– Тут каждый сам себе хозяин и никому нет дела до других, – ворчал он. – Вот Франция, там другое дело, и Париж – это пуп земли. Но таковы уж немцы: у них мир вращается вокруг ближайшего кабака.

Край, который они сейчас пересекали, назывался Альбигой, или Алльгой. Это была холмистая и суровая местность, жители которой хоть и говорили по-немецки, но Иоганн их совершенно не понимал. Пили они кислое темное пиво, совсем не такое, к которому Иоганн привык в Крайхгау. Родные края теперь остались лишь в воспоминаниях, да и те уже подернулись туманом. Только по ночам, когда черное, беззвездное небо нависало над ним словно саван, его одолевала тоска по дому и он вспоминал маму, Маргариту и Мартина.

Чтобы как-то отвлечься, Иоганн брал с собой в лес не только волынку, но и нож, который подарил ему Тонио. Значение букв, выгравированных на рукояти, по-прежнему оставалось для него загадкой.

G d R…

Иоганн не решался спрашивать об этом Тонио. Ему не хотелось, чтобы наставник опять допытывался, почему он тогда не зарезал этим ножом мерзавца в монашеском одеянии. Юноша и так чувствовал себя в глазах Тонио трусливым и малодушным.

Это был метательный нож, и потому Иоганн упражнялся, бросая его в сухие стволы деревьев. Поначалу выходило ничуть не лучше, чем с волынкой, но со временем он приспособился, и броски стали заметно лучше. Иногда Иоганн представлял себе лица на стволах – Людвига, старших братьев или отчима. Он чувствовал, как с каждым новым броском внутри него вскипает ненависть, и скоро от ярости на лбу у него выступал холодный пот. Тогда он убирал нож в карман и с трудом переводил дух.

Ледяной ветер гулял над полями, и с голых деревьев свисали, подобно кинжалам, длинные сосульки. Далеко на юге вздымались горные цепи, отвесные вершины были укрыты снегом. Иоганн смотрел на них и думал, что где-то там, по ту сторону, раскинулись Рим и Венеция. Просто удивительно: как паломникам удавалось преодолеть эту стену из камня и льда? До сих пор Тонио ни разу не заговаривал о цели их путешествия, но Иоганну не верилось, что они предпримут переход через горы в самый разгар зимы.

Теперь путники хотя бы ночевали не под открытым небом, а в трактирах, разбросанных вдоль дороги. Зачастую это были вновь отстроенные почтовые станции, которые располагали определенными удобствами. Они попадались через каждые двадцать миль, чтобы курьеры могли сменить лошадей или передать следующему посыльному сумку с письмами. Таким образом, за день можно было покрыть сотню миль – в сравнении с их повозкой такая скорость представлялась Иоганну чем-то совершенно немыслимым.

Тонио вел себя как знатный господин и в трактирах всегда требовал лучшую комнату. Иоганн, будучи учеником, ночевал в конюшне, рядом с повозкой. Там, по крайней мере, было тепло и он мог спокойно отдохнуть. Вот если б еще птицы в клетке не досаждали своими пристальными взглядами… Казалось даже, что они сторожили его, а потом докладывали обо всем хозяину.

Теперь Тонио нередко принимал страждущих прямо за столом в трактире, как это уже было в Книтлингене. Всякий раз, когда прославленный магистр Тонио дель Моравиа раскладывал на столе свои книги и пергаменты со странными письменами и рунами, вокруг него мгновенно собиралась толпа. Переплетенные в старую кожу фолианты были частью представления – глядя на них, люди понимали, что перед ними ученый человек. Теперь Иоганну впервые представилась возможность посмотреть, чем же занимался его наставник.

Способов предсказывать будущее существовало довольно много. Как правило, Тонио читал по ладони, водя при этом по линиям и бормоча таинственные формулы. Если перед ним была молодая девушка, он говорил: «Посмотри, пояс Венеры и линия сердца пересекаются прямо на холме Луны. Хороший знак! Не позднее следующей весны тебя поведет к алтарю красавец жених». Если же он имел дело с пожилым человеком, предсказание звучало так: «Линия жизни часто ветвится, но тянется к основанию ладони. Благословением Бога тебя ждет долгая жизнь, богатая на события».

Вот что Тонио и называл искусством хиромантии. Как правило, наставник сулил хороший урожай на будущий год, скорую свадьбу или денежное благополучие. И никогда не предсказывал тяжелые удары судьбы или смерть.

Тем, кто готов был заплатить, Тонио предсказывал судьбу по воде или по языкам пламени в очаге. Эти таинственные искусства назывались гидромантией и пиромантией. Кроме того, наставник мог читать по облакам, по картам или кристаллам.

Порой кто-то просил составить гороскоп, хоть и случалось это довольно редко. В основном это были богатые горожане, деревенские старосты и бургомистры, а однажды к нему явился даже почтенный аббат. Тонио просил назвать день и место рождения и, получив эти сведения, запирался у себя в комнате. Он проводил там всю ночь и следующим утром спускался в зал с мелко исписанным листком бумаги. Выглядел он при этом очень бледным, как будто вовсе не смыкал глаз. На листках Иоганн видел круги и фигуры животных, о значении которых оставалось только догадываться. Но заказчики неизменно оставались довольными.

Больше всего Иоганну хотелось узнать, чем наставник занимался у себя в комнате. Но, сколько бы он ни просил, сколько бы ни напирал, – гороскопы оставались для него тайной. Заглядывать в книги Иоганну также запрещалось. В дороге Тонио прятал их в сундук под лавкой и запирал на тяжелый замок. На постоялых дворах он брал их с собой в комнату. Иоганн подозревал, что книги эти очень старые – и очень дорогие.

Крупных селений они сторонились, что стоило им лишних дней в пути. Всякий раз, когда Иоганн заговаривал об этом, наставник лишь хмуро качал головой.

– Здешний народ не очень-то жалует хиромантов и астрологов, – говорил он. – Это суровые и суеверные люди, некоторые принимают нас за колдунов и даже некромантов. Незачем рисковать. Не хотелось бы угодить на костер – хотя в такой холод это было бы не так уж скверно… Скотская погода!

В середине декабря их настигла такая вьюга, какой Иоганну переживать еще не доводилось. Снежная крупа царапала лицо, ветер рвал на нем плащ. Иоганн ничего перед собой не видел, и порой ему даже казалось, что он внезапно ослеп. Дороги замело, и Иоганну то и дело приходилось слезать с повозки и под ругань наставника разгребать снег лопатой. Они едва ползли, за каждым поворотом их ждал новый сугроб, и вьюга завывала, словно в насмешку над ничтожными смертными.

К вечеру повозка намертво увязла в глубокой колее, и, чтобы выбраться, понадобилось несколько часов. Старый мерин мотал головой и встряхивал гривой. Казалось, бедное животное не пройдет и пяти миль.

– Проклятье, если б ты не прицепился ко мне, я бы давно был в теплых краях, по ту сторону Альп! – бранился Тонио, и голос его тонул в завываниях ветра. – В такое время нельзя задерживаться в пути! Но нет же, приходится разжевывать тебе простейшие фокусы… К счастью, я знаю один трактир неподалеку, можно будет перезимовать там. Ну, пошевеливайся! Или хочешь совсем тут околеть?

Он вспрыгнул на козлы и щелкнул кнутом. Мерин неохотно тронулся с места. При мысли, что следующие несколько недель они смогут греться у камина, у Иоганна потеплело на сердце. Эта борьба со снегом и холодом наконец-то останется позади! И Рождество они отметят в трактире за кружкой пряного вина. Быть может, Тонио выделит ему место в комнате и позволит заглянуть в свои книги…

Уже давно стемнело, когда сквозь снежные вихри наконец показались огни деревни. За ними черными великанами высились горы, безмолвные и неодолимые. Тонио подстегнул мерина, и полчаса спустя они миновали первый дом. В центре деревни находился постоялый двор с конюшнями и хозяйственными пристройками. Дома обступали трактир кругом, образуя своеобразную крепость с единственным входом.

– «Черный орел», – объявил с ухмылкой Тонио и спрыгнул с повозки; за последний час настроение его заметно улучшилось. – Лучший трактир между от Кемптена до Инсбрука! Мне уже довелось раз перезимовать здесь. У них неплохие комнаты, свежие постели, почти без блох и вшей. С вином и едой тоже обстоит неплохо. Сам кайзер как-то раз останавливался здесь во время паломничества в Рим.