Проснувшись сегодня утром в окружении самых важных людей в моей жизни, я и не подозревал, что через несколько часов услышу эту переворачивающий мир новость.

Видимо, я никогда не смогу сбежать от своего прошлого. Ему суждено возвращаться и преследовать меня тем или иным образом.

— Я собираюсь сделать эти звонки, — Стюарт встаёт. — Могу я чем-нибудь помочь до того, как уйду?

Я перевожу взгляд обратно на его лицо, и качаю головой.

— Всё будет хорошо, Джейк. Ты сделаешь этот тест ДНК. Мы выясним, что он не твой, и тогда всё вернётся в своё русло.

— А что, если... — я едва могу заставить себя произнести эти слова, потому что, да, у меня есть надежда. — Что, если он от Джонни?

— Тогда... — маленькая улыбка затрагивает его губы. — Тогда наш мир станет намного светлее.

Но если Шторм не его сын, а на самом деле мой, тогда мой мир станет намного темнее.

Глава 3

Стоя в дверях, я наблюдаю за ней... единственной, первой и последней женщиной, которую я всегда буду любить.

Тру.

Она стоит босиком на кухне, покачивая бёдрами под песню Этты Джеймс «Наконец-то» (прим. ред.: Etta James «At Last»), и в то же время тихонько подпевает, откупоривая бутылку вина.

И моё сердце, чёрт возьми, разбивается от одной этой картины.

Оно разбивается, потому что я знаю, что собираюсь сломить её.

Я собираюсь сломать ту жизнь, которую мы построили вместе.

Я просто молю Бога, чтобы трещина была не настолько глубокой, чтобы мы не смогли ничего с этим поделать.

Она поворачивается и смотрит на меня.

— Эй! — жена выглядит немного удивлённой. — Я не знала, что ты дома. Что ты делаешь, стоя здесь и глядя на меня? — улыбка на её лице тёплая, желающая и всё такое.

Она — всё.

— Итак, дети у мамы и папы. Я подумала, почему бы не открыть вино, — Тру начинает идти ко мне, её ноги мягко шлёпают по полу.

Достигнув меня, она кладёт руки мне на грудь и встаёт на носочки.

— Привет, — улыбаясь, шепчет Тру, перед тем как прижимается своими губами к моим.

На вкус она словно рай.

Я должен рассказать ей. Но сначала…

Я беру её лицо в свои руки и крепко целую. Со страстью всех тех лет, что люблю эту женщину.

Я хочу, чтобы она почувствовала, как сильно я люблю её... прежде чем мне придётся причинить ей боль.

— Вау, — шепчет она, прерывисто дыша. — Видимо, ты действительно хочешь меня, да?

Боже, я хочу её.

Дразнящую улыбку на её губах следует рассматривать как приглашение, но она лишь причиняет боль, усложняя моё положение.

Я провожу кончиками пальцев по её лбу, откидывая волосы назад.

— Нам нужно поговорить.

— Не может ли это подождать? У нас свободная от детей ночь, и…

— Это не может ждать, — мой тон твёрд.

Пока во мне ещё есть смелость рассказать, я беру её за руку и отвожу к табуретам, где каждое утро завтракают мои дети.

Господи, мне плохо.

Я чувствую, как Тру смотрит на меня, но едва могу смотреть на неё.

Она садится на табурет.

— Итак, о чём нам нужно поговорить? — её голос дрожит.

Я слышу колебание, нервозность в её тоне.

Я тоже нервничаю — нет, поправка. «Нервничаю» даже близко не подходит. Я чертовски напуган.

Сглотнув, я расстёгиваю верхнюю пуговицу на своей рубашке, ослабляя пальцами воротник. Затем встречаюсь глазами с Тру.

— Сегодня нам позвонил адвокат, — пауза... ладно, наверное, я тяну время. Я сглатываю.

Пронзительные глаза Тру наблюдают за мной. Как будто она пытается прочитать слова на моём лице, прежде чем я произнесу их.

Я делаю глубокий вдох и выговариваю:

— Речь идёт о женщине... и ребёнке, мальчике. Женщина, его мать, утверждает, что... ну, что он... мой... или Джонни.

Я вижу, как мои слова поражают её. Это похоже на физический удар. Она отшатывается назад, когда тянется рукой к стойке, сжимая её.

Шок превращается в боль, и она отражается на её лице.

Я заставляю себя держаться, хотя на самом деле мне хочется просто сломаться, схватить её, обнять и сказать, как я сожалею.

— Сколько лет мальчику?

Это первое, о чём она хочет меня спросить? Не совсем то, что я ожидал от неё услышать.

Затем меня осеняет, почему она спрашивает об этом.

Она спрашивает о его возрасте, чтобы узнать, изменил ли я ей в то время, когда мы были вместе.

Гнев поднимается внутри меня. Но злить Тру прямо сейчас не является ни мудрым, ни необходимым. Непохоже, будто я в том положении, чтобы начинать с морального превосходства.

Я только что сообщил ей шокирующую новость о том, что мне предъявляют иск на отцовство.

— Ему тринадцать, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

Я замечаю небольшое облегчение, промелькивающее в её глазах.

Проводя руками вниз по своим бёдрам, она выдыхает. Затем смещается в сторону и встаёт с табурета. Встав на ноги, она пересекает кухню. Выключает музыку. После этого остаётся стоять там, прижимая руки к барной стойке, отвернувшись от меня.

— Тру... поговори со мной.

— Что ты хочешь услышать? — она разворачивается, сейчас выражение её лица твёрже камня. В этих глазах, которые я так сильно люблю, вспыхивает гнев, боль кружится по их краям. — Мои поздравления? Я должна поздравить тебя с тем, что ты снова станешь отцом?

— Нет... — я сердито сжимаю челюсть, отводя от неё взгляд. — Я не стану отцом снова. Я отец только наших детей, единственных детей, которые у меня есть, — я выплёвываю каждое слово.

— Нет, если верить той женщине! — кричит она, поднимая руки вверх. Когда она опускает их вниз, они с силой ударяются её по бёдрам.

— Обвинение. Только и всего, Тру. Это даже не обвинение. Это просто...

— А что же это, Джейк? Что? Что я сейчас слышу, так это то, что у тебя может быть другой ребёнок от другой женщины!

— Он не мой. Я знаю, что это не так, — я пристально смотрю ей в глаза. — И она подала иск не только против меня. А и против Джонни.

— И это просто чертовски здорово! Эта женщина утверждает, что или ты, или твой мёртвый лучший друг обрюхатил её много лет назад. В смысле, что это за чертовщина? Вы трахали одних и тех же женщин? На самом деле, знаешь что? Я не хочу этого знать!

Она прижимает руки к ушам, яростно качая головой. Затем её руки падают вниз, и она опускает взгляд на ноги.

— Почему именно сейчас? Чего она хочет? — шепчет она.

Я слышу отклик слёз в её словах, и у меня такое чувство, что моё сердце раскалывается.

— Она умирает, — я прочищаю горло. — И она единственная семья, что есть у ребёнка. Может быть, она... я не знаю. Возможно, она ищет кого-то, кто позаботится о нём, когда она умрёт.

Тру впивается глазами в мои. Они наполнены злостью и слезами. Она отводит взгляд, её губы скривлены в отвращении, по-видимому, ко мне. Я чувствую её презрение, как руку, обхватывающую моё горло, чтобы задушить меня.

— Честно говоря, я не знаю, что, чёрт возьми, с этим делать, Джейк. В смысле, мне просто... Мне нужно выбраться отсюда. Мне нужно время подумать, — она пересекает кухню и направляется к двери.

Когда она проходит мимо меня, я хватаю её за руку, останавливая.

— Не уходи, Тру. Пожалуйста. Просто останься и поговори со мной.

— Нет, — она вырывает свою руку из моей, встречая мой взгляд. Её глаза наполнены злобой. — Ты последний человек, с которым я хочу говорить прямо сейчас. Я услышала от тебя достаточно, чтобы мне чертовски хватило на всю оставшуюся жизнь.

Я смотрю, как она уходит из кухни. Затем хлопает входная дверь и через минуту заводится её машина.

И я не иду за ней.

Я отпускаю её.

Глава 4

Сигарета в моей руке освещает темноту, окружающую меня, когда я затягиваюсь. Это моя шестая сигарета с тех пор, как Тру ушла несколько часов назад.

Мне пришлось заставить себя не идти туда, где, как я знаю, она сейчас находится, — у Симоны и Денни.