– С этим пусть инквизиция разбирается, – процедил Кольшрайбер.

Дрожащим от ярости пальцем он указал на Маргариту. Та закрыла лицо ладонями. Иоганн обнял ее: она была холодна как камень. Сложно было понять, дошел до нее смысл его слов или нет.

Обычный механизм…

– Я с самого начала не доверял этой девке. Будь проклят тот день, когда ее отец выдал ее за меня! – выкрикнул Кольшрайбер. – Дьявол вселился в нее и говорил ее устами каждую ночь. Видит Бог, я все испробовал! Отправил ее в монастырь, но зло, видно, не искоренить из нее, и только огонь сможет ее очистить. – Он решительно кивнул. – А что до тебя, парень…

Винодел с ехидством взглянул на Иоганна. Тот по-прежнему держал Маргариту в объятиях, словно мог таким образом защитить от всех невзгод.

– Я тебя знаю! Все выспрашивал тогда в трактире, пытался разнюхать про мою жену… Похотливый шут!

Ганс Альтмайер ухмыльнулся.

– Ректор Галлус наверняка заинтересуется, что за дьявольскую штуку выдумал его любимчик. И с какой девицей он повязался… С монахиней! – Он с наигранной скорбью покачал головой. – Боюсь, в университете ты теперь не задержишься, Фауст… если тебе не грозит кое-что похуже. Как уж ты там говорил? Можно и бродячим схоластом подохнуть в канаве…

– Довольно болтать, – прорычал Кольшрайбер. – Хватайте обоих!

Последние слова были адресованы стражникам, и те, опустив копья, двинулись на Иоганна и Маргариту. Двое из них схватили Маргариту, которая словно и не сознавала, что происходит вокруг. Она принялась напевать себе под нос. Иоганн узнал мелодию и вздрогнул.

Наберите зелени, что в саду растет, нашей Гретхен под венец – время-то не ждет. Красное вино, белое вино – завтра свадьбе быть…

Та самая песенка, которую они с Маргаритой так часто пели в детстве.

– Уберите от нее лапы! – проревел юноша.

Он бросился на стражников, завязалась драка.

– Не усугубляй положение! – крикнул Якоб Кольшрайбер. Он ввязался в свалку и схватил Иоганна за ворот, точно зайца. – Или хочешь на костер вместе с ведьмой? Хочешь сгореть ради этой потаскухи?

Маргарита между тем сжалась в комок и скулила. Кольшрайбер подскочил к ней и пнул. Ярость захлестнула Иоганна темной волной, затмила рассудок. Такого с ним не бывало даже в тот миг, когда он убил французского солдата. Ненависть заполнила собою все его нутро. Юноша и сам не понял, как в руке у него оказался нож. Он замахнулся и ударил, а потом еще, и еще… Это было так приятно! На мгновение чувство облегчения разлилось по телу, Иоганн ощутил сладостный привкус мести. Ему вспомнилось, что говорил Тонио, когда отдал ему нож.

Я дарю его тебе… Он рассекает кожу и жилы, как бумагу…

Кольшрайбер захрипел и стал оседать. Кровь текла из многочисленных ран в его животе.

– Ты… проклятый дурак! – просипел он и повалился наземь.

Стражники замерли в ужасе и уставились на истекающего кровью винодела. Они словно чувствовали, что юноша с ножом не в себе, что какая-то темная сила завладела им. Несколько мгновений слышны были лишь стоны Кольшрайбера. Ганс Альтмайер тоже отпрянул, но глаза его сверкали.

– Поздравляю, Фауст, – прошипел он. – Ты сам себе вырыл могилу.

Иоганн в ужасе смотрел на окровавленный нож, лишь теперь осознавая, что натворил. Он взглянул на Маргариту; та сложила руки на груди, раскачиваясь из стороны в сторону, и все напевала себе под нос.

Красное вино, белое вино – завтра свадьбе быть…

– Маргарита… мне… мне так жаль… – выдавил Иоганн. – Я… лишь хотел… чтобы мы были счастливы…

Никто из стражников так и не пошевелился. Они со страхом смотрели на нож в руках Иоганна, которым тот устроил только что такую резню. Кольшрайбер затих, вокруг его грузного тела растекалась лужа и поблескивала красным в свете факелов. Наконец стражники опомнились.

– Хватайте его! – крикнул Альтмайер.

Иоганн бросился бежать.

– Тебе конец! – раздавался ему вслед торжествующий крик Альтмайера и разносился по пещере. – Конец!

Юноша выскочил наружу. Опустилась ночь; всюду на холмах горели костры, сверкая, точно глаза за темными масками.

– Конец тебе! – было последним, что услышал Иоганн.

И его поглотил лес.

Иоганн бежал вверх по склону, охваченный паникой, как загнанный зверь, не способный ясно мыслить. Точно так же он убегал тогда, в лесу под Нёрдлингеном, от Тонио дель Моравиа и его спутников. Он в одночасье лишился всего. Но в этот раз потрясение было куда глубже.

Ибо он потерял то, что было ему дороже всего на свете.

Маргариту.

Не скоро еще Иоганн осознал, что бежит к вершине горы. Потом деревья расступились. Далеко внизу мерцали огни сторожевых башен, и над ними нависал залитый светом замок. Юноша словно оглядывался на свою жизнь, которая навеки осталась в прошлом.

Все, что дарило ему счастье, осталось в пещере у подножия Хайлигенберга.

Иоганн рвал на себе волосы, кричал и выл, плакал и скулил. Потом свернулся в яме, устланной сырыми, прогнившими листьями, и повторял раз за разом:

– Я… не… хотел… этого…

В какой-то миг к нему пришло осознание, что он сам во всем виноват. Он все поставил на карту – и проиграл. Ему принадлежала идея при помощи ангельского образа склонить к себе Маргариту. И ему следовало учесть, что за ним наблюдают, потому как он давно это подозревал. Всякий раз, когда Иоганн возвращался от монастыря или входил в пещеру, он чувствовал на себе взгляд. Юноша судорожно всхлипнул.

Маргарита…

Он должен был остаться, защитить ее ценой собственной жизни. А вместо этого просто сбежал, бросив любимую на произвол судьбы. Муж Маргариты прямо заявил, что передаст ее в руки инквизиции. Ведь она была не просто монахиней, что связалась с юным студентом, – нет, она подозревалась в связи с дьяволом. И все это из-за проклятой латерны магики! И с чего ему вздумалось использовать ее в своих целях! Но теперь было поздно.

Но что ему оставалось делать?

Альтмайер был прав: теперь двери университета для него закрыты. И в Вену с Конрадом Цельтисом он уже не отправится. Альтмайер наверняка позаботится о том, чтобы слухи о Фаусте, растлителе монахинь и дьяволопоклоннике, разошлись по всем трактирам. Но что хуже всего: Иоганн зарезал Якоба Кольшрайбера. Вероломный ублюдок, наверное, уже мертв. Не то чтобы Иоганн сожалел о своем поступке, но теперь он стал убийцей и должен бежать.

Но тогда придется оставить Маргариту в беде.

Юноша с трудом сглотнул и принял решение.

Он должен отправиться в город и сдаться.

Он убедит дознавателей, что вся вина лежит на нем. Что он совратил Маргариту и соорудил латерну магику. Объяснит, что в устройстве нет ничего дьявольского, что это чистой воды механика. Они всё поймут, и Маргарита будет спасена. По крайней мере, ее не обвинят в колдовстве. Но для этого ему понадобится помощь и, что важнее всего, свидетель, который все подтвердит.

Иоганн решил выждать до утра, а затем разыскать единственного человека, который мог ему помочь.

Валентин.

Ночь юноша провел на вершине холма, глядя на Неккар, который черной лентой пересекал долину, точно гигантская змея. На другом берегу горели огни Гейдельберга, а еще выше мерцали кострища. Время от времени до Иоганна долетали крики – должно быть, это юноши и девушки плясали вокруг костров.

Еще задолго до рассвета Иоганн двинулся в путь. С первыми коробейниками и крестьянами, которые несли свои корзины к рынку, он вошел в город. Грязный и оборванный, юноша и сам походил на нищего. Во всяком случае, стражники не узнали его, и он одним из первых прошмыгнул в ворота.

Кратчайшей дорогой Иоганн поспешил к зданию дионисианума. Там он перелез через каменную ограду и постучал в окно их с Валентином комнаты, сначала тихо, потом погромче. Но никто не отозвался. Неужели Валентин уже отправился на лекцию? Однако было еще слишком рано.

У Иоганна появилось скверное предчувствие.

По улицам стелился сырой туман, и едва ли можно было кого-то разглядеть. Иоганн осторожно пробирался к укреплениям в западной части города, где находилось нужное ему место.