Прочих родственников, в особенности брата, который, кстати говоря, за щедрые пожертвования в пользу какого-то научно-исследовательского института уже несколько лет числился доктором honoris causa и почетным членом ученого совета университета, он не навещал никогда, да и виделся с ними чрезвычайно редко. Как было известно Управлению безопасности, братья встречались в последние годы лишь дважды, и то случайно, один раз - в каком-то миланском отеле.
Делать из сказанного поспешные выводы было бы глубоким заблуждением. Тут и речи не могло быть ни о натянутых отношениях, ни тем более о распрях. К дням рождения и к другим подобным событиям аккуратно и взаимно посылались поздравительные открытки. Д'Артез говорил о брате не иначе как о "господине генеральном директоре", без намека на иронию, только объективно констатируя факт, а генеральный директор в свою очередь называл д'Артеза, если о нем заходила речь, "мой брат, известный деятель искусств". Именовать брата артистом или комическим актером он избегал хотя бы из уважения к жене и детям, разумеется не раз слышавшим от знакомых: "Ах, вы в родстве с д'Артезом? Как интересно!"
Что же до упомянутых поздравительных открыток, то д'Артез, следует заметить, и дочери советовал их посылать. Он даже составил для нее список дней рождения всех родственников. У Эдит Наземан это вызывало лишь раздражение, охотнее всего она ничего общего не имела бы с этим семейством.
- Меня там только терпят, потому что и я случайно называюсь Наземан, им ничего другого не остается, - говорила она. - Зачем стану я посылать им открытки? Они еще вообразят, будто мне от них что-то нужно.
- Они все равно так думают, - отвечал д'Артез, - иначе они думать не могут. Отчего бы тебе не сделать им это одолжение?
Эдит Наземан никак не желала соглашаться с отцом, считая подобную тактику малодушной. Впрочем, и Ламбер, которому она как-то пожаловалась, не поддерживал идеи с поздравительными открытками. Тема эта, по-видимому, не однажды обсуждалась отцом и дочерью, и это тем более странно, что д'Артез, насколько известно протоколисту, всячески избегал давать советы другим, и прежде всего дочери, относительно ее поведения. В этом Ламбер был с ним полностью согласен.
- Мы потеряли право что-либо кому-либо советовать, - заявил он однажды, когда протоколисту важно было получить его совет.
Правда, Ламбер не всегда придерживался этого правила, темперамент его подводил.
Эдит Наземан в конце концов примирилась с советом отца, не будучи убеждена в его правоте. Она сделала это больше из любви к отцу и полагала, что, рассылая дурацкие открытки к дням рождений, оказывает ему услугу. Трогательно было видеть, как она постоянно вставала на защиту отца, даже когда не понимала его. Тогда-то она и подавно вставала за него горой.
Что касается дней рождения, то д'Артез сказал ей следующее:
- Они нас так и так обсуждают, больше им не о чем говорить. Оттого-то нам и следует давать им пищу для разговоров, по крайней мере будешь знать, что о тебе говорят. Только этим от них и защитишься. Им хоть бы чем-нибудь себя занять. Представь себе, с какими минами они передают из рук в руки твою открытку! Пошлешь им репродукцию абстрактной картины - скажут: о, она строит из себя современную женщину. А пошлешь икону - удивятся: неужто она стала богомольной? Обо всем этом им легко говорить. И нам с ними надо говорить на их языке. Как иностранец иной раз правильнее говорит по-немецки, чем мы.
Кстати, собираясь во Франкфурт, д'Артез всегда заранее предупреждал дочь, тогда как своему другу Ламберу звонил только по приезде в отель правда, сейчас же, чтобы условиться на вечер. Все это в общих чертах было известно Управлению безопасности, и никакой надобности интересоваться этими делами во всех подробностях оно не видело.
Однако же все разом изменил настоятельный запрос французской полиции, которая обратилась в Управление за сведениями о лицах, известных в Германии под именем д'Артез. Они и в самом деле запрашивали о лицах, словно их было не одно и не два. Запрос был послан из Бонна в Западный Берлин, а оттуда уже во Франкфурт, так как д'Артез по случаю кончины матери находился именно там, и на сей раз даже больше недели.
3
Погребение престарелой госпожи Наземан состоялось на бад-кенигштейнском кладбище, в тесном семейном кругу, как было объявлено, что, разумеется, не соответствовало действительности, ибо клиенты и заказчики не преминули принять участие в похоронной процессии и пожать над могилою руки скорбящим родственникам. В траурном извещении выражалась просьба воздержаться от возложения венков и рекомендовалось вместо этого передать пожертвование в Красный Крест. Режиссура, как якобы сказал д'Артез, не упустила даже самой малости из того, что производит на читателя газет впечатление благочестия и скромности.
Прессу же, и не только местную, больше всего заинтересовало, что гроб был установлен для прощания в одном из громадных цехов завода. Это позволило сделать превосходные по сюжету снимки для иллюстрированных журналов и кинохроники. Усыпанный цветами гроб, венки с гигантскими, живописно расправленными лентами, чтобы каждый прочитал, что на них начертано: "Нашей незабвенной директрисе" или: "Попечительной матери нашей фирмы" и многое другое, что создавало впечатление царящего на заводе климата сердечности. Добавьте к этому станки и конвейеры вокруг гроба и, наконец, персонал, торжественным потоком обтекающий гроб, женщины и девушки, возлагающие на него трогательные букетики, все, само собой, в рабочей одежде и, стало быть, совершенно стихийно выражающие свое горе. Весь персонал отпустили с половины рабочего дня.
Нечего и говорить, что в видных деятелях недостатка не было. Фотографии запечатлели министра, двух-трех обер-бургомистров с супругами, изобразившими на лицах скорбь, и даже генеральский мундир.
- Гляди-ка, - заметил будто бы д'Артез, разглядывая снимки, - обо всем подумали.
- Чистейшее надувательство! - возмущенно воскликнул Ламбер, как впоследствии рассказала протоколисту Эдит Наземан.
На похороны были, конечно, приглашены пресса и телевидение. Без конца вспыхивал магний, и все действо освещалось прожекторами. Для журналистов и операторов в столовой завода был приготовлен богатый выбор холодных закусок.
