Так Риан и положил одну красную адептку, не снимая полотенца, но укутав одеялом. Мой любимый тоже лег, но с другой стороны, повернувшись ко мне спиной. Своеобразное извинение? Совсем некстати. Я некоторое время еще полежала, глядя на действительно спящего Риана. Затем, повернувшись спиной к нему, под звук скрипнувшей от моих действий кровати закрыла глаза и поняла, что, кажется, засну сразу же, настолько изматывающим оказался день. В следующее мгновение меня обняли и придвинули ближе, опять же под скрип кровати устроили удобнее. Я улыбнулась, сил что-либо говорить не было, да и не хотелось. Мне нравилось ощущать, как бьется сердце Риана, чувствовать тепло его рук, груди…

И я, улыбаясь какой-то счастливой улыбкой, почти погрузилась в пески сновидений, как вдруг магистр тихо спросил, говоря мне куда-то в шею:

— Почему ты такая?

— Какая? — удивленно спросила я.

Кажется, он не ожидал ответа.

— Скованная, — все же произнес мой любимый. Риан погладил по руке. — Как река зимой, вся льдом окованная.

Я подумала и едва слышно прошептала:

— Не знаю… просто такая… странная.

— Моя, — Он сплел наши пальцы.

— Твоя, — согласилась я.

— Но ведь и везде бывает весна, лето или теплая осень, а ты замкнутая. Мне постоянно кажется, что я что-то упускаю, а в твоем случае хочу знать все, но не могу. Вот вроде бы ты открыта, но стоит тебе что-то сделать и я сразу понимаю, что не знаю ровным счетом ничего о тебе.

— Бывает, — смущенно ответила я.

— Почему же ты все так же льдом окована? — Меня убаюкивал его голос, а тепло, которое я чувствовала лишь рядом с ним, особенное тепло, еще сильнее расслабляло.

У меня не было ответа на его вопрос, просто не было.

— Однажды, — Риан прикоснулся губами к моему плечу, — одна маленькая девочка нашла в себе силы проклясть собственного лорда-директора. Даже сама того не осознавая, ты умудрилась понравиться мне. В тебе есть чему восхищаться и чем гордиться. Ты невероятная загадка, которую я жажду разгадать… Даже твоя упрямость мне нравится, а этот задорный огонь в глазах, когда ты лезешь во всякие авантюры… Когда видишься с друзьями или просто разговариваешь с кем-то. И я понял, что не вправе погасить это пламя — твое пламя. Мог бы, но не прощу самому себе этого.

— Ты… пожалел меня? — удивленно спросила я шепотом. Просто в голове не укладывается. А вот по поводу «мог бы», сразу могу сказать, что не получится. Не дорос еще, но не буду говорить, а то это слишком грубо с моей стороны.

— Я себя пожалел, Дэя, себя в первую очередь, я бы себе этого никогда не простил.

И тишина заполнила гостиничный номер маленького прибрежного городка. Такая бесконечно теплая тишина, которая существует лишь между самыми близкими людьми… И тогда я призналась:

— Я помню тот момент, когда у меня появился брат. Такой маленький и забавный, с горящими глазками… Мама разрешила мне взять его на руки, а меня буквально в холод, то в огонь, то в дрожь кидало. Помню, как слабо билось его сердце и как я самой себе пообещала защитить. Просто не дать умереть. Странно наверное, ведь у меня и до этого были братья, но этот… Он переменил мою жизнь. Он был слабым. Рожден таким, но у него имелась невероятная тяга ко всему живому. Он мог ободрить даже в те моменты, когда жить не хочется. Единственный, кому я рассказала о каждом шраме где и как он был получен, — Не удержалась от тоскливой улыбки, — Такой забавный… Он не любил детские истории, но ему нравились легенды… И песни. Ради него я научилась петь те же песни, что и мама. Даже, когда мне было больно, мне хотелось улыбаться ему просто потому, что не могу иначе. Забавно. Я не смогла рассказать, когда надо было. Он мне верил, но…

Мне было тяжело об этом рассказывать, всегда тяжело оттого, что прошлое… такое личное открывается, и все же я продолжила:

— Я просто не могла рассказать, иначе бы он либо потерял бы рассудок, либо… Не хочу даже говорить! — Оборвала себя я, — Мама умерла, — Меня крепко взяли за руку, безмолвно поддерживая, — Вернее даже не так, ее убили, причем жестоко. Мне… пришлось изменить ему память. Он до сих пор думает, что ее разорвал рвар, а на самом деле было хуже. Он винит отца и меня… Я… я просто… не смогла сказать, что упустила убийц. Исчезла из дома, пытаясь отыскать ее душу в Бездне, а после и во Мраке. Нашла, — Я опустила историю о договоре с повелителем Мрака, — но время… время утекло. У меня есть ее душа, но мне нужно провести обряд возрождения, а это не просто. Я долго собирала информацию и поняла, что это будет больно прежде всего ей. Спустя столько лет она скорее всего уже забыла, а лишь одно ее сомнение и душа тоже… — Я нервно сглотнула ком в горле, — Исчезнет. С братом мы договорились, что я обучаю его выживанию, а потом, если он не передумает, то сотру ему память обо мне… Не передумал… А я до сих пор позиционирую его, как родственника. И знаешь, что? За такое время я уже поняла, что такое «умирать». Фениксы ведь умирают именно из-за того, что считаю жизнь неважной. «Подумаешь, возрожусь и пару делов!», — Я стиснула зубы, — Кретины! У меня на руках погиб не один друг, даже родственник… Я сама как-то задумалась о ценности жизни и решила… Я постоянно ставила себе цель выше того, что я могу. Моя жизнь по сути ради пустяков. Привыкла уже. Я всегда пытаюсь найти повод, но…

Судорожно сглотнув, я вдруг тихо призналась ему и самой себе:

— Я люблю тебя… Люблю настолько, что, если с тобой что-то случится, я не смогу жить. — Риан сжал мою ладонь, протестующе сжал, но я продолжила: — Не хочу быть грязной, неправильной и испорченной в твоих глазах… Особенно в твоих глазах. Просто… моя смерть теперь принадлежит тебе. Если кто-то и убьет меня, то хочу, чтобы это был ты.

Вот я все и сказала, что могла и как могла, и, едва дыша, ждала… Хоть чего-то. Чего я совсем не ждала, так это едва слышных слов магистра:

— Дэя-Дэя… — А затем он стремительно поднялся надо мной, развернул, заставив лечь на спину, и, едва наши взгляды встретились, спросил: — Ты меня любишь?

Я ведь только что сказала ему об этом, но повторить вот так, глядя в его глаза… И все же прошептала, осторожно погладив его по скуле:

— Да.

— А каким ты меня любишь? — задал неожиданный вопрос мой ворон.

Я с некоторым недоумением посмотрела на него, но Риан с моим молчанием был не согласен.

— Каким, Дэя? — и взгляд такой, требовательный.

— Каким? — переспросила я. — Не знаю… Вопрос «каким» даже не учитывается… Любым… разным… просто таким, какой есть…

Магистр так нежно улыбнулся и уверенно произнес:

— Вот и я люблю тебя такой, какая ты есть. Любой. Сопоставь свои слова, сказанные о чувствах ко мне, со своими же опасениями и поймешь — они беспочвенны. Абсолютно. И я не перестану любить тебя и восхищаться тобой, если ты ответишь на мои поцелуи — напротив, для меня это маленькое, но признание в твоих чувствах. И мне нравится смотреть на тебя любую — в одежде или без, когда ты улыбаешься или в твоих глазах блестят слезы. Ты моя, ты моя настолько, что это иногда даже меня пугает, но ты часть меня, моего сердца, моей души и даже моих желаний. И ты навсегда — чистая, правильная и самая лучшая для меня.

Он улыбнулся и лукаво добавил: — Даже когда нагло лжешь.

Я смутилась окончательно.

— Люблю тебя, — прошептал Риан, склоняясь к моим губам.

— Но, — тихо воспротивилась я, попутно уклоняясь от поцелуя — Ты меня не знаешь… Такой, какая я обычно. Да, что там! Ты даже о моем цвете кожи вряд ли догадаешься!

— Знаешь, сейчас я вижу твои пунцовые щечки и думаю, что догадываюсь, — Лукаво произнес магистр.

— А если серьезно? — Я могу быть вредной.

— Не думаю, что у тебя сильно изменится цвет кожи, да и о твоих шрамах на спине я не забыл, — Начал подробно отвечать магистр, а я, надувшись, помешала ему:

— А на руках?

— Что на руках? — Не понял темный, нависающий надо мной.

— Даже татуировки в иной ипостати знаешь? Чешую, я предполагаю тоже. И возраст? Не думаю, я еще не забыла, как ты на мои крылья смотрел! — Начала конкретно «наезжать» на него я.