— Так-то надёжнее! — сказала.

Пришелец в трубе пискнул жалобно.

— Не бойся, зелёненький, — сказала Серафима. — Мы никому не позвоним и про тебя не расскажем. Только ты должен выполнить наше желание. Ты ведь сказал: ёлка желаний? У меня слух хороший, не смотри, что волос седой.

— Два желания! — подхватила Ангелина. — А лучше двадцать два! — И она хорошенько поёрзала на ковре. — На весь год растянем!

— Не двадцать два, — ответил тихо пришелец. — И даже не два. Одна ёлка — одно желание для планеты.

— Фима, а он не врёт? — спросила Ангелина.

Старшая подруга покачала головой.

— Не похоже. Давай-ка искать самое главное, самое важное желание.

— Коли самое главное, то оно не для себя. Да и что нам с тобой нужно!

— Ты права, Гелочка. Оно для всех людей.

— Я б войну запретила. Совсем! Сколько мы с тобой живём, столько видим войны! Раз люди не могут их остановить, пусть хоть этот цивилизатор конец варварству положит!

Серафима кивнула.

— Мысль хорошая. Верная вроде бы мысль… Да только плоха не только война.

— Тогда деньги. Деньги! Пусть исчезнут и не появятся никогда! Столько зла от них! И войны — от них!

— Не всё зло от денег.

— Тогда… — Ангелина задумалась. — Может, пусть везде прекратится голод, вон и в Африке тоже, и у людей будет полно еды? Фимуля, у меня от этой мысли даже аппетит прорезался!

— Зло, зло… — повторяла в задумчивости Серафима. — Плохое, плохое… Кажется, нащупала! Шире надо брать! Не война, не деньги, а плохое целиком! Всё без исключения плохое, дурное, скверное, злое, вредное, негодное! Всё!

— Гениально! Фима, дорогая, тебе в президентки надо! На следующих выборах я тебя выдвину!

— Там видно будет. — Серафима Васильевна заглянула в изумрудные глазки альтаирца, внутри трубы светящиеся. — Ну что, фу-ух, справится с этим твоя ёлка?

— Ёлка исполнит единственное желание!

— Не повторяйся! — одёрнула его Ангелина. И опять поёрзала на ковре.

— Сделай так, фу-ух, — начала Серафима, — чтобы на Земле больше никто не мог сделать ничего плохого. Абсолютно ничего! Кто затеет плохое, тот пусть захочет… в шашки поиграть! И пусть играет, пока плохое из головы не выветрится! Как, Ангелиночка, годится?

— Лучше и не придумать!

— Колдуй, фу-ух!

Тотчас ёлка сменила цвет на розовый, потом на лиловый, почернела, побурела и стала такою, какою была, когда её принёс с улицы Фёдорыч. Будто ничего и не произошло.

— Исполнено, — отрапортовал инопланетянин.

— Врёшь, поди! — засомневалась Ангелина Ивановна.

— Проверить нетрудно, — заметила Серафима Васильевна.

— Сейчас я тебя по-настоящему придавлю, обманщик внеземной, мошенник инопланетный! — тараторила, не слушая старшую, младшая. — Уговор дороже денег — так у нас на Земле говорят! Ой!.. Фима, бегу в комнату отдыха! За шашками! Играть хочу — мочи нет!

И вскочила с ковра.

— Вот и проверили! — объявила Серафима Васильевна. — Фу-ух, ты свободен! — Пыхтя, она раскатала ковёр на полу.

Зелёный пришелец, немножко скомканный, помятый от пребывания в ковре, отряхнулся, точно кот, потом закрутился в спираль и распрямился. Глянув на то, как Ангелина Ивановна сама с собою в шашки играет, цапнул ёлку и пулей за дверь вылетел. И только звезда на ковре осталась.

Не дожидаясь, когда Ангелина сама у себя в шашки выиграет или себе проиграет, Серафима включила телевизор. Как раз показывали президента. И министров, рассевшихся за длинным столом. Забыв о стакане, президент глотнул воды из графина и начал речь.

— Открываю совещание, посвящённое вопросам экономики и социальной политики. Коротко о повестке дня. В стране пора ввести новые налоги, акцизы, взносы и сборы. Необходимо увеличить штрафы и повысить пени. Разденем народ до нитки! Снимем с нищего последнюю рубашку! Отнимем у стариков пенсии!

Серафима Васильевна вздрогнула.

— Что это?

Ангелина Ивановна хмыкнула.

— Кажется, нынче это называется «патриотизм». Или «оптимизация». Я не уверена…

— Я не о том. Шашки-то где?

— Неужто чёрт космический нас всё-таки надул?

— Установим плату за участие в выборах, — неслось из телевизора. — Введём налог на налоги. Узаконим взятки. Похороним бесплатную медицину. Введём лицензию на жизнь. Устроим… А не сыграть ли нам в шашки, господа?

— Наконец-то! — выдохнули подруги разом.

Как ни в чём не бывало, президентский пресс-секретарь разложил, развернул на длинном столе картонные доски. Собравшиеся принялись расставлять на клетках войска из белых и чёрных пластмассовых кругляшей.

Целый час Серафима Васильевна и Ангелина Ивановна смотрели, как правительство в полном составе двигает шашки по диагонали, рубя с азартом противника и прорываясь в дамки. Они смотрели бы и ещё, до того увлекательным оказалось наблюдение за президентом и министрами, стучащими по доскам, да надо было ужин готовить.

Шли недели, месяцы, а правительство играло и играло в шашки, истирая доски сотнями. Производство досок в стране ширилось, в каждом городе открывались шашечные фабрики. Спрос на шашки и доски рос по всей планете. Государственные мужи втянулись в бесконечное соревнование на клетках и политику совершенно забыли и забросили. Всюду в мире остановились войны, прекратились экономические грабежи, успокоились потрясения. Армии распустились, оружие отправилось в металлолом, злоба человеческая сошла на нет, а учёные отменили за ненадобностью науку политологию.

Правителей, министров и членов парламентов, полюбивших старинную игру на клетках, свезли в опустевшие казармы, где они беспрерывно, днём и ночью, резались в шашки, бормоча что-то о выборах, войне, врагах народа, пушечном мясе и инвестициях в военно-промышленный комплекс. Телекамеры снимали их и слали кадры в эфир. Население смотрело на игроков через телевизоры да диву давалось.

— Вот ведь фокус какой! — говорили люди. — Оказывается, политикам делать было нечего! Стоило их занять — и кругом воцарился мир!

Ну а Серафима Васильевна с Ангелиной Ивановной за чайком посмеивались да пришельца добрым словом поминали.

— Ну вот, теперь и помирать можно! — говорила младшая.

— С душою покойною, — добавляла старшая.

Олег Чувакин, декабрь 2017

Денежка под ёлкой

Денежная мания у жены Трепыхалова достигала кульминации в декабре. В ноябре проявлялись первые зловещие признаки, а под Новый год Трепыхалов уже не знал, куда от супруги деваться. Однажды даже в шкаф спрятался, прихватив с собою последнюю тысячу рублей. В шкафу и проспал всю ночь, выполз оттуда поутру яко червь.

Трепыхалов имел инициалы К. Н., жил в сибирской деревне с женой, звавшей его Косиком, а деньги зарабатывал сочинением весёлых рассказов, анекдотов и смешных подписей к картинкам. За это неплохо платили в Москве, с которой автор соединялся через всемирную сетевую паутину. Жить в селе, дышать чистым воздухом и получать городскую, столичную зарплату — чего же боле! Однако как раз денег и не хватало, а потому К. Н. подумывал добавочно заняться сочиненьем поваренных книг, составленьем гороскопов и выдачей магических советов. Если уж человек способен на выдумку, это выражается во всём. И только в отношении самого себя не мог Константин Николаевич выдумать что-нибудь этакое, спасительное.

— Понимаешь, Борик, — объяснял он Борису Борисовичу Квазимудрову, городскому психологу и бывшему однокласснику, принимавшему пациентов в двухкомнатном офисе, — обчищает она меня регулярно, постоянно и упорно, сама того не желая. Только накопишь тысяч сто рубликов — бах, а она вложила их куда-нибудь. Инвестировала. Туда, откуда они обыкновенно не возвращаются. Вздыхает Ирка и говорит: «Неудачное было вложение. Зато со следующей инвестиции мы станем миллионерами. Я предчувствую!» То она у меня в шведскую косметику мелким оптом деньги вбухает, а косметику эту у неё никто в розницу не берёт. То накупит суперотбеливающей зубной пасты, а людям и отбеливать-то нечего. То уверует в витаминный маркетинг Дональда Трампа. То пустится во все тяжкие на бирже «Форекс», где все играют, но никто не выигрывает. То ухлопает сбережения на ванкоины, форки, токены, блокчейны и ещё какие-то цифры, которые должны дать новые цифры, но не дают. Когда она говорит: «Я предчувствую!», у меня душа холодеет, Борик. Я вымереть могу. Как мамонт.