* Балдырган - съедобное растение, растущее на берегах горных рек.
** Суннет - обрезание мужчин у мусульман.
ДОЖДЬ ИЗ ТРУХИ
Двинулось! Ящерицы ринулись ко мне. Показалось, что они ринулись на меня: вверх, к потоку щебня. Они убегали от точки движения. От поречья, от корней виднеющихся на северной стороне кустов живицы и барбариса - все, что умело бегать, насекомые, пресмыкающиеся. Задушил змею. Другая меня ужалила. Потянулся за птицей. Я стоял, вжавшись в угол берлоги. С северной стороны бурьян, ветки, отсюда щебень, обломки скалы срывались в поречье...
***
Прижав нарциссы к ребрам, рванулся вниз. Прошвырнулся. Прошел через множество трупиков ящериц и ужей. Пониже перешагнул через трупики дождевых червей, сороконожек, скорпионов, жуков-бомбардиров. Больших, в теле. Даже в останках претензия на карабкание. Ножка каждого из них зацепилась за кусок камня, да так и осталась. И все ножки вверх. Наверное, внизу - в поречье, лососи тоже вверх подпрыгнули. Моя дорога не вела туда. Но я посмотрел. Там всего лишь покрылось, и между югом и севером образовывалась щебневая запруда.
***
Захотел пробить заднюю стенку хлева. Послышалось дыхание. Запах навоза. Рванулся к двери хлева: перешагнув дождевые стоки взобрался и впрыгнул в хлев. Затесался между буйволиц. Тогда я был маленьким. Может, совсем малышом был. Знал, что эти подпорки дубовые.
***
Любовь к дубу была чем-то волшебным. После бабушки и буйволиц дуб был третьим. Но в буйволице я сомневался. В дуб я верил так, как ни во что другое.
Подпорки крошились. То крошились, то переставали. Из каждого из столбов появляются новые слои. Эти слои тоже кольцами трухи. Бойволица боднула одну из подпорок, я прикрикнул на нее. Открылся новый слой трухи. Откуда столько трухи у наших буйволиц и подпорок нашего хлева? До недавних пор обтерлась, отоньшала. Было похоже на ногу буланой кобылы. Кору сжевали, очень давно. Сама была как потертый ремень. Круто стояла.
***
Чем упреждать отца и бабушку, нужно было вытащить буйволенка. Самку буйволенка. А самец? Самец останется здесь? Самец кайфовал. По мере того, как крошились подпорки, я оставался внутри. Я не видел столь бесконечного крошения. Крошилось, останавливалось, крошилось. Ни буйволицы, ни буйволенок, ни буйвол не выходили из хлева. Крошение им было нипочем. Я опечалился и захворал.
***
Я заглянул в дымоход хлева. Вскарабкался и захотел прикоснуться. Влажно. Это был поток, подобный осадкам из крошащегося осколка зеркала, другой конец которых был в руках туч. Печально. Дождевая труха.
ПРОСТЫНЯ. КЛУБОК.
Под ногами - до самой земли треугольная пустота. До самой земли. Но землю не видно. Крыша полуподвала, прильнувшего к земле, на девять этажей ниже нас значит, каждый по-меньшей мере по три с половиной... плюс еще тюда-сюда, девять этажей! Но прямо под нашими ногами развевается краешек белой простыни. Чья бы? Откуда бы взяться? Одинокая простыня на бельевой веревке! Где же бельевая веревка? Бельевой веревки ведь нет... Чтобы зацепиться за нас. Может под нашими ногами балкон? Нет, откуда взяться балкону на этой голой стене?.. Ну нет и нет!
***
Слышно звук моих ребер. Привязав себя к небу, тянусь от постылых стен к белой, окровавленной женской простыне на девятом этаже. А она там дырку сделала. Окно. Прежде чем достичь этого, она туннели прорыла, туннели! И пробила там одинокое окно. К нижнему краю привязала бельевую веревку. Оба конца привязаны вокруг ее дырки. Простыня развевается каждый день, каждую ночь. Белая-пребелая. Посредине, как лужа, пятно крови...
***
Они посмотрели вверх! Из-за окон с крупными створками посмотрели на треугольную пустоту между зданиями и увидели ту простыню: "Там живет или женщина, или женский дух". Неожиданное открытие какого-то старика повергло всех в изумление. Какая сметливость!
Здесь - за створчатым окном, в тайне, если не ошибаюсь, на втором, или третьем этаже, работают мужчины с мешками под глазами, ленивые, апатичные, приходящие сюда после того, как тысячу, иногда один, иногда несколько раз подвесят себя за нутро прямо в постели. Мужчины с лицами, посиневшими как будто от только что отпустившей судороги, приходят в это здание работать. Один из них когда-то побежал, потерся об землю на лютиковом поле в Ветряном Стане, потом сказал, что бестолку, от нас несет асфальтом...
***
Из комнаты кассира (банковской) видно краешек простыни. Мимо позолоченного бюста проходят двое красавиц. Одна копается в портативном телефоне, другая с посудой. На одной черная юбка, красная кофта, на другой молочная кофта, желтая юбка. Красивые ноги. Так должно быть. Кривоногих женщин никто не любит. Женщины пошли мыть жирную посуду и вот, звук радио. Музыка из радио поднимается из окна по треугольной воздушной пустоте вверх. Потом кто-то приходит среди бела дня и заворачивает позолоченный бюст в вестибюле в простыню, чтобы не запылился. Другой приходит к вечеру и слегка поворачивает бюст в вестибюле так, чтобы Бюст не видел развевающегося краешка простыни...
Простыня, в которую обернут бюст, окровавлена. Кровь, как менструальная.
