Как же все в мире сбалансировано: в такие моменты я ясно ощущаю, что мне не очень повезло с шефом, который ради дела готов на что угодно. Но не скажешь же ему об этом сейчас, при Франсуа, а к понедельнику я уже остыну (о чем он, кстати, прекрасно знает).

Сжав зубы и мысленно пиная себя ногами за бесхарактерность, я пошла с Франсуа в это чертово кафе. Вот и настраивайся после этого на непреклонную линию поведения. Как же он мне руки-то выкрутил! Нет, это — просто несправедливо. Вот теперь до самого вечера лоцманом мне и работать: направлять разговор в русло взаимовыгодного сотрудничества всякий раз, когда Франсуа начнет сносить к личным темам.

В кафе я сказала, что буду пить только кофе. Он поинтересовался, не изменились ли мои вкусы в отношении вина (запомнил же, что в ту первую встречу я сказала, что предпочитаю белое!). Я от вина категорически отказалась, напомнив ему, что мы вроде по делу здесь оказались. Он улыбнулся, сказал, что я — как всегда — права, и заказал два бокала вина: один — белого, другой — красного. Словно я рта не открывала. Откуда, ну откуда у него такая самоуверенность? У меня что, на лице написано, что я так и не решусь встать и уйти, да еще и фыркнуть что-нибудь на прощание? Я же — взрослая женщина, я вовсе не обязана сидеть с ним в кафе только потому, что он меня туда — нет, не пригласил даже, почти за шиворот приволок. Но я прекрасно знала, что потому и стараюсь избегать таких неловких ситуаций, что не умею выходить из них с достоинством. Хоть бы выбор был между скандалом и терпением, так ведь нет: я и скандалить-то не умею. Ладно, перетерпим, завтра начинаются выходные, а в понедельник он улетает. Честное слово, всплакну на прощание — от облегчения.

Чего это он притих? Франсуа — и молчит; я даже занервничала. Сидит вон, напротив меня, руки на стол положил, рассматривает их. Может, действительно устал? Так зачем он меня тогда в это кафе тащил? Ехал бы к себе в гостиницу, отдыхать… А может, заказа ждет, думает, что под бокал вина разговор веселее пойдет? Начнется сейчас: «Как приятно сотрудничать с такой очаровательной девушкой!» Нет уж, дудки!

— Франсуа, я думаю, сегодня нам достаточно решить, будем ли мы вести этот контракт по обычной схеме или, возможно, у Вас есть….

Он поднял на меня глаза и усмехнулся.

— Танья, по правде говоря, я хотел поговорить с Вами о чем-то другом.

Нет, ну не понимают некоторые люди намеков! Ладно, может, оно и к лучшему: поговорим откровенно, может, он от меня и отстанет. Я изобразила вежливый интерес на лице. Бровь, бровь, бровь вскинуть!

— Я слушаю Вас.

— У меня сложилось впечатление, что мое общество Вам неприятно.

Что-то долго оно складывалось.

— Франсуа, у нас с Вами деловые отношения, поэтому Ваше общество не может мне быть ни приятно, ни неприятно.

Вот так — прямо и однозначно: деловые отношения — и на большее ты не рассчитывай.

— Вы совершенно правы, Танья, но возможность общаться с Вами лишь усиливает мой интерес к сотрудничеству с вашей фирмой.

О, Боже! Я набрала в легкие побольше воздуха.

— Подождите, Танья, — улыбнулся он. — Мне кажется, Вы все время неправильно понимаете мои слова. Разумеется, я приезжаю в вашу страну по делам, но — должен признаться — мне у вас очень нравится.

Он что, с ума сошел? Надобность изображать интерес как-то сама собой отпала. А тут и кофе с вином принесли. Я схватилась за чашку и принялась размешивать в ней сахар, чтобы собраться с мыслями.

— Если уж мы говорим откровенно, Франсуа, мне трудно себе представить, что Вам — на фоне вашего уровня жизни — может у нас нравиться. История наша Вас не интересует, природа у нас побогаче — да, но в парки наши или леса Вас тоже не тянет. Чем же это мы Вас так привлекаем?

— Танья, история — это то, что уже прошло, сейчас я могу видеть только ее следы. Природа…. Я — человек городской, и ваш городской быт — для меня это и есть история. Но я говорю не об этом. Мне очень нравится ваша… чистота, если я правильно нашел слово. Особенно Ваша.

Час от часу не легче. Что-то я совсем растерялась.

— Я не уверена, что понимаю Вас.

— Когда я приехал к вам в первый раз, я сразу увидел то, о чем мне много раз говорили: хмурые, напряженные лица повсюду. Никто не улыбается, люди даже идут, согнув плечи, словно на них лежит тяжелый груз. Но на второй день Вы повели меня на ту памятную экскурсию — мне было неудобно отказаться — и я увидел совершенно другое, живое лицо, на котором были написаны все Ваши чувства. Какой это был контраст.

Ужас. Представляю себе, какие чувства он увидел на моем лице к концу того злополучного дня.

— Вечером я сидел в гостинице, возле окна — по правде говоря, возле радиатора — и думал, не будет ли у меня пневмонии. Я услышал голоса на улице и увидел прямо под моим окном двух молодых девушек и двух молодых людей. Они говорили о каком-то фильме, по-моему. Я стал слушать, я всегда стараюсь слушать, как вы говорите, как вы строите фразы, такое у себя дома не выучишь. Было очень холодно, но они стояли там, не бежали домой, чтобы согреться, и говорили, и смеялись, и шутили… Мне стало интересно.

— Господи, да что Вам интересно-то? То, что мы мороза не боимся?

— Нет-нет, я всегда считал, что ваша хмурость связана с вашей тяжелой жизнью. Но это оказалось не так. Вы сохраняете свою приветливость для тех, кто вам близок. Вот я и захотел познакомиться с Вами поближе.

Ах, поближе! Издалека, однако, зашел.

— Франсуа, если Вас интересует «близкое знакомство», то Вы обратились не по адресу. Мне романы не нужны — ни с Вами, ни с кем бы то ни было. И давайте на этом и остановимся.

— Танья, я не хочу предлагать Вам роман. Я имел две жены и имею троих детей. У меня есть подруга, с которой мы встречаемся, когда мы этого хотим. С Вами мне интересно говорить. Для меня Вы — очень необычный человек.

Господи Боже мой, да что же во мне необычного? Закомплексованная улитка: два перископа в белый свет выставила, и если что не так, сразу — юрк в домик и камушком прикинулась! Даже отстреливаться смелости не хватает.

— Что Вы имеете в виду?

— Вы не умеете носить маску, хотя и стараетесь. Как я уже сказал, по Вашему лицу можно видеть, что Вы думаете и чувствуете. И часто мне кажется, что Вы все время мысленно говорите. Я хотел бы стать Вашим собеседником, если Вы мне позволите.

Так, по-моему, он не зря вино заказывал. Я взяла свой бокал и сделала глоток. Потом еще один.

— О чем же нам с Вами говорить? — Господи, вот не было печали. Мало мне девчонок с их вечными проблемами. Я у них и так — что-то вроде психоаналитика.

— У меня к Вам есть очень много вопросов «Почему?». Например, почему Вы не говорите мне «Нет», хотя я вижу, что Вам не очень нравится мое предложение? Или почему Вам так неприятно, когда я говорю, что Вы прекрасно выглядите? Но сначала, Танья, я хотел бы, чтобы Вы хорошо обдумали мое предложение. Я не стану забирать у Вас много времени, но я — очень любопытный.

— Хорошо, я подумаю.

— Завтра Вы уезжаете, не так ли?

— Э… да.

Он улыбнулся. Вот, черт, что же у меня сейчас на лице написано? Что ж мне теперь — вообще не врать, что ли?

— Тогда, если Вы мне позволите, я приглашаю Вас в понедельник на обед, в это кафе, и мы продолжим этот разговор. Если Вы решите отказаться, Вам нужно только сказать мне, что у Вас появилась срочная деловая встреча — я пойму.

— Очень интересно, мне же Вас все равно в аэропорт провожать.

— Если Вы не захотите взять меня в друзья, я не стану больше Вам надоедать; в такси можно поговорить о погоде. Позвольте мне проводить Вас до… как вы это называете?… маршрутка? Такое смешное слово. — Лицо у него было довольное, как у кота, сидящего рядом с пустой (уже) банкой сметаны.

Нужно отдать ему должное: если он задался целью ошарашить меня (чтобы поупражняться в чтении мыслей у меня на лице) — ему это удалось. Я уже и не помню, когда кому-то удавалось до такой степени меня озадачить. Вот же мыслей подкинул, спасибо ему!