Во время приготовления к обеду я предложил прогулку в лесок, чтобы увериться в отсутствии подозрительного соседства. Мы встретили только несколько диких кошек, которые охотились на барсуков и при нашем приближении обратились в бегство.
После обеда жара стала до того удушливой, что нельзя было предпринять ничего. Вечер пошел на приготовления к следующему дню, в который мы намеривались совершить более дальнюю прогулку, чем все прежние.
На восходе солнца я и трое сыновей моих были готовы, и, позавтракав, мы отправились в сопровождении собак, кроме Билля. Проходя через ущелье, мы нашли свой бамбуковый завал разрушенным - вероятно, господствовавшими в последнее время сильными ветрами и наводнениями, - и убедились, что именно через этот проход боа проник в наши владения. Мы решились исправить эти повреждения на своем обратном пути.
Прежде чем пойти по степи, саванне, мы остановились полюбоваться представившимся нам обширным ландшафтом. Налево, за ручьем, который мы назвали Восточным, тянулась до самого дальнего небосклона волнистая цепь гор, осененных зелеными лесами и одиноко стоявшими пальмами, рисовавшимися на спокойном небе. Направо воздымались к небу гребни крутых скал, голых, грозных, которые как будто отступали с равнины, и которых последние ряды терялись в облаках. Таким образом эти громадные скалы служили естественной границей величественному ландшафту.
Мы перешли ручей вброд, и берега его показались нам еще довольно веселыми, потому что открывали нам, в сторону гор, зеленые рощи. Но по мере того как мы двигались дальше, страна принимала более и более вид знойной пустыни. Почва не представляла уже следов влаги; трава исчезла; редкие растения были сухи, колючи, неприятного вида, вполне согласуясь с раскаленной почвой. К счастью, мы перед уходом от ручья догадались наполнить свои тыквы водой.
После двухчасовой утомительной ходьбы, в течение которой мои три товарища произносили только жалобы на зной и усталость, мы достигли подошвы горы, которую избрали сначала целью похода, и, не желая идти дальше, легли в тени скалы, с намерением отдохнуть и освежиться.
Мы молча созерцали расстилавшуюся перед нами далекую равнину, голубые горы, замыкавшие ее на расстоянии пятнадцати или двадцати лье*, и Восточный ручей, сменившийся по равнине в резком противоречии с ней.
______________
* Французская путевая мера в 3,75 версты.
Мы уже несколько минут отдыхали в тени скалы, когда Кнопс с криком и свистом кинулся на скалу, увлекая за собой собак. Нам не хотелось подниматься, отчасти потому, что мы приписывали тревогу какой-нибудь пустой причине, отчасти и потому, что уже взялись за запасы и с должным рвением принялись уничтожать их.
Вдруг Фриц, который во время еды не переставал глядеть внимательно вдаль, быстро вскочил.
- Что это такое? - вскричал он. Как будто два человека верхами... Третий подъезжает к нам галопом... Они едут в нашу сторону... Папа, не дикари ли это пустыни?..
- Не может быть, друг мой, - ответил я. Но осторожность не мешает. Возьми подзорную трубку и посмотри повнимательнее. Что ты видишь?
- Местами пасутся многочисленные стада... вижу, что движутся стожки сена... нагруженные телеги ездят между лесом и ручьем... Что бы это такое было, папа?
Я улыбаясь взял подзорную трубу и объявил взволнованным детям, что мнимые всадники не что иное, как большие страусы, за которыми мы, если захотим, можем поохотиться, пользуясь представившимся удобным случаем. Дети охотно согласились.
Страусы продолжали приближаться к нам. Я решился обождать их и потому велел Фрицу подозвать и удержать собак и обезьяну, а сам с Эрнестом притаился во впадине скалы, к которой вскоре подошли Фриц и Жак, сдерживая собак и Кнопса.
Страусы все приближались, и мы могли уже отчетливо разглядеть их. Их было пять штук, в том числе четыре самки и один самец, отличавшийся белыми перьями.
- Чтобы нам поймать хоть одного страуса, постарайтесь не испугать их, потому что на бегу страуса не догнать и лошади. В этом случае нам мог бы помочь только орел...
Страусы приблизились к нам шагов на сто; заметив нас, они остановились в тревоге. Но так как мы сдерживали собак и сами не двигались, то птицы ободрились и продолжали подходить, смотря на нас с удивлением и забавно ковыляя шеей. Может быть, они привыкли бы к нашему виду и подошли бы настолько, что мы могли бы поймать ту или другую при помощи лассо, если б наши собаки не вырвались и не кинулись с лаем на этот новый род добычи.
Как пух, уносимый ветром, страусы рассеялись по равнине, подняв крылья подобно парусам. Они казались судами, несущимися по необъятному песчаному морю. Через несколько минут мы почти потеряли их из виду.
Однако Фриц, следуя данному мною указанию, быстро снял повязку с глаз своего орла и выпустил его за убегавшими страусами.
Самец, особенно красовавшийся своими перьями, несколько отстал, вероятно, для защиты самок. Это погубило его. Фрицев орел ринулся на него, вцепился ему в шею и быстрее, чем я успел рассказать это, повалил птицу; ему на помощь подоспел шакал. Мы подбежали как раз в то время, чтобы поднять с земли и прикрепить к нашим шапкам еще неизмятые перья бедной жертвы.
Мы пошли дальше. Скоро Эрнест и Жак, шедшие впереди, остановились и громко стали звать нас:
- Идите скорее! Страусовое гнездо!
Мы подбежали и действительно увидели в вырытой в песке яме штук двадцать яиц, белых как слоновая кость и величиною с детскую головку.
- Это великолепная находка! - сказал я, - только не трогайте и не перекладывайте яиц, чтобы наседка, возвратившись, не покинула их.
- Да, кажется, она и без того покинула их, - заметил Фриц.
- Нет, - возразил я, - в этом жарком климате страус обыкновенно предоставляет высиживание яиц солнцу, а согревает их только ночью.
Однако детям сильно хотелось взять пару яиц, чтобы показать их матери. И потому я как можно осторожнее снял верхние два яйца. Навалив на некотором расстоянии от гнезда кучу камней, которая указывала бы нам его, мы отправились далее.
Вскоре мы очутились в зеленой долине, представлявшей приятную противоположность с пройденной нами выжженной равниной. С общего согласия мы назвали долину Зеленой. Вдали местами спокойно паслись стада буйволов и антилоп, к которым мы могли бы подкрасться, если б не испугал их лай наших собак, которые постоянно забегали вперед, ища какой-либо добычи.
Сами того не замечая, мы шли по направлению к пещере, в которой Жак нашел шакала.
Мы находились от нее уже на небольшом расстоянии, когда увидели бегущего к нам Эрнеста. Захотев забраться раньше других в пещеру, в которой мы решили отдохнуть, он опередил нас, но теперь бежал назад, перепутанный и бледный.
- Медведь, папа, медведь! - кричал он, - задыхаясь от ужаса, кидаясь мне на шею и сжимая меня в объятиях, как бы моля о защите.
Ужас Эрнеста был основателен, потому что вместе с лаем собак до нас доносилось рычание, несомненно, хищного зверя. Велев детям быть осторожными, я, с заряженным ружьем, кинулся вперед.
Действительно, вскоре я увидел огромного медведя, вылезавшего из пещеры с целью избавиться от собак, которые не хотели отступать. За этим медведем вылезал еще больший. Фриц, шедший следом за мной, вызвался напасть на второго, тогда как я готовился управиться с первым. На некотором расстоянии позади нас стоял Жак, правда, сильно взволнованный, но готовый дать отпор зверю. Только Эрнест - я должен сказать правду - боязливо отстал.
Фриц и я выстрелили одновременно. К несчастью, выстрелы наши не были смертельны, потому что из боязни ранить собак, которые терзали опасного врага и повисли на нем, мы не могли целиться по выбранному месту. Тем не менее я раздробил одному медведю челюсть, а Фриц попал другому в переднюю лапу, так что если медведи и не были лишены возможности сопротивляться, все же стали менее опасными. С другой стороны и наши собаки не отступали перед страшными противниками. Однако, оба медведя храбро защищались, то сидя, то стоя, угрожая и издавая яростный рык, который отдавался о стены пещеры.
