– Вот это парень! – ахнула Милка. – Вот это загар!

Действительно, было на что посмотреть: по пляжу, лениво переступая через распростертые тела, шагал длинноногий красавец темно-коньячного цвета. Мы стыдливо покосились на свои бледные конечности.

– Ну так что, – ухватился я за соломинку. – Значит, прямо в дендрарий?

– Знаете, ребята, – сказа л Игорь тоном плохо замаскировавшегося перебежчика. – Вы идите… Вы меня не жалейте. Я тут немного позагораю…

Купание по себестоимости

– Мало, мало, – упрямо твердит Николай Константинович (так зовут нашего совратителя). – Мало купаетесь, молодые люди. Ионы, ионы… Недооцениваете.

Он берет папиросную коробку и углубляется в подсчеты:

– Дорога туда, обратно – самолетом… Сколько здесь пробыть намерены?

– Дней двадцать, – лениво говорит Милка и переворачивается на другой бок.

На коробке появляется падающий столбик цифр, и оказывается, что при пятиразовом купании каждое погружение в море обходится нам по 2 рубля 60 копеек.

– Чувствуете?

Мы прочувствовали и поднажали. Через два дня Игорь побил рекорд. Каждое купание обошлось ему в шесть с половиной копеек.

– Почти по себестоимости, – сказал Николай Константинович.

Вечером нас трясло и ломало. Мы вылили друг на друга по флакону тройного одеколона. Не помогло.

– Морюшко наружу выходит, – сказал квартирный хозяин и посоветовал водку.

Выпили бутылку водки. Съели по два шашлыка. Помогло. Лечение, вместе с одеколоном, встало по три с полтиной.

– Все-таки экономия, – сказала Милка.

Семь шкур

Я пользуюсь мазью для загара. Милка предпочитает от загара. Игорь употребляет детский крем с глицерином.

Теперь, когда мы проходим по пляжу, новички восхищенно шепчут:

– Вот это ребята! Конго!

Вообще, нам повезло. Наш участок пляжа самый удобный: Игорь как-то сходил на соседний, метров за четыреста. Побыл там с полчаса и вернулся обратно.

– Ну как? – спросили мы.

– А ну его к черту! Теснота – приткнуться негде! – сказал Игорь, отодвигая мою ногу, чтобы поставить собственную.

Николай Константинович облезает чулком.

– Шестая, – говорит он, трогая пальцем нежную кожицу. – Ну, ничего! Семь шкур спущу, а загар домой привезу.

Сегодня вдоль берега проезжал открытый туристский автобус. Экскурсанты сидели рядком, как детсадовцы. Все в белых панамках.

– Направо – знаменитый пляж, – говорил им руководитель. – Протяженность вдоль моря тридцать километров. Комфорт. Всемирная слава…

Экскурсанты повернули головы направо и сонными глазами уставились в морскую даль.

– Налево, – продолжал руководитель, – знаменитый, приморский…

Экскурсанты повернули головы налево…

– Вот идиоты, – сказала Милка и пошла купаться за четыре копейки.

ВСЕВОЗМОЖНЫЕ БЛАГА

Экскурсовод остановился возле кривобокого деревца и стал объяснять, что это исключительная редкость.

Степану Петровичу стало скучно. Он украдкой скосил глаза в сторону и… обомлел. Прямо под ногами, в небольшом круглом бассейне, плавали жирные, золотые караси. Карасей было сковородок на двадцать…

– Товарищ, – вежливо остановил его экскурсовод.

– Я только потрогать хотел, – сказал Степан Петрович, вытирая руку о штаны.

Экскурсия двинулась вдоль по аллее. Не прошли и двадцати метров, как руководитель сказал:

– Обратите внимание: направо – югланс региа…

На чистой полянке, ничем не огороженное и никем не охраняемое, стояло высокое развесистое дерево, усыпанное грецкими орехами – по три рубля за кило.

«Не может быть», – сказал себе Степан Петрович и оглянулся – нет ли где сторожа или собаки.

Потом тронул за рукав экскурсовода, кашлянул и вкрадчиво спросил:

– Я извиняюсь, конечно… Это что… те самые, которые … этого самого?

– Те самые, – ответил экскурсовод, – можно так есть, можно халву делать.

Степан Петрович вернулся и еще раз обошел югланс региа. «Ай-ай-ай!—думал он, пятясь от ствола по спирали. – Это если на базар да килограммами… Два деревца – и вот тебе дорога в оба конца самолетом».

На шестом витке Степан Петрович чувствительно стукнулся обо что-то затылком. Он повернулся и вздрогнул. Непосредственно перед его носом торчали из земли бамбуковые удилища – по два пятьдесят штука.

«Господи боже мой! – затосковал Степан Петрович. – Всевозможные блага! Под ногами валяются!»

… Экскурсию он догнал в конце аллеи. Спутники его кружком стояли возле какого-то дерева, а экскурсовод интригующе говорил:

– Пожалуйста, товарищи, можете потрогать. Степан Петрович протиснулся в середину. На дереве торчали настоящие полуторарублевые мочалки в доброкачественной зеленой упаковке.

И тут Степан Петрович не выдержал. Он приотстал от экскурсии, торопясь и нервничая, отломил четыре мочалки, завернул их в газету и, не оглядываясь, побежал к выходу из дендрария.

ТОЛЬКО ПРАВДА

Сразу за Туапсе открылось море, и все прилипли к окнам.

– Мда, – общительно сказал толстый дядька из соседнего икупе. – Рай! Не то что у нас в Сибири…

– А что у нас в Сибири? – ревниво приподняла брови Милка.

– Известно что, – сказал дядька. – Холод, глушь, тайга дремучая.

Пассажиры залюбопытствовали, окружили сибиряка кольцом.

– Мда, – продолжал дядька, легко овладевая вниманием. – Пойдешь к приятелю рюмочку выпить – держись за веревку. А то унесет к едрене-фене – милиция не разыщет.

– И милиция тоже есть? – изумилась одна из слушательниц.

– Да это я так, – махнул рукой дядька – К слову. Какая там милиция. Закон – тайга, медведь – прокурор.

Милка выскочила в тамбур и плюнула.

– Так рождаются дурацкие басни! – сердито сказал я.

Мы тут же поклялись всем рассказывать про Сибирь только правду. И уличать бессовестных вралей.

В первый же день на пляже я решительно прервал сивоусого колхозника, нахваливавшего свою Полтавщину, и громко спросил:

– А вы слышали о том, что в Сибири вызревает виноград?

Колхозник, хитро прищурившись, сказал, что про «це» он «не чув». Но зато он «чув» про бананы, которые у нас вырастают здоровенными, «як та ковбаса».

Все кругом засмеялись и моментально утратили к нам интерес. Мы обиделись и подсели к другой компании. Здесь респектабельного вида мужчина, которого все называли профессором, рассказывал чтото интересное про Аргентину. Импресарио профессора – загорелый молодой человек в усиках, организовывал слушателей. Нам он запросто махнул рукой и спросил:

– Вы откуда?

– Сибиряки, – с достоинством ответили мы.

– Ну так грейтесь, – великодушно разрешил молодой человек. – Двадцать семь в тени.

– Подумаешь! – с вызовом сказала Милка. – А у нас тридцать три.

– Мороза? – уточнил импресарио.

– Жары! – сказал я.

Молодой человек вежливо не поверил.

– У нас – заводы, – сникли мы.

– Институты…

– Миллионный город..

– На каждом углу газ-вода… Честное слово.

Профессор глянул на нас с досадой. Загорелый молодой человек приложил палец к губам. И все отвернулись.Я помолчал немного и осторожно кашлянул:

– Конечно, случаются иногда… похолодания.

– Градусов до сорока пяти, – пискнула Милка.

– Запуржит, заметелит, – зловеще сказал я. – Тайга – закон…

– Вечная мерзлота, – осмелела Милка. – На двадцать пять метров в глубину.

Компания зашевелилась. Профессор отставил жаркие страны и сказал:

– Ну-ну… Любопытно.

Молодой человек махнул какойто парочке и спросил:

– Вы откуда?

– Из Майкопа, – ответили те.

– Садитесь, – сказал наш импресарио. – Послушайте, что люди говорят.

… На следующий день мы появились на пляже независимые и многозначительные, как индейцы. Профессор на прежнем месте врал про свою Аргентину.

– Это что! – нахально сказал я, оттирая его плечом. – Вот у нас в Сибири – глушь, дикость!

– Только сядешь чай пить, а он в окно лезет, – бросила Милка.

– Кто? – истекая любопытством, застонали бывшие слушатели профессора.