В эти дни семейного разлада Кольцов пристрастился почти ежедневно бывать в "Золотом петушке". Ходил он туда один, хотя и порывался захватить за компанию кого-нибудь из своих ребят, но осторожность брала верх: не хотелось объясняться, почему это перед ним расстилают каждый раз скатерть-самобранку и при этом заискивающе улыбаются. Дней десять он ходил в ресторан регулярно, сидел там до самого закрытия, слушал концертную программу или смотрел приглашенное из ближнего зарубежья варьете. Даже стал раскланиваться с завсегдатаями, а таких было немало, но что странно, ни разу не повстречал там Хавтана, хотя пайцза его действовала по-прежнему и никто его ограничивать ни в еде, ни в спиртном не собирался.

То ли Петрович, шеф-повар "Золотого петушка", каждый раз старался обслужить особо важную персону по высшей масти, то ли организм у Кольцова был выдающийся, могучий, за что некогда и полюбила его, салажонка, пышнотелая Люся из "Иртыша", то ли душа у него горела по-настоящему, по-русски, -- сколько бы он ни пил, не пьянел. А выпивал порою за вечер не меньше двух больших штофов шведского "Абсолюта", не считая пива, -- этому факту удивлялись официанты и завсегдатаи за соседними столиками, да, впрочем, и он сам. Уходил, как говорят на Руси, чист как стеклышко, ни в одном глазу.

Хавтан объявился у себя в ресторане почти через месяц после того, как Самурай зачастил в "Золотой петушок": то ли доложили ему, то ли счета непомерные увидел, то ли понадобился сам по важному делу. Появился он неожиданно, Кольцов и не заметил, откуда тот возник, увидел его уже сидящим напротив за столом. Был Хавтан, на взгляд Самурая, расфранчен дальше некуда: в белой бабочке, при белом пикейном жилете с отворотами, сказал, что только что с концерта. Честно говоря, Кольцов до сих пор никак не мог привыкнуть, что Хавтан ходит при галстуке, бывает в театре, для него тот при любой перемене -- даже стань он президентом страны -- оставался бы навсегда фиксатым Хавтаном, хотя железной фиксы уже давно не было, как не было и синюшной татуировки на тыльной стороне правой руки. Была у Хавтана еще одна татуировка, на предплечье левой руки, -- в память о первой любви выкололи ему в карагандинской тюрьме жирными буквами "Соня". И Кольцова вдруг отчего-то заинтересовало, уцелела "Соня" или нет? А может, он ее тоже вывел, чтобы спокойно гулять на пляжах Коста-Браво или Лазурном берегу, не отпугивая наколками новых друзей и компаньонов.

В тот вечер первый штоф "Абсолюта" был опорожнен только наполовину и до горячего еще не дошло, хотя стол оказался щедро заставлен закусками. Кольцов не пьянел, но аппетит имел отменный, да и кухня, что говорить, нравилась ему, особенно дорогие рыбные блюда -- Петрович поистине был русский повар, знал множество старинных рецептов.

Не успел Леонид Андреевич подсесть к столу, как официант принес бутылку "Русской водки" кристалловского завода -- оказывается, Хавтан и на дух не переносил никакого заморского зелья. Халдей опередил Кольцова, занесшего бутылку над рюмкой Леонида Андреевича, и эта расторопность была оценена владельцем ресторана улыбкой и благодарным кивком. Такие знаки внимания Хавтан уделял обслуге не часто, но сегодня он пребывал в добром настроении и был рад, что застал Германа в "Золотом петушке": всего час назад в "Пекине" вспоминали о Самурае -- опять понадобилась его помощь. Выпили, закусили, повторили -- потихоньку шел разговор о том о сем, но Леонид Андреевич не стал расспрашивать, отчего Герман вдруг зачастил в "Золотой петушок", что случилось да отчего душа болит? Не лезть в душу -- одна из главных воровских заповедей. Захочет -- расскажет -- так учили Хавтана с младых ногтей во дворе, так вразумляли "профессора" в тюрьме. Хавтан гордился своими университетами, да и успех был налицо.

Конечно, официант и метрдотели рассказали Леониду Андреевичу, что Кольцов бывает в ресторане почти каждый день и сколько он выпивает. Теперь в этом убедился и сам Хавтан, подливавший Самураю заморской водки уже из второй бутылки. Задачу перед Хавтаном братва поставила серьезную, и она не шла у него из головы. Неожиданная встреча с Германом через пять лет в собственном ресторане, а вернее, оказанные им важные услуги подняли авторитет Хавтана в криминальных кругах очень высоко. Особенно крепко он выручил Шамана, а тот добро не забывает, об этом знают все. Раньше Леонида Андреевича в Барвиху не часто приглашали, слишком высокие люди там собирались, большие государственные вопросы решали, а теперь, когда он доказал, что и сам не лыком шит и может пригодиться даже таким всесильным тузам, он зван туда всякий раз и даже получил право голоса.

Поэтому Хавтан не стал откладывать дело в долгий ящик, до следующего раза, спросил как бы вскользь, но заинтересованно:

-- Гера, а ты со следователем Шкабары знаком?

Герман, хотя и приканчивал вторую бутылку, внутренне напрягся -- Хавтан никогда не задает праздных вопросов, -- но виду не подал. В последнюю неделю беглый бухгалтер по кликухе Гном не шел у Самурая из головы. Разыщи он его -- и уладились бы, наверное, сразу все проблемы, включая и семейные. Кинул бы он к ногам Леночки виллу на берегу теплого моря, утопающую в кипарисовом саду среди цветов, показал бы ей жизнь на Лазурном берегу да Париж во всей красе, может, и оттаяла бы, простила давнюю подлость, поверила бы, что ради нее, из-за любви к ней подставил он лучшего друга Славу Неделина.

-- Так знаешь или нет? -- повторил хозяин ресторана.

-- Самойлова, что ли? -- как можно беспечнее спросил Кольцов.

-- Да, да, Самойлова, -- сблефовал на всякий случай Хавтан: вроде он в курсе следствия и знает тех, кто занимался делами новокузнецкой банды.

-- Конечно, знаком, -- усмехнулся Герман. -- Он ведь не раз меня на третий этаж к себе вызывал, грозился под суд отдать, что я пятерых ребят потерял. Да и очную ставку со Шкабарой не раз устраивал. Волокитное у них дело, у следаков, про всякий пустяк сто раз спрашивают: а это не видел ли? А этого не было ли? А это вы случайно не прихватили? Не выкинули? А я что, должен ему признаться, что присвоил, мол, знаменитый американский пистолет-автомат "айграм", принадлежавший Шкабаре? Я что, дурак? За кого он меня держит, я ведь тоже высшую ментовскую школу закончил, кое в чем шуруплю... -- нарочито распалялся Кольцов.

-- Да, "айграм" -- серьезная штука. Не хочешь продать? Сейчас же десять кусков отвалю... -- загорелся Хавтан, забыв о главном, -- оружие действительно было редчайшее.

-- И ты меня за лоха держишь. Сейчас немецкий "люгер" не меньше семи стоит, да и тот еще поискать, а ты "айграм" за червонец хочешь, -- вроде как обиделся Самурай. На самом же деле он хотел размагнитить внимание Хавтана, чтобы понять, для чего ему понадобился следователь Самойлов.

-- Ладно, не лезь в бутылку, -- примирительно сказал Хавтан. Ссориться с Самураем ему было ни к чему... -- Если хочешь продать, назови цену, мне эта штука нужна больше, чем тебе. А с Самойловым надо завести контакт, подружиться с ним, понять, на что он слабак: на баб, на деньги, может, он от машин балдеет или от охоты, нам надо все о нем знать, чтоб не промахнуться.

Но Герман, продолжая ослаблять внимание Хавтана, сделал вид, что потерял интерес к разговору, стал демонстративно разливать водочку по бокалам и, как бы закругляя и заканчивая тему, обронил:

-- Я думаю, следак Самойлов вам не понадобится: Шкабара ведь повесился, и дело его закрыто. Но вы с братвой об этом знать не могли, мы объявления о смерти не даем -- это тебе по старой дружбе. Так что обрадуй братву: Шкабара больше соврать следствию не сможет, даже если и захочет, нет вам от него угрозы. -- И Самурай нарочито громко рассмеялся.

-- Не гогочи прежде времени! -- вдруг зло оборвал его Хавтан. -Запомни, мы всегда знаем, чего хотим, на пустяки у нас времени нет. То, что Шкабара повесился, нам тоже известно...

-- Тогда зачем вам его следователь понадобился? -- вроде тупо размышлял вслух Кольцов.

-- А вот это пока не твоего ума дело. Тебе поручено войти с ним в контакт, подружиться, а что дальше делать, узнаешь позже...