Шофер с недовольным видом вылез из-под кузова.
- Сырость здесь большая, - проворчал он. - Каждый день вытираю. От реки, что ли?
Парень вертел в руках тряпку, покрытую грязными бурыми пятнами.
Сандро снисходительно и в то же время понимающе смотрел на его растерянное лицо.
- Нельзя спокойно смотреть на эту рыжую проказу, - с неожиданной горячностью заговорил Андрей, стараясь убедить шофера. - Ты подумай, сколько нужно затратить труда, чтобы превратить бесформенный кусок руды в этот радиатор. Сотни часов! Не сосчитать! - Он выхватил линейку из кармана и выразительно помахал ею. - И если мы не будем ухаживать за металлом, сохранять его, то весь наш труд превратится в рыжий порошок. Тебе это понятно?
Мне было жалко смущенного парня: он не знал, что ему делать, - то ли скорее вытирать радиатор, то ли слушать лекцию строгого начальника. Надо было как-то смягчить неуместную горячность Андрея, поэтому я стал доказывать ему, что он преувеличивает опасность, что человек успешно борется с упрямством природы. Он придумал различные способы предохранения металла от окисления: тут и хромирование, и кадмирование, и никелирование, и оцинковка, и окраска. Я также усомнился в виновности шофера, утверждая, что облицовка радиатора заржавела давно.
Однако Андрея трудно было убедить. Его уже не интересовала первопричина нашего спора, он позабыл о шофере и с упорством, достойным лучшего применения, стал защищать свои принципиальные позиции.
- Ты говоришь о разных покрытиях, никеле, хроме, кадмии, о всяких таких известных вещах, - доказывал он, - но, несмотря на все эти способы защиты металла, человечество теряет из-за ржавчины ежегодно половину всего добываемого железа. Сколько труда пропадает даром! И все почему? Я уверен, что по крайней мере половина уничтожаемого ржавчиной железа пропадает именно потому, что мы еще не научились его хранить как величайшую ценность, как золото! Да, да, именно как золото, - подчеркнул он, поймав недоумевающий взгляд шофера. - Это наша сила. Чугун, сталь - ведь это наравне с углем, нефтью первые показатели, определяющие наше хозяйство и его оборонную мощь. . Андрей пристально взглянул в глаза шофера. - И вот эта ржавчина на радиаторе, и вон те ржавые болты на колесах - все это непоправимые потери в нашем хозяйстве. Когда я иду по улице, - продолжал он, - и вижу проржавевшую водосточную трубу, мне хочется взять ведерко с краской и самому густо закрасить эти рыжие лишаи... Я иной раз думаю, что надо бросить все наши фокусы с аппаратами и заняться более полезным делом: поисками нового способа предохранения металлов от ржавчины, абсолютно надежного, не похожего на все существующие. Вот это, я понимаю, благодарная работа для исследователя. Сколько металла можно спасти!..
Андрей замолчал, потом встряхнул головой и, перекинув полотенце через плечо, быстро зашагал к реке. За ним отправился Сандро.
Шофер растерянно посмотрел им вслед, затем, как бы опомнившись, схватил тряпку и с ожесточением стал тереть никелированную решетку радиатора.
Я забрался в палатку, лег на разостланную кошму и стал бесцельно смотреть на туго натянутое полотно, просвечивающее желтоватым светом. На этом фоне, как на экране кино/проносились силуэты птиц и стрекоз, трепетали темные очертания веток.
На мгновение появился профиль шофера, и сразу же застрекотал - мотор, как своеобразная звуковая иллюстрация. Послышались неразборчивые голоса, как это бывает иногда в плохом кино, и на экран выплыл женский профиль. Хорошо были видны только лоб, нос и волнистые волосы, потому что нижняя часть лица закрывалась силуэтом стакана. Я видел, как постепенно убывала в нем вода.
Мелькнуло в воздухе красное пятно прозрачного платочка, которым женщина вытирала рот, и все исчезло. Слышался лишь рокот удаляющегося мотоцикла.
Несколько минут экран был пуст. Потом на нем появилось новое лицо, тоже мне незнакомое. Человек в широкой шляпе вытащил из кармана пробирку, посмотрел ее на свет и осторожно спрятал в карман.
- Где я могу видеть начальника экспедиции? - спросил незнакомец басом.
- Пожалуйста, он в палатке, - ответил шофер.
Я приподнялся на локте. В палатку, согнувшись, вошел человек в соломенной шляпе, какие носят обычно курортники. Просторный белый костюм подчеркивал его огромный рост и ширину плеч.
- Разрешите быть знакомым, - забасил он. - Омегин - ваш сосед. Сетую на свою фамилию: каждая девчонка на почте обязательно переврет и напишет "Онегин". А на самом деле моя фамилия Омегин. Видимо, назван в честь последней буквы греческого алфавита - омеги.
Я предложил ему сесть.
- Благодарствую, - сказал он, деловито размещая свое огромное тело на походном табурете.
- Наслышаны мы о вас и ваших чудесных аппаратах, - гудел Омегин. - Слухом, как говорится, земля полнится. Привычны мы к успехам советской науки, но я, грешник, хоть убей, не могу поверить, что такие аппараты существуют. Я даже по темноте своей не могу представить, на каком таком хитром принципе можно такую штуку соорудить? - Он выжидательно помолчал.
Несомненно, что у меня не было намерения сразу же рассказывать о принципе действия нашего аппарата, поэтому Омегин, не дождавшись ответа, вздохнул и спросил:
- Ну, как успехи? Чай, всякие органические и неорганические ископаемые находите в земле?
Помню, я отвечал немногословно и даже несколько настороженно, хотя был уверен в полезности этого человека для наших поисков. Я сказал ему, что мы занимаемся в основном металлом, что ищем рубидий и до сих пор безрезультатно. Рассказал о том, как неподалеку от лагеря обнаружили огромный пласт железной руды. По этому случаю я должен поехать в город и дать телеграмму.
- Наверное, пришлют сюда изыскательскую партию для пробного бурения, . закончил я.
- Опять железо, опять медь, теперь еще рубидий! - недовольно воскликнул гость и пожал плечами. - Все силы брошены на то, чтобы искать металл. Не понимаю я этого одностороннего увлечения. Нельзя же забывать и другие материалы.
Признаться, меня удивило это странное заявление. Я никогда не мог себе представить, что широкое использование металла в нашей жизни можно называть "односторонним увлечением".
