Ножки, бёдра, силуэт,
О чем пишут постоянно
И писатель, и поэт.
Мода просит женщин снова,
Для чего, нельзя понять,
Шубки, шляпки и обновы
Каждый час и день менять.
Мода – древняя оправа
Для знакомых и светил,
Ведь недаром Зайцев Слава
Моде годы посвятил.
А космическое тело,
Как мы знаем, улетело.
Повесть можно бы окончить,
Но решительно, умело
Подключилась вдруг печать,
Целый месяц бушевала
Здесь бумажная пурга,
Среди горожан искала
Не раскрытого врага:
Кто ему помог светиться?
Кто сигналы подавал?
Где он мог остановиться?
Кто провёл через завал?
Власти, наконец, решили,
Что вопрос совсем не прост.
Там, где тело опустилось,
Разместить секретный пост.
С сверхсекретнейшим заданьем
По ночам следили чтоб,
Ну, а днём, для оправданья,
Будто для отбора проб.
Озадачили – забыли,
Только люди сметной хватки,
Через две недели были
Там поставлены палатки.
Год прошел, как сон приснился,
Там чиновники живут.
С ними рядом появился
ВНИИ НЛО институт.
Институт заполнен штатом,
С разрисованным фасадом
И на крыше у него
Ярко светит НЛО.
Я узнал, не помню даты,
Есть уже и кандидаты,
И как будто бы вчера
Появились доктора.
XI.1989
***
Мы сидим у костра,
Прислонившись друг к другу плечами,
И молчим, мы так можем сидеть до утра;
Отражается зыбко, как эхо печали,
В твоих тёмных глазах отражается пламя костра.
Для чего разговор.
Мы друг друга и так понимаем
По движению рук или глаз,
И легко я за плечи тебя обнимаю,
Отдаляя разлуку с тобой
На мучительный миг или час.
Мы сидим у костра,
А над нами нависла безбрежность,
Чью-то тихую песню
К нам ветер, играя, принёс –
Это жизни привет и призыв,
Удивление и нежность.
Эта песенка трогает
Душу до слез.
1989
***
Я знаю, что смерть никого не щадит.
Время приходит и жизнь обрывается.
Равны перед нею король и бандит,
Невинный малыш и кокотка-красавица.
Только зачем мне о ней вспоминать,
Пусть она бродит, если ей нравится…
Жизнь подарила нам, каждому, мать,
И пусть она в песнях вовеки прославится.
1989
***
Опять циклон волшебной птицей
Над головой у нас кружится,
Бросая в наши судьбы лица,
Свое презренье и любовь,
И мчимся мы на колеснице,
И силы нет остановиться,
Чтоб отдохнуть и поклониться
За жизнь, терпение и боль.
Над миром призраком летает,
Смеясь и плача, карусель.
И на весах судьбы качает
Следы находок и потерь,
А, может, кто-то гневно дышит,
Спеша, готовит нам ответ,
И на листках своих напишем,
Когда оставим белый свет.
Какая выпала дорога,
По ней безропотно идём,
Не просим милости у Бога,
Свой крест до устали несём,
Не ищем рай, как Пилигримы,
Что поклониться в Мекку шли,
Огнём и холодом палимы,
На пыльной палубе Земли.
Дорога, длинная дорога,
Как космос, пыльная немного,
Как счастье, полное тревоги,
Любви, отваги и потерь.
Дорога, снежная дорога,
Крутая или же совсем немного,
С рождения и до чертога –
Для всех закрыта в вечность дверь.
1989
***
Чёрное горе. Чёрная речка.
Чёрные ветры. Чёрные тучи.
Гаснет надежды печальная свечка.
Чёрная сплетня терзает и душит.
Зимняя ночь. Утомилась прислуга.
Светлые сны видят милые дети.
А за чертой освященного круга
Думает Пушкин в своем кабинете.
Утро. Пора. Ничего не забыто.
Ночь улетела, как чёрная птица.
Бьет коренник в нетерпенье копытом:
Пушкин спокойно в пролётку садится.
Выстрел. Удар. Жестокая сила
Бросила навзничь, расстреляна муза,
Но, защищая, что было, что будет,
Глаз пистолета прицелен и узок.
Чёрная боль. Ускользает сознание.
Выстрел поставил последнюю точку.
Силы уходят, уходят желания.
Великих удел – умирать в одиночку.
XII.1989
***
А к нам опять пришла зима,
Трещат крещенские морозы,
Стужа выжимает слёзы
И плачет инеем сама.
Дома укутались в снега,
И Енисей-река дымится.
Пороша снежная клубится
Дорогой от грузовика.
Кругом покой и тишина.
Берёзовая роща внемлет,
Как под сугробом тихо дремлет
Жизни буйная волна.
Снег скрипит, над головой
Глубина небесной шири,
Мерцанье звёзд в огромном мире,
Как след, оставленный судьбой.
I.1990
***
Не ходят бабушки в кино.
Уже давно. Давным давно.
Играют бабушки в лото,
Небрежно брошены пальто,
Платки, перчатки, боты
И – никакой заботы.
Оценена в копейку карта.
И в блюдце накопилась касса,
Наполнена душа азартом,
Хотя сидят не больше часа,
Перебирая фишки, не чувствуя одышки.
Одна кричит, читая фишку:
«Ну, будь внимательной, Енава,
Опять, Енава, не услышишь,
Лото – игра, а не забава.
Пять, дед, бабка, сорок,
Десять (это за зарплатой),
Баста! Ты, Енава, будешь скоро
Богатой, сказочно богатой!»
Играют бабушки в лото,
Не может выиграть никто.
Милые бабушки – века ровесницы,
Грозного времени тихие вестницы.
Веком-убийцей отмечены,
С нуждою и болью обвенчаны.
Вместе росли – подрастали,
Вместе и взрослыми стали.
Знают разлуки и страсти,
Сыты капризами власти,
Репу с мякиною ели,
Песни печальные пели,
Пели и вместе грустили,
С горем и счастьем дружили.
Все они видели, знают,
Как мужиков убивают,
Как устраняют разрухи,
Теперь они стали старухи.
Силы подорваны, слабы,
Думают: «Больше была бы
Пенсия, жить можно
Было бы дольше…»
«Ужас, что делают в Польше…»
«В Азербайджане стреляют…»
«Ещё будет хуже, я знаю!»
Играют бабушки в лото,
Забыли про одышки,
Не должен им мешать никто,
Они читают фишки.
Три, двадцать, свиньи спят,
Стульчики, семнадцать, пять,
тридцать, девять, сорок шесть…
«У меня квартира есть.
тридцать пять – молодец!
Баста! Низ – наконец!
Эта касса ваша, бабушка Наташа!»
I.1990
***
Здравствуй, милая Галя!
Мы на вас не в обиде,
За немыслимой далью
Признак боли не виден,
За не сдержанной речью
Ты едва ль понимала,
Что урок бессердечья
Своим внукам давала.
Ни к чему оправдания –
Они память тревожат;
Стариков ожидания
Вы поймёте, быть может,
Не удержишь и малости –
Дни спешат бегунками,
Невозможно от старости
Откупиться деньгами.
Это было бы юнцу
И смешно, и печально –
Только инсульт к отцу
Подобрался недавно.
Он лежит и молчит,
Взглядом помощи просит –
Время ласточкой мчит
И с собою уносит.
Не заботьтесь о нас,
Мы живём как придётся,
Что в назначенный час
Нам, быть может, зачтётся,
Это время придёт
Неожиданно – знайте.
Вы тогда без забот
И легко отдыхайте.
II.1990
***
Силы небесные! Что вы хотите,
Светом сверкаете, громом летите.
Видно, на нас велико возмущение,
Или несёте вы нам очищение.
Выросли мы по велению времени
В веке двадцатом из грозного семени,
Но не забыли под пологом неба
Вкуса ржаного душистого хлеба.
Много оружия мы наковали,
Только от смерти спасёт нас едва ли.
Может, поэтому вы и грохочете
И нам бесславную гибель пророчите.
Силы небесные! Нас не вините.