Первым возразил Джо.

― Доктор Хатчинсон, мы должны вырвать Лесли из рук других пациентов, у неё был срыв...

― Будь я на твоём месте, я бы вернулся на то место, на которое тебя сегодня назначили. Мне бы очень не хотелось наказывать любого, кто не подчиняется моим приказам. ― Я впервые услышала холодный гнев в голосе Джереми и, уловив скрытую угрозу в его словах, надеялась, что это будет последним разом.

Поначалу, персонал медленно отступал, в конце концов, сдавшись, все вернулись к назначенным на сегодня обязанностям. Как только Джереми убедился, что потасовка закончилась, он повернулся ко мне и спросил,

― Вы не пострадали?

Мне едва хватило времени, чтобы повернуться к нему до того, как моё тело ослабло, сознание потемнело, и я почувствовала, как внезапно меня настиг тоннель, полностью охватив меня, прежде чем меня поглотила тьма.

...

― Мисс Саттон?

Приподнявшись на кровати, я распознала под собой мягкий матрас и поняла, что вернулась в комнату для терапии, вернулась в специальное место, спроектированное так, чтобы походить на то, что я видела на фотографии.

― Какого хрена? ― произнесла вслух. Повернувшись, я увидела растерянное выражение Джереми.

― Вы в порядке? ― подойдя, он проверил мой пульс, прежде чем использовать другую руку, чтобы вытащить ручку-фонарик из своего кармана. Проверив мои глаза, он оказался доволен тем, что обнаружил, и быстро засунул фонарик обратно, в карман белого халата.

― Как я оказалась здесь?

― Извините? ― озабоченный взгляд на его лице не облегчил моё замешательство.

Оглядев комнату, я вобрала в себя все главные детали, которые я запомнила, прежде чем впасть в какой-то сон, в который он меня ввёл.

― Только что я была в комнате отдыха. Женщины боролись с персоналом...

― Алекс...

Голос Джереми обратил моё внимание на него, и я быстро заморгала, когда его образ исказился на долю секунды, прежде чем обратно перешёл в одного цельного человека.

― Где, вы думаете, вы только что были?

Стряхнув чувство паутины в голове, я сразу занервничала насчёт ответа. Единожды взглянув на Джереми, я поняла, что он не позволит мне проигнорировать заданный вопрос.

― Я была в комнате отдыха. Лесли кричала о своих лекарствах... и о Джо.

Выражение лица Джереми перешло от лёгкого беспокойства к тревоге.

― Я только что вытащил вас из вашего воспоминания об Бобби Аррингтоне. Вы не покидали эту комнату.

― Бобби кто? ― имя было знакомым, и я не сразу вспомнила, где слышала его раньше. ― Ох. Парень на снимке.

Его брови поднялись над оправой очков.

― Ты ничего не помнишь о Бобби, да? ― его голос звучал загадочно, лишённый каких-либо эмоций, но в то же время был намек на неверие и беспокойство.

Разочарование разожгло огонь внутри меня. Я ничего не понимала. Я только что была в комнате отдыха. Уверена в этом. Но мне сказали, что я вообще не вставала с этой кровати.

― Что я помню? Что я вам говорила?

Он ответил не сразу, и мой кулак сжал одну из подушек.

― Что, чёрт возьми, происходит? ― прокричала я вопрос, в то же время, швырнув подушку, и попыталась встать с кровати. Я больше не хотела тут лежать, не хотела больше тут оставаться, когда мне говорили, что всё, что я знала и не знала, было заблуждением.

― Пока не вставайте...

Но было уже поздно, а его предупреждение осталось неуслышанным. Как только мои ноги коснулись пола, моё тело рухнуло на ковёр. Боль прострелила мои бёдра, а зубы чувствовались так, будто разломались, из-за удара челюстью об пол. Джереми обогнул кровать и опустился на колени передо мной, чтобы проверить мою голову на наличие повреждений.

После нескольких секунд тишины он, наконец, спросил,

― Вам больно?

Эти слова... эти грёбанные слова повторяясь в моей голове, вызвали вспышку картинок. Перемешанные и размытые, они распались на части и ускользнули из моей хватки. Медленно выдохнув, я перевернулась на спину. Как только я увидела его лицо, я вспомнила.

― Парень в капюшоне. Он спросил меня, в порядке ли я, больно ли мне.

― Так. ― Подтянув меня с пола, Джереми удерживал меня, пока не усадил перед собой. ― Что ещё вы помните?

Я мысленно вернулась в прошлое. Такое чувство, будто, плавая в густой грязи, мои руки пытались схватиться за недосягаемые воспоминания. Картинки просто мелькали, но двигались так быстро, что мне пришлось поднапрячься, чтобы понять их смысл.

― Вы спросили, больно ли мне. В комнате отдыха вы спросили меня о том же, и я очнулась здесь.

Волнение, которое я видела в его глазах, угасло, в очередной раз, сменившись давней тревогой.

― Нет, мисс Саттон. Я никогда не спрашивал вас об этом. До недавнего времени.

― Спрашивали! ― снова закричала я, но отшатнулась, когда он полез в карман халата. Предположив, что он вытащит шприц, чтобы успокоить меня, я попыталась отодвинуться, но моё тело чувствовалось вялым и дезориентированным.

― Что за хрень со мной творится? ― я не могла сдержать слёз, не могла сдержать страх и страдание, ставшие моими постоянными спутниками в этом месте. Это один кошмар, перетекающий в другой, один паззл, который всегда будет потерянным кусочком, соединяющим всё происходящее в точке, где я бы всё выяснила.

― Вы всё ещё под влиянием препарата, который я дал вам для терапии. Его действие будет длиться ещё полчаса, но вы, по крайней мере, сможете за это время восстановить координацию и силы, чтобы покинуть эту комнату. А до тех пор... ― обернув свои руки вокруг моей талии, Джереми поднял меня обратно на кровать и поддерживал, пока я не почувствовала, что самостоятельно могу удерживать равновесие на краю. ― ... вы останетесь здесь, чтобы рассказать мне, что вы помните и не помните.

― Как это вообще возможно? Как я могу не помнить то, что, предполагается, произошло, но помнить то, что, по-вашему, вообще не происходило?

Он присел рядом со мной, и до меня донёсся землистый, мужественный аромат его одеколона. Даже не задумываясь, я наклонилась к нему, позволяя его телу поддерживать меня. Тепло и электрические разряды, распространившиеся между нашими телами, вызвали пульсацию по всей моей коже. Когда я коснулась его, я думала, что он отодвинется. Вместо этого, он обнял меня, удерживая и крепко держа у своего бока.

Тишина повисла между нами, прежде чем он нарушил это успокаивающее одеяло своими соображениями.

― Разум ― это машина, Алекс. Его сложность равняется его простоте. Повредишь одну область и сможешь забрать у человека способность ходить или говорить. Повредишь другую и заберёшь способность думать или чувствовать. Одно небольшое повреждение в одной области может вызвать безмерные осложнения, в то время как серьёзное повреждение в другой области может привести к незначительным изменениям. Бывали случаи, когда железнодорожный «костыль» пробивал лобную долю человека, и, хотя из-за несчастного случая у него появились изменения в характере, прошло время, и он вновь обрёл всё, что утратил. Бывали случаи, когда одна половина человеческого мозга была удалена, а другая половина заново «переучивалась» и восполняла потери. И всё же, есть и другие случаи, когда лишь незначительное химическое вмешательство или небольшая степень повреждения искалечили людей до такой степени, что они не знали собственных имён или где они находились. В отличие от машин, которых можно откалибровать и обучить, построить и разрушить, от машин, которые схожи по своим функциям и строению, вследствие чего подвергаются дублированию, человеческий мозг индивидуален для каждого человека. Мы дошли до того этапа, где можем разбираться в компонентах мозга, лечить какие-то нарушения с распространёнными и предполагаемыми последствиями, но ещё не ушли так далеко, что сможем назвать или определить, в какой части это нарушение и что послужило этому причиной.

― Так, значит, я безнадёжна?

Он рассмеялся, и звук был словно успокаивающий бальзам от моего гнева. Его руки крепче сжали меня, и я вздохнула, с облегчением не только оперевшись на него, но и предоставив ему груз моих мыслей и эмоций.