Внезапно она наморщила лоб и заморгала. В глазах появилось отрешенное выражение, словно она числа трехзначные в уме перемножает. Словно она в этих своих воспоминаниях некую истину для себя открыла. И вдруг — потянулась рукой к волосам, над ухом, и прыснула. Да что же ее носит, как по бурному морю: от нерешительности — к озорству, от меланхолии — к веселью? Что же ее рассмешило? Шалость, что ли, детскую, удачную вспомнила, или наоборот — горе большое, на фоне которого все нынешние проблемы только смех и вызывают? Хоть бы дневник в школе вела, как почти все девчонки делают — уж я бы до него добрался! Как же мне ее понять, как же мне подсказать ей, что делать — в большом деле, не по мелочам — если подавляющая часть ее жизни для меня — одно большое белое пятно? Если я вижу только то, к чему привела ее жизнь, а не то, что привело к этому. Иногда мне кажется, что она, как инопланетянка, свалилась мне в жизнь, не помня свое прошлое, не зная свое будущее, и вот нужно мне теперь это будущее ей построить — такой, какая она есть.
Похоже, бросила размышлять инопланетянка моя. Потянулась, на бок перевернулась, зевнула, глаза закрыла. Сейчас уснет. Улыбка с лица ее не сошла, теплая улыбка, добродушно-насмешливая — значит, если и приснится ей что-то, это будет хороший сон.
Глава 5. Открытие
В субботу утром меня разбудил телефон. Господи, да кто же это в такую рань?
— Танюша?
А кто еще может снять трубку у меня в квартире?
— Да, мама.
— Я тебя не разбудила?
В субботу в восемь утра?!!
— Да нет, мама, я уже собиралась вставать.
— Вот и хорошо. Танюша, завтра мы с отцом будем в городе, хотели бы заехать, навестить тебя. У тебя никаких планов нет?
А если бы и были, что бы изменилось? Семья у нас, как я сказала Франсуа — дело святое. Все дела (кроме работы… пока) автоматически подстраиваются под встречи с родственниками.
— Да нет, вроде никаких.
— Замечательно. Значит, мы часам к десяти заедем.
Меня спрашивать, в котором часу приехать ко мне в гости, совершенно необязательно — естественно.
— Мама, а попозже никак нельзя? Воскресенье все-таки — я выспаться хотела.
— Таня, ты прекрасно знаешь, что у твоего отца мало свободного времени. Ничего страшного — ляжешь сегодня пораньше. И потом, мы совсем ненадолго. Все. До завтра.
Я со стоном откинулась на подушку и закрыла глаза. Все, пропали выходные. Сколько я ждала их, чтобы выспаться, отдохнуть, ничего не делать, или делать то, что мне хочется, что только что в голову взбрело, не смотреть постоянно на часы: не опаздываю ли куда-то… и теперь можно считать, что их уже нет. Визит моих родителей — это не встреча с близкими родственниками, это — генеральная инспекция всех сторон моей жизни.
Ладно, придется вставать. Если я сейчас опять засну, то встану не раньше полудня — и тогда ничего не успею, да и головная боль обеспечена. А успеть мне сегодня придется много.
Я открыла глаза и с удивлением огляделась. Я что, так и проспала всю ночь на диване в гостиной? Вот это да. А вот нечего перед сном всякую чушь фантастическую воображать — представила себя подкидышем из другой галактики, вот родители и решили меня навестить, напомнить о кровных узах с человечеством. Хотя, это — с какой стороны посмотреть: иногда после общения с родителями я чувствую, что мы с ними не только говорим, мы и мыслим на разных языках. Словно стенка между нами зеркальная стоит — каждый говорит и видит не собеседника, а свое отражение.
Вот тебе завтрак и утренние сборы — в свое удовольствие, а уборка — по сокращенной программе. Сегодня все будет с точностью до наоборот. Я быстро умылась, переоделась в спортивный костюм, проглотила наскоро пару бутербродов с чашкой кофе и приступила к генеральной уборке. Обычно люди ею занимаются перед Новым Годом, перед Пасхой, может, еще раз-другой в году; у меня же генеральная уборка в обязательном порядке предшествует приезду родителей. И вот ведь загадка природы: навещают меня родители где-то раз в месяц, казалось бы, чистота и порядок в доме должны быть идеальные. Ничего подобного — и откуда только эта пыль берется? Когда я жила в этой квартире с родителями, я была совершенно уверена, что о пыли говорят только ленивые хозяйки — у нас в доме ее просто не было. Начав самостоятельную жизнь, я вдруг с удивлением обнаружила, что порядок в доме находится в строгом равновесии с личностью его владельца. У строгой хозяйки — вроде моей матери — все вокруг по струночке ходит: вещи сами собой по местам раскладываются, пыль сквозняком сдувается, посуда блестит, чтобы ее лишний раз не терли. У меня же… У меня квартира всегда находится в среднем состоянии — состоянии баланса между чистотой и порядком. Я не говорю, конечно, что у меня на экране телевизора пальцем номера телефонов в пыли можно записывать. Или что вещи у меня все в кучу свалены, в которой полчаса копаться нужно, чтобы найти нужную. Нет. Но если я и пыль вытерла, и полы вымыла, то вполне могу потом вещи разбросать, где попало; а если одежду всю я перестирала, перегладила и по шкафам разложила, то за веник с тряпкой мне уже браться не хочется. Вот-вот, в полном соответствии с личностью хозяйки: претит мне идеальная квартира, не вяжется у меня в голове порядок с уютом. Хочется прийти домой и увидеть: да, в этой квартире живет нормальный человек, а не сцену для сериала в ней снимать сейчас будут.
Вот чем хороша уборка, так это тем, что руки заняты, причем делают все сами, автоматически, а голова — свободна для раздумий. Неудивительно, что во время уборки я обычно думаю о родителях — мне нужно настроиться на встречу с ними, войти в образ, поскольку как-то так сложилось, что в общении с ними мне отведена определенная роль, и для всеобщего спокойствия и гармонии в отношениях мне нужно сыграть эту роль хорошо.
В отношении своих родителей вся моя сознательная жизнь прошла под знаком одного и того же вопроса — в двух ипостасях:
— Как у таких идеально организованных родителей смогла вырасти столь безалаберная дочь? (В ситуациях, когда неправа я).
— Как такие идеально организованные родители смогли вырастить столь безалаберную дочь? (В ситуациях, когда неправы они).
Во время наших встреч нередко возникают оба эти вопроса; вот только первый — озвучивает моя мать, второй же — мысленно задаю себе я. Я не могу припомнить ни единого своего поступка, который — по мнению моих родителей — нельзя было бы совершить лучше, быстрее, эффективнее и с меньшими затратами сил и времени. Нет-нет, они меня никогда не критикуют и не ругают — они просто искренне удивляются, почему я сама не вижу столь элементарных вещей.
Было время, когда я начала было скрывать от них те или иные моменты своей жизни. Но, скрывая их, мне пришлось скрывать и их последствия, а затем — последствия последствий, и — в конечном итоге — я окончательно запуталась под этой лавиной недомолвок, и правда вышла-таки наружу. Родители обиделись до глубины души — и я отказалась от мысли вносить какие бы то ни было усовершенствования в наши отношения.
Так, гостиную убрала. В свете предстоящего визита это — одно из двух наиболее стратегически важных помещений в моей квартире. Второе — кухня. В них ничто не ускользнет от взора моей матери, поскольку с ее точки зрения гостиная — это визитная карточка женщины, а кухня — это ее лицо. Кухню оставлю напоследок; там ведь не только все до зеркального блеска довести придется, там еще и праздничный обед приготовить придется. И неважно, что родители приедут совсем не к обеду, и от длительного застолья наверняка откажутся — но на кухню пройдут и в холодильник заглянут: количеством блюд проверят глубину моего к ним уважения.
Пока займусь спальней. Ух ты, как все здесь упорядоченно. Вот сразу видно, что я всю ночь проспала в гостиной, не успела здесь беспорядок навести. Главное — не забыть под кроватью пол протереть, а то у матери непременно тапок туда случайно залетит, чтобы повод возник нагнуться и заглянуть, проверить, не по верхам ли для них убирала.