– Мне интересно. Продолжайте, пожалуйста. А как вы стали врачом? Почему именно врачом, а не, как вы говорили, бухгалтером?

– Спортивная квота. Играла за сборную института. В тот год спорт был на подъеме, все институты старались заполучить к себе спортсменов. Просто повезло. И Димдимыч помог. Это была его заключительная игра как тренера.

Людмила Никандровна Морозова, врач-психиатр, смотрела на сидящую перед ней женщину и не понимала, с чего вдруг так разболталась и почему обычный прием превратился чуть ли не в исповедальный монолог, причем не со стороны пациента. И что вообще на нее вдруг нашло? Вряд ли дело в пациентке, которая в ее услугах, откровенно говоря, не нуждалась вовсе. Но таковы были последние тенденции, которые Людмила Никандровна как врач могла только приветствовать. Мода на психологов, большую часть которых составляли самоучки-домохозяйки, желавшие стать дизайнерами или писательницами, но вдруг решившие, что все понимают в человеческих душах, к счастью, начала проходить. Людмилу Никандровну раздражало не столько поветрие на псевдоцелителей, сколько неправильное написание специальности. У нее на приеме была одна такая доморощенная психологиня, которая тут же вручила визитку, на которой значилось «психиато́р».

– У вас ошибка, – указала Людмила Никандровна.

Дамочка что-то говорила, а Людмила Никандровна искренне ей завидовала. Этот синдром, когда ты считаешь, что абсолютно все понимаешь в профессии, обычно настигает студентов после первой сессии. После второй, летней, они спят с медицинской энциклопедией и находят у себя все болезни сразу. Но эта пациентка застыла на стадии всезнания. Людмила Никандровна поражалась, даже восторгалась, непогрешимой уверенностью этой дамы в собственных знаниях. Она считала, что на основании личного опыта – «целых трех лет брака» – может специализироваться на семейной психотерапии. И пришла на прием к психиатру, чтобы разобраться в синдроме Мюнхгаузена, который тоже вошел в моду. Все находили этот синдром или у себя, или у близких. Дамочка даже выучила слово «делегированный» и старалась использовать его в речи как можно чаще.

Людмила Никандровна тогда от усталости и раздражения повела себя некорректно – посоветовала женщине переключиться на дизайн, желательно ландшафтный, поскольку растения тоже жалко, но не так сильно, как людей. К собственному облегчению, пациентку она больше не увидела.

Так что она заранее приветствовала таких пациентов, которые за помощью и рецептом шли к врачу, а не занимались самолечением, колдовством и целительством. Но в этом случае она совершенно растерялась.

Анна – так представилась молодая женщина – пришла не с улицы, а по рекомендации давней, еще со школьных и студенческих времен, лучшей подруги Людмилы Никандровны. Нинка, Нина Михайловна Филиппова, была капитаном их волейбольной команды, а ныне врачом-косметологом, а если точнее – онкодерматологом. Тогда, сто лет назад, по той самой спортивной квоте им предложили выбрать любую специализацию. Людмила Никандровна, в те времена просто Мила, выбрала психиатрию, а Нина – дерматологию. Подоплека подобного выбора имелась только у Милы – она хотела разобраться с собой и собственной матерью. А еще хотела, чтобы ее никто не трогал – на их факультете царила скука. Среди студентов было несколько детей и внуков авторов учебников, по которым они учились. Нашлись и представители знаменитых врачебных династий. Ну и чокнутых на всю голову хватало. А Нина выбрала дерматологию только потому, что там не было конкурса, зато имелась своя рок-группа, в которой она тут же стала незаменимой ударницей, и своя команда КВН, в которой Нинка – дылда под два метра ростом, харизматичная, яркая, – тут же сделалась звездой и заводилой.

«Надо бы самой до Нинки наконец доехать», – в очередной раз подумала Людмила Никандровна, глядя на пациентку. Та была из счастливой категории женщин без возраста. Ей можно было дать от тридцати до сорока пяти, в зависимости от освещения и достижений современной эстетической медицины. Скорее всего, не больше тридцати пяти. В тридцать пять все-таки еще другая энергетика. Еще горят глаза, и в жестах прорывается импульсивность. После сорока у большинства женщин уже спокойный потухший взгляд и сквозит некая обреченность. Как правило, это никак не связано с принятием возраста и неизбежного процесса старения. Скорее, равнодушие, усталость. Многим хочется это смахнуть, стереть, пусть на время, даже короткое, и тогда случается связь. Именно случается. Как состояние опьянения в молодости, когда нахлебался дешевого вина или шампанского. Ударило в голову быстро, ярко, потянуло на подвиги, а потом голова болит так, что хочется застрелиться. Плюс побочные явления – диарея и рвота, причем одновременно. Не от алкоголя, от осознания того, что связь токсична. При крепкой психике женщина отделывается «побочкой» в виде поноса и днем, проведенным в кровати. При тонкой нервной организации на проблемы с желудком, который уже не так крепок, как в молодости, бессонницу и внеплановый поход к гинекологу накладываются стыд и прочие чувства – от предательства до брезгливости. Отрезвление от чувств наступает быстрее, чем хотелось бы. Что поделаешь – возраст, опыт.

Людмила Никандровна рассматривала сидящую перед ней молодую приятную женщину и отметала один диагноз за другим. Замужем, говорит о муже с улыбкой и нежностью. Выглядит прекрасно. Речь грамотная. Сидит ровно, спокойно, скрестив ноги на манер выпускниц католических школ – колени вместе, руки спокойные, лежат на коленях. Ни единого признака хоть малейшего расстройства. Тогда что? Зачем Нинка отправила ее на консультацию?

Нинка иногда отправляла к ней своих клиенток, которые пришли за красотой. Как правило, им помогали мягкие антидепрессанты плюс Нинкины золотые руки. Клиентки, пришедшие за порцией ботокса, и не догадывались, что Нинка онкодерматолог, причем со степенью кандидата наук. А Людмила Никандровна – не психолог-самоучка, а врач-психиатр, много лет отработавшая в наркологической клинике.

– Мила, привет, тебе позвонит женщина. Анна Смирнова. Поговори с ней, – попросила Нинка.

Людмила Никандровна состроила гримасу, которую подруга тут же почувствовала.

– Просто поговори с ней. Я тебя прошу.

– Ты что, сама не можешь ей пустырник прописать? – хмыкнула Людмила.

– Могу, конечно. Но ты же у нас психиатр, а я так, за носогубные складки отвечаю, – хохотнула Нинка.

Нет, были и особенные случаи. Как только Нинка их распознавала? Людмила Никандровна не переставала удивляться настоящему, нутряному, чутью своей подруги. Вот она была настоящим врачом. И стала бы отличным психиатром. Нина все понимала про человека, когда тот только появлялся на пороге ее кабинета. Она успевала работать в физдиспансере, в частной клинике, где женщинам обещали пусть не вечную и пусть не молодость, но достойный вид, а еще – писать научные работы, ездить на учебу, повышать квалификацию. Нинка отвечала не только за родинки, морщины, маски, чистки, уколы красоты, лазеры и прыщи, но и распознавала начальную стадию послеродовой депрессии, видела нервные тики до того, как они становились заметны окружающим, собаку съела на обсессивно-компульсивных расстройствах.

Людмила Никандровна давно потеряла интерес к профессии как к творчеству, развитию, откровению. Она всегда была ремесленником, трудягой, профессионалом высокого класса, но никогда не замечала за собой такой страсти, которая жила в Нинке. Та хотела творить, создавать, развиваться, двигаться. Защищать кандидатскую, становиться соавтором учебника. Лишь бы не стоять на месте. А Людмила Никандровна как раз хотела остановиться и замереть пусть в призрачной, но стабильности.

Людмила Никандровна стала хорошим врачом и выглядела именно так, как должен выглядеть врач, – строгая, с ранней сединой в волосах, которая вдруг вошла в моду. Нинка же ругалась матом, как в молодости, громко хохотала, рассказывала анекдоты, исключительно пошлые. В ее кабинете всегда стояла бутылка коньяка – для клиенток, которые пришли на болезненную процедуру или просто хотели вместе с порцией уколов красоты снять усталость. Постоянным клиенткам Нинка говорила: «Ну, мать, ты даешь». К молодым обращалась: «Звезда моя». Нинка, обкалывая пациенток, успевала выслушивать жалобы на любовников, мужей, детей, свекровей. Как-то Людмила Никандровна пришла к подруге по записи и сидела в общей очереди. Нинка ее даже не сразу заметила. Людмила Никандровна иногда любила приходить на прием к подруге и посидеть среди пациенток – понаблюдать. Сверить свои ощущения с Нинкиными комментариями. Людмиле Никандровне было важно убедиться, что она еще видит, слышит, чувствует.