе. Медленно опускается на колени, берет меня за руки. Смотрит на них так, словно в любой момент они могут заговорить. Потом подносит их к губам, целуя каждый пальчик. Когда он заканчивает, поднимает на меня взгляд.

― Иден, я… ― начинает он. Его голос низкий. Хриплый.

Он не заканчивает фразу. Вместо этого стягивает меня на пол и заключает в объятия. Мы достаточно долго стоим так ― на коленях, моя щека прижата к его груди, его губы касаются моих волос. Так долго, что я уже знаю ритм его сердца лучше, чем свой собственный. И мое сердце начинает следовать за ним, выравнивая ритм, биение за биением.

Мы дышим вместе, сердца бьются в унисон, оба получили достаточно ран, но теперь мы даже ближе, чем тогда, когда его плоть проникала глубоко в меня. Теперь мы одно. Два сломленных существа, черпающих силу в том, что осталось от другого. Нам обоим сильно досталось, и дорогой ценой было заплачено за то, что пришлось оставить, за то, что было позволено сохранить. Может быть, этого будет достаточно, чтобы создать нечто целое. Склеить наши осколки. Вместе.

Проходят минуты, часы, дни прежде, чем Коул произносит:

― Она поэтому не разговаривает?

Я киваю.

― Избирательная немота. Она разговаривает лишь со мной с того самого дня, как я оттащила от нее Райана. ― Мой голос ― шепот в тишине, шелест дождя в коридорах мавзолея.

― А ночные кошмары?

― Их становится все меньше. И она быстрее избавляется от них. Но она все еще сосет большой палец. Эмми снова начала делать так после Райана. Доктора говорят, что время и нормальная безопасная жизнь помогут ей излечиться.

Еще одна длинная пауза. Я слышу ровное биение сердца Коула, его отрывистое дыхание. И затем его зловеще-холодное:

― Если я когда-либо увижу его, то вырву ему глотку.

Я лишь зажмуриваюсь при мысли о том, что снова могу увидеть Райана.

― Он не сможет нас найти. Никогда. Я не могу рисковать Эмми. Он может попытаться забрать ее.

― Я никогда не позволю этому случиться. Ему придется сначала убить меня.

Ярость в его тоне не пугает меня. Лишь позволяет почувствовать, что я в безопасности. Как и его сильные руки, что до сих пор не отпускают меня.

― Мамочка? ― доносится сонный голос.

Коул замирает, словно мы ― двое молодых любовников, застигнутых под трибуной ректора в момент поцелуя.

― Черт, ― мягко шепчет он мне в волосы.

Я освобождаюсь из рук Коула и поворачиваюсь к Эмми. Не хочу виновато отскакивать прочь, словно мы делаем нечто плохое. Мы просто стоим на полу на коленях, крепко обнимаясь. Ничего недостойного или пошлого. Просто моя дочь прежде не видела хорошей, здоровой близости между мужчиной и женщиной. Это может удивить ее или смутить. И еще я радуюсь, что мы не занимались кое-чем другим.

«Мило, Иден. Очень мило. Хорошее, твердое воспитание».

― Иди сюда, малыш, ― говорю я ей, распахивая объятия. Эмми сонно трет глаза, шагает через гостиную и бросается ко мне. Она проснулась немного раньше, чем обычно, вероятно, из-за ночного кошмара.

Я чувствую, как она вытягивает шею, чтобы посмотреть на Коула, который отступил на несколько шагов. Он интуитивно чувствует, что может ей не понравиться, на уровне подсознания, как может лишь тот, кто когда-то был отцом.