- Операция производится очень просто, - ответил я. - Когда змея приближается с враждебным намерением, ей подставляют лоскут полотна; она бросается на лоскут и вонзает в него зубы; тогда лоскут быстро вырывают из пасти змеи; зубы отламываются, и на более или менее продолжительное время животное лишено возможности кусать и вредить.

- Но, - возразил Эрнест, высказывая мысль, которую до этого таил про себя, - заклинатели змей, может быть, заколдовывают их?

- Я уже ответил на этот вопрос, друг мой, и думал, что достаточно пояснил тебе таинственное искусство заговаривать змей. Твое упорство видеть в нем что-либо сверхъестественное похоже на склонность невежественной толпы верить в чудесное лишь потому, что оно занимает ее более истины.

- Я не спорю, - снова возразил наш ученый, - но помню очень хорошо вычитанное где-то, что гремучие змеи обладают способностью покорять свою добычу одной силой своего неподвижного взгляда.

- Признавать это - значит принимать следствие за причину. Что кажется чарующим влиянием змеи - есть не что иное, как ужас избранной ею жертвы. Страх приковывает жертву к месту; она не может двигаться следовательно и бежать, и враг ее пользуется этим. Примером тому может служить наш осел. Может быть, впрочем, гремучие змеи издают на близком расстоянии одуряющий запах, который охватывает жертву. Но что допустимо относительно животных, должно быть, как нелепость, отвергнуто относительно человека, который никогда не поддавался ни запаху, ни взгляду гремучей змеи.

- Папа, - в свою очередь обратился ко мне Фриц, - что нужно делать укушенному змеей?

- Прежде всего, дорогие мои, чтобы быть укушенным гремучей змеей, нужно почти добиваться этого, потому что гремучая ленива и нападает на человека, лишь будучи ранена или угрожаема им. Враг, предостерегающий тебя о своем присутствии звуком ли, издаваемым при движении, или распространяемым неприятным запахом, менее опасен, особенно если ты вооружен. Однако предположим, что кто-либо из вас, по собственной ли неосторожности, или по несчастной случайности, от которой избави нас Бог, был бы укушен гремучей змеей. Самым действительным средством было бы вырезать пораненное место или сжечь на нем кучу пороха. Удаются и другие средства, менее мучительные: следует обмыть рану соленой водой, каким-либо находящимся под рукой щелочным раствором или даже маслом. Советовали также употреблять отвар корней американского растения стода сенеги; но так как я не знаю этого растения, то благоразумие заставляет меня советовать вам в случае несчастья прибегнуть к первым двум средствам, какой бы решимости они не требовали. Из этих двух средств вернее вырезывание раны.

- Да средство это, - сказал неженка Эрнест, - хуже самого укушения.

- Ты не сказал бы этого, если бы обдумал, что немного часов после укушения гремучей змеи, если рана не вырезана или не прижжена, наступает мучительная смерть, от которой укушенный мог избавиться!

- А как не хорошо, что на нашем острове есть змеи, - заметил Франсуа, - в Швейцарии их нет, - там лучше.

- Поэтому ты хотел бы уехать с нашего прекрасного острова, - спросил Фриц, - возвратиться в тесные, набитые народом улицы, бросить ананасы, кокосовые орехи, наших животных пещеру, дом на дереве? Прикажешь взять тебе место в почтовой карете?

- Ты всегда смеешься надо мной, - сказал Франсуа, - ты злой. А я все-таки не хочу любить змей.

Да и я почти соглашаюсь с Франсуа, - заметила жена, - во всякое ваше отсутствие я буду страшно беспокоиться.

- Будь мужественна, - сказал я ей, - и надейся на Бога.

XXV

НАДПИСЬ НА МОГИЛЕ ОСЛА. ЧУЧЕЛО БОА

Во время нашего продолжительного разговора мы отдохнули от работы и всех предшествовавших тревог.

Мы сидели под тенью огромной скалы; подле нас лежали заряженные ружья и пистолеты. Посмеиваясь над робостью Эрнеста, заставившей его, во время нашей битвы с чудовищным пресмыкающимся, оставаться сзади, я вздумал предложить ему составить эпитафию нашему ослу и тем доказать свое сочинительное дарование. Предмет, конечно, стоил попытки.

Эрнест не заподозрил в моих словах ни малейшей насмешки; напротив, он совершенно добродушно принял мой вызов. Минут десять спустя лицо его озарилось довольством.

- Эпитафия готова! Но, - прибавил он, - ты не смейся, папа.

Я ободрил Эрнеста, и он прочел нам свое произведение не без легкого стыдливого румянца: "Здесь покоится честный осел, жертва своей опрометчивости, которой он спас от жестокой и верной смерти четырех детей, их отца и мать, выброшенных морем на этот остров".

- Хорошо, друг мой; мы высечем эту надпись на том обломке скалы, подле которого погиб осел.

Говоря это, я вынул из кармана карандаш, который всегда носил при себе, и пошел начертить эпитафию на упомянутом обломке.

Когда я кончил писать, к нам подошел Фриц, ходивший в пещеру за вьючными животными, чтоб при помощи их перевезти к пещере труп убитого врага. Но прежде я вытащил из пасти и желудка боа остатки нашего бедного осла, которые мы зарыли в глубокую яму и завалили обломками скал, чтобы предохранить труп от хищных зверей.

Потом мы припрягли к змее быков, и они стащили ее к пещере.

Прибыв туда, дети спросили меня, - папа, каким образом снять нам шкуру с этого гадкого животного, которое, однако, надобно сохранить как трофей?

- Я укажу вам способ, который, может быть, удастся. Вы разрежете шкуру вокруг шеи, немного отвернете ее и прикрепите к земле веревками и колышками. Затем вы припряжете быков к голове и тихо поведете их от змеи; таким образом кожа отдерется от тела. Вывернутую кожу вы натрете солью и золой; потом, вновь выворачивая кожу, вы станете набивать ее по частям мохом, затем зашьете надрез у шеи и, придав чучелу наиболее подходящее положение, дадите ей высохнуть на солнце.

Эти указания были вслед затем исполнены четырьмя детьми под наблюдением Фрица. Я же пока вынимал мозг из головы змеи, чтоб он не загнил и в нем не завелись черви.

Когда чучело было набито, нужно было придать ему естественное положение, и это нас затруднило. Один предлагал одно, другой другое, и никто не удовлетворял остальных. Наконец я обернул змею около пня, вышиной до трех футов, оперев ее грудь на сглаженный верхний конец пня, таким образом, что голова и шея змеи были вытянуты вперед в угрожающем положении. Разумеется, пасть была открыта и язык высунут, и мы выкрасили их в красный цвет соком индийских смокв. Вместо глаз я вставил, за недостатком стекла, округленные и выкрашенные кусочки гипса, покрытые прозрачным рыбьим клеем. Чучело до того походило на живую змею, что долго возбуждало в нас глубокое отвращение и невольный ужас. Потом оно было поставлено при входе в наш музей, над дверями которого дети сделали следующую двусмысленную надпись: "Ослам вход воспрещается".

Мне пришла было мысль пристыдить детей за насмешку над нашим несчастным ослом; но надпись рассмешила и меня самого, и я был обезоружен.

XXVI

ПОХОД. НОВАЯ ПЕЩЕРА.

ВАЛЯЛЬНАЯ ГЛИНА. ГОРНЫЙ ХРУСТАЛЬ

Хотя угрожавшая нам опасность миновала, но я не мог вполне успокоиться, довольно правдоподобно рассчитывая, что так как убитая нами змея была самка, то нам, пожалуй, придется еще встретиться с другими особями того же вида змеи - самцом или детенышами.

И потому я задумал устроить два поиска: один окрест пещеры, а другой около Соколиного Гнезда; последний поиск надобно было, по-моему мнению, распространить до Проспект-Гилля, по направлению к которому находился скалистый проход, который мог служить дорогой страшному гостю.

Отправляясь на поиск к Гусиному болоту, я заметил в Жаке и Эрнесте нерешительность; оба они еще не вполне освободились от тяжелого впечатления, произведенного на них змеею и гибелью нашего осла, что весьма понятно в таком возрасте.

- Да, меня пронимает дрожь, - сказал Жак, - когда я вспомню неприятное чувство, испытанное мною благодаря чудовищу. Мне казалось, что оно переломало мне все кости.