Я настроил в ванне приятную для кожи воду и забрался туда. Ну, и? Чтобы я оказался под душем, вода должна литься сверху — вон оттуда. Чего же она внизу льется? Ага, в ванне возле кранов еще какой-то рычажок есть…. Точно-точно, Татьяна обычно что-то там еще поворачивает. Я протянул руку к этому загадочному рычажку, повернул его и… получил весьма ощутимый удар прямо по темени. На меня обрушилась струя холодной воды. Я отскочил назад, но ноги у меня почему-то ринулись, скользя, вперед… и через мгновенье я сидел в ванне, пытаясь сообразить, что только что произошло. Рухнув под тяжестью приобретенного опыта, я каким-то чудом (вот опять тело само отреагировало!) успел схватиться за бортики ванны, поэтому болевые ощущения, примешивающиеся к чувству удивления, можно было назвать весьма незначительными. Ногам же — под колючими струйками восхитительно теплой воды — было даже приятно. А, вот, значит, почему они вперед кинулись! Похоже, к велениям этого тела следует почаще прислушиваться.
Кое-как встав (ноги категорически отказывались покинуть занятую под водой позицию и переместиться под остальное мое тело), я осторожно, бочком, передвинулся под жизнерадостно шумящую воду. И… понял, что в моем настороженном отношении к человеческому быту пробита еще одна брешь. Огромная, зияющая дыра с рваными краями. Струйки воды покалывали мне плечи, щекотали спину, сбегали извилистыми струйками по всему телу. Я принялся вертеться во все стороны, подставляя под них все части своего тела по очереди. Я вдруг поймал себя на мысли, что мне хочется потянуться, пошевелить плечами, повертеть головой, разминая шею — каждая мышца во мне расслаблялась, наполнялась покоем, чуть ли не вздыхая от облегчения…
Все, сдаюсь. Признаюсь Татьяне, что хочу в душ. Но только через пару дней — когда освою вхождение в ванну без акробатических пируэтов. А то она еще, услышав грохот, примчится меня спасать. От этой мысли у меня мороз по коже пошел — под горячим душем-то! — и я непроизвольно рывком задернул шторку. Слава Богу, у меня хватило ума не признаться ей, что я и в ванной за ней присматривал. Если она тогда испытала хоть десятую часть того ужаса, который накатил на меня, когда я представил себе, как она врывается сюда… Боюсь, если бы я тогда сказал ей правду, одним рукоприкладством бы не обошлось.
Чтобы довести эксперимент до конца, я вымыл шампунем голову (мгновенно закрыв глаза, как только ощутил ладонями пену) и гелем все остальное. И вновь глубоко вдыхал все тот же яблочный аромат. Честное слово, так бы всю ночь там простоял! Решив непременно вернуться к этому райскому… э, собственно говоря, совсем не райскому блаженству — и неоднократно — я выключил воду и очень осторожно выбрался из ванны. И… чуть не запрыгал на месте, оказавшись в луже холодной воды. Так вот зачем они шторку закрывают! И что теперь делать…? Нужно как-то эту воду собрать…. Да что же она эту тряпку для пола в туалете держит!
Решив сначала уничтожить следы своего самовольства, я приоткрыл дверь в ванную, осторожно просунул в образовавшуюся щелочку голову и прислушался к тишине. Хорошая тишина, спокойная. Я еще немного прислушался — пока весь не покрылся гусиной кожей. Делать нечего: либо рискнуть, либо дрожать мелкой дрожью. На то, чтобы выскочить из ванной, ступить одной ногой в туалет, схватить там швабру с тряпкой и метнуться назад в ванную, у меня ушел ровно один вдох. В том смысле, что в ванной я вдохнул, в ванной же и выдохнул. На уборку воды времени ушло больше. Мы со шваброй никак не могли разминуться в маленькой Татьяниной ванной.
Убрав всю воду (может, мне завтра сказать Татьяне, что я буду мелиоратором? Процесс осушки небольших территорий я уже освоил), я уже окончательно замерз. И опять мое тело справилось с возникшей проблемой без участия головы. Руки сами собой схватились за полотенце и принялись… не осушать меня, как я только что пол промакивал, а словно втирать остатки воды мне в кожу — и отнюдь не деликатно. Поначалу я почти охнул от такого бесцеремонного отношения, но через пару секунд почувствовал, как под полотенцем растекается по мне жаркая волна. Ага! Еще одно открытие! Если она мне еще раз скажет, что продрогла, я уж буду знать, что делать!
Процесс одевания почему-то занял больше времени, чем процесс раздевания — и это при том, что я уже почти с первого раза каждую пуговицу застегивал. Я так и не понял, почему после душа еле втиснулся в джинсы. От нагревания все тела, конечно, расширяются, но я ведь и замерзнуть уже успел. Наверно, поэтому она из душа всегда в халате выплывает.
Хм. А ведь и я выплыл! И, глянув перед выходом в зеркало, заметил, что на лице у меня плавает, колышется, как свежее желе, выражение полного удовлетворения собой и жизнью. Когда я прокрался в спальню и вытянулся на кровати, чувство удовлетворения из полного превратилось в абсолютное. Нет, следует признать: есть в жизни людей моменты, которые даже ангела способны примирить с человеческим существованием. Ладно, вот прямо завтра и займемся возведением фундамента для него. А когда мы создадим мне социальное лицо, вот тогда я и попрошу для него права доступа в душ!
За завтраком выяснилось, что лицо это окажется многогранным — Татьяна сообщила мне, что между именем и фамилией у них принято встраивать отчество. Я буркнул себе под нос, что творческие силы людей не знают предела. Мало им имени, к которому они еще три-четыре сокращенных варианта придумывают; мало им фамилии, чтобы потом при знакомстве с кем-то выяснять, он чей-то родственник или просто однофамилец — они еще и отчеством от других отличаться хотят. И почему, кстати, так важно имя отца, а не матери? Они, что, считают, что мать — это физиологически явная данность, а об отце им все время напоминать нужно? Особенно в зрелом возрасте, когда память ослабевать начинает? То-то во второй половине жизни они друг друга по имени-отчеству называют.
И это было еще не все. Татьяна спокойно объяснила мне, что, кроме этой катавасии с именами, придется еще придумать мне возраст, профессию и кучу мест: от места работы до места рождения. А это еще зачем? Кому какое дело, где человек родился? Задумчиво выпятив губы, Татьяна добавила к этому и так уже слишком длинному (на мой взгляд) списку семейное положение. Ну, это уже, знаете ли, вообще ни в какие ворота не лезет! Это же — личное дело человека, это — его личная жизнь, почему же обществу требуется эта информация? Да нет, наверно, эти данные не являются абсолютно необходимыми — вон и Татьяна как-то неуверенно включила в свой список этот пункт.
Подумав несколько минут, я пришел к выводу, что все не так уж и страшно. Подумаешь, список из десяти пунктов! Это же — девять слов (одно из которых — имя — уже придумано) и число для возраста. По дороге на работу управимся. Вот, например, для фамилии вполне подойдет… Вполне подойдет… Черт, ничего в голову не приходит! А откуда они вообще взялись, эти фамилии? Нужно же знать, хоть в каком направлении думать!
Заметив, наверно, по моему лицу, что я оказался на раздорожье, Татьяна — добрая душа! — превратила простую развилку дорог в самый центр лабиринта. Она сообщила мне, что девяти слов и одного числа для моего социального портрета никак не хватит. Нам придется соединить их в единое целое прочными и убедительными причинно-следственными связями. Например, между местами рождения и проживания должна еще выстроиться разветвленная цепочка фактов, описывающих ясельные, детсадовские, школьные и университетские годы человека. Причем все эти факты должны строго согласовываться между собой.
Я притих, пришибленный грандиозностью стоящей перед нами задачи и искренним уважением к людям. Ведь любой из них общается в жизни не с одним десятком других людей — как же им удается держать в голове такое количество информации по каждому знакомому? Неудивительно, что при переходе к нам требуется фундаментальная очистка памяти бывшего человека — не тащить же с собой в вечность такой груз! У меня даже закрались сомнения, что и великое Татьянино воображение справится с такой махиной.
