— О, нет, — покачала она головой, вздернув бровь. — Они послали наблюдателя к Франсуа, чтобы проверить, испытывает ли он осознанную надобность во мне, и — самое главное — не начал ли он говорить повсюду о своем ангеле-хранителе. И потом мне пришлось оказаться очень убедительной. Но дело не в этом, — прервала она себя, чуть наклоняясь к моему ангелу. — Анатолий, я не могу и не хочу рассказывать Вам все подробности; я уверена, что каждый такой случай рассматривается индивидуально. Я только хотела…. нет, мы с Франсуа хотели сказать вам с Таньей, что это возможно. Что Вы можете прожить с ней — здесь, на земле — ее человеческую жизнь.

У меня перехватило горло. Господи, да я же больше ничего не прошу! Я буду хранить эту тайну, я выдержу его отсутствие, я заранее принимаю все их условия (о чем Анабель явно не захотела договаривать)! Пусть только дадут мне прожить с ним эту жизнь!

— Спасибо Вам, Анабель. — Слова эти вырвались у меня сами собой, мне не нужно было думать, что и как сказать. — И Вам, Франсуа — за то, что не пожалели времени, чтобы раскопать наш секрет. Теперь мы знаем, что у нас есть выход. И мы постараемся воспользоваться вашим советом, правда? — спросила я, глянув на ангела.

— Нет, мы не постараемся, — ответил он, и у меня сердце замерло. Но он повернулся ко мне и, сверкнув глазами, отчетливо проговорил: — Не мы — я добьюсь их согласия. Ты не очень разозлишься, если придется немного подождать меня?

Мне захотелось стукнуть его — жаль, что тарелки уже унесли, блюдцем не так больно.

— Если немного, тогда не очень, — буркнула я.

Он расхохотался и, обхватив меня за плечи, притянул к себе. Я бы, конечно, сопротивлялась, но неудобно было перед Франсуа и Анабель. Опять чертова стеснительность не дала распоясаться вволю!

Франсуа вдруг проговорил: — Нам, пожалуй, пора отправляться в гостиницу. Анатолий, — он вдруг прищурился с заговорщическим видом, — я помню, что Вы не пьете вина. Но, может быть, за Вашу удачу и успех…

— Франсуа, — ответил ему мой ангел с тем же хитрым видом, — с Вами я выпью что угодно, даже вино. — Он взял в руки протянутый Франсуа бокал с белым вином. — Я хочу добавить к словам Татьяны, что буду всегда — Анабель знает, что значит для нас это слово — благодарен вам обоим. Теперь я знаю, что человек может любить ангела, а ангел может сделать своего человека счастливым.

— Не нужно нас благодарить, — ответил Франсуа, поднимая бокал, — мы просто знаем, как вам сейчас неуютно, и очень хотим, чтобы однажды вам было так же хорошо, как нам сейчас.

Я простилась с ними в полном смятении чувств. Мне так не хотелось расставаться с ними. Вот надо же — сейчас, когда у меня появилось море вопросов к Франсуа… и к Анабель, конечно — им нужно уезжать. Ладно, мы еще обязательно встретимся. Сан Саныч еще даже не подозревает, насколько тесно наша фирма будет сотрудничать с Франсуа.

По дороге домой мы некоторое время молчали. Наконец, я не выдержала: — Ну, что будем делать?

— Ну, это как раз понятно, — ответил мой ангел, — вопрос только в том, когда.

— И когда? — быстро спросила я.

Он с досадой покачал головой.

— Я должен подумать. Что-то она не договорила…

— А, ты тоже заметил! — воскликнула я.

— Конечно, заметил. Поэтому-то мне и нужно подумать. Одно дело, если она не хотела рассказывать мне все подробности — просто чтобы не настраивать меня на определенный ход событий. И совсем другое дело, если не могла.

— А если не могла, то почему? — спросила я.

— Не знаю, — задумчиво произнес он. — Может, они согласились под давлением обстоятельств, и тогда мне нужно подумать, как представить им нашу ситуацию, чтобы они и нам не смогли отказать. А может, они выставили ей какие-то условия, которые ей пришлось принять — и тогда мне опять нужно подумать, что они могут потребовать взамен на свое согласие, и как мне на это реагировать…

— Да что тут думать? — горячо запротестовала я. — Пусть выставляют свои условия — справимся!

— Да подожди ты! — отмахнулся он, напряженно хмурясь. — Они такое могут придумать, что тебе и во сне не снилось. В общем, дай мне пару дней.

Пару дней, так пару дней. Меня не особенно радовала перспектива расставаться с ним, да еще и на неопределенный срок. Пусть думает столько, сколько нужно. Главное, чтобы придумал правильную манеру поведения. Чтобы не оставил им ни малейшего выхода, кроме как оставить нас в покое. В этом я помочь ему не могу. Это у нас, в человеческой жизни я лучше разбираюсь, а как с ангелами разговаривать, ему виднее. В отличие от него, я умею признавать границы своих возможностей.

Дома нас встретила мигающая лампочка автоответчика. Господи, да я уже бояться начинаю этого телефона! Это — прямо не творение рук человеческих, призванное облегчать людям жизнь, а Кассандра какая-то. Я нажала кнопку, чтобы прослушать очередное предсказание проблем, бед и ненастий.

Звонила мать. В своем сообщении она ничего толком не сказала, просто велела мне связаться с ней, как только я попаду домой. У меня екнуло сердце — может, случилось что-нибудь? Да нет, вроде голос у нее спокойный, просто недовольный. Ну, разумеется, она недовольна, если меня не оказалось дома в тот момент, когда она звонит. И тут, не переводя дыхания после еканья, сердце мое рухнуло вниз, стремясь как можно быстрее добраться до пяток. Сегодня же первое мая! А я напрочь забыла о прочно установившейся семейной традиции. Сейчас чего-нибудь врать буду. Хотя, собственно, зачем врать? Расскажу все, как есть. Брать его с собой или нет? Поскольку мне очень этого не хочется, значит, нужно брать. Если откладывать напряженные моменты в жизни, однажды они накопятся и нагрянут в гости всей компанией.

Я быстро набрала телефон родителей.

— Здравствуй, мама.

— Ну, здравствуй-здравствуй, дорогая, — послышалось на том конце провода натянутое приветствие. — Спасибо хоть позвонить удосужилась. Я, конечно, знаю, что у тебя в жизни столько забот, что о нас тебе и вспомнить-то некогда.

Я чуть ли не воочию увидела ее поджатые губы и сошедшиеся на переносице брови.

— Мама, не сердись. Я вовсе не забыла, что мы всегда встречаемся на майские, но сегодня у меня была важная встреча. С нашим французом. Я ни перенести ее не могла, ни отказаться. Это был конец переговоров, и — ты же понимаешь! — мое присутствие было совершенно обязательно.

— С Франсуа? — Голос у нее заметно потеплел. — Ну, что ж, против твоей работы мы с отцом никогда не возражали: дело всегда должно на первом месте в жизни стоять. Ну а завтра ты приедешь? Или у тебя и на завтра дела назначены? — добавила она ворчливо.

— Нет-нет, завтра я, конечно, приеду. И… — Я глянула на ангела, вопросительно дернув бровями. Он кивнул. — Мама, ты не возражаешь, если завтра я не одна приеду?

— Не одна? — Я просто почувствовала, как она вся подобралась в охотничью стойку. — Могу ли я надеяться, что ты решила познакомить нас с Франсуа? — В голосе у нее появилось легкое придыхание, и я искренне порадовалась за Франсуа. Его-то эта чаша минует. Ну, все, отступать некуда.

— Нет, не с Франсуа, — ответила я, зажмурившись на мгновенье, словно перед прыжком в ледяную воду. — Я хотела бы приехать к вам со своим очень близким другом. — Договорив эту фразу, я глянула на ангела и показала ему язык. На тебе! Чуть не замучил меня своими старомодными определениями!

Но я забыла, с кем говорю. Забыла, что моя мать наверняка обеими руками поддержала бы каждый из его вопросов, которыми он пытал меня в понедельник.

— Когда это ты успела обзавестись близким другом, и с каких это пор он стал тебе очень близок? — возмущенно спросила она. Приглушенное воркование свахи сменилось в ее голосе кинжальной остротой следователя. По особо важным делам. — Или ты опять что-то от нас скрывала? Сколько раз ты уже в жизни убеждалась, что недомолвками своими ничего не добьешься — правда все равно наружу выйдет!

— Мама, если вам это неприятно, то я приеду одна, — с радостью ухватилась я за возможность отсрочки публичной порки.