Большего мне и не нужно. Я вытаскиваю капельницу и, держась за кровать, пытаюсь встать, но у меня не хватает сил, тело, словно налито свинцом, такое тяжелое. Поэтому я опускаюсь на колени, подползаю к стене, поднимаюсь по ней вверх и прислоняюсь, найдя таким образом опору.

Опираясь о стену, я осторожно выхожу из комнаты.

Должно быть, сейчас ночь, потому что в коридоре никого нет — ни персонала, ни пациентов. Я надеялась кого-нибудь встретить и попросить позвонить моему отцу, но ладно. Я уже гораздо лучше чувствую свои ноги, они стали сильнее, мне нужно продолжать двигаться вперед, пока я не найду дверь или лифт. Мне кажется, что прошла целая жизнь, прежде чем я добираюсь до лифта. Нажимаю кнопку, едва дыша, жду его прибытия.

Двери распахиваются, и я упираюсь в ледяные глаза Бренда. Он смотрит на меня так, словно только что увидел приведение, я тоже настолько поражена, что теряю всю свою концентрацию на достижение поставленной цели, которая удерживала меня в вертикальном положении, поэтому падаю на задницу на пол. Резкая боль пронзает все тело. Я чувствую себя разбитой на тысячу кусочков.

— Господи Иисусе, — рычит он, делая шаг ко мне.

Я стараюсь отползти от него, перебирая руками по полу. Открываю рот, чтобы послать его подальше, но ничего не могу произнести. Его начищенные черные туфли останавливаются рядом со мной. Я замираю. Присев на корточки, он обхватывает меня руками за колени и под спину, поднимая на руки. И молча несет меня обратно по коридору, через который я только что с таким трудом прошла. Я стараюсь не опускать голову ему на плечо, хотя она клонится, и каждый нерв в моем теле умоляет положить ему голову на плечо.

— Мы не в больнице? — Шепотом спрашиваю я.

Он хмурится.

— Почему ты так решила?

— Почему бы тебе не отпустить меня, Бренд? — Беспокойно спрашиваю я. Меня кажется начинает лихорадить, я не могу посмотреть ему в глаза.

Он игнорирует мой вопрос.

— Тогда ты сможешь остаться в живых, — бормочу я. — Если ты продержишь меня здесь дольше, мой отец все равно найдет меня, тогда тебе, действительно, негде будет спрятаться.

Он жестко улыбается.

— Ну, не смешно ли? Ты думаешь, мне следует бояться этого старого беззубого льва. Он уже двадцать лет не работает в этом бизнесе. Это моя территория. Я новый король. И я обладаю такой же властью, если не больше, чем он обладал в свое время.

Он входит в палату, в которой я пришла в себя, когда я отвечаю:

— Ты можешь поставить меня на пол. Мне нужно в туалет.

Вместо того, чтобы опустить меня на пол, он несет меня в ванную комнату. И осторожно усаживает на унитаз.

— Теперь ты можешь идти. Я сама справлюсь, — натянуто говорю я.

— Тебе не кажется, что уже нет смысла стесняться? — насмешливо замечает он.

— Я не могу писать, когда ты смотришь на меня, — сердито бросаю я.

Он вздыхает и отворачивается.

Как только я пописала, он мочит полотенце под краном. Затем приседает передо мной на корточки и, к моему полному шоку, аккуратно вытирает мою промежность теплым влажным полотенцем.

— Для чего ты это делаешь? У нас уже был секс. Твоя месть закончилась. Зачем ты хочешь, чтобы я выжила, если так сильно ненавидишь меня?

Он бросает полотенце в раковину и снова поднимает меня на руки. Подойдя к кровати, аккуратно укладывает и нежно проводит рукой по моим волосам. Я с нескрываемым удивлением смотрю на него. Выражение на его лице — нежное. Затем его рука скользить вниз по моему телу, приподнимая подол ночной рубашки, обнажая мое лоно. Он раздвигает мои ноги.

По всему моему телу проходит дрожь от его взгляда. Даже в странном состоянии, в котором я нахожусь, чувствую, как тело само по себе отвечает ему. Я становлюсь мокрой. Он подается вперед, наклоняя темную голову и проводит языком по моей киски, и предательское тело выгибается от удовольствия.

Он поднимает свой взгляд к моим глазам.

— Да, я ненавижу тебя, Лилиана Иден, но я как героиновый наркоман. Мне нужна доза. И я готов за нее убить.

Кажется, целую вечность, мы смотрим в глаза друг друга. Затем он опускает голову и опять проводит языком по моей киски, начиная вылизывать, я вцепляюсь ему в волосы, превращаясь в миллион капель на его языке. Потом он опускает мне на бедра ночную рубашку, поднимается, чтобы уйти, но я успеваю схватить его за запястье. Он переводит взгляд на мои глаза, его глаза стали такими черными и с поволокой.

— Завтра у меня день рождения, и я хотела бы поговорить с отцом. Очень прошу тебя.

Несколько секунд он всего лишь молча смотрит на меня, я не могу точно понять выражение его глаз, а затем он кивает.

— Хорошо. Марк настроит необходимое оборудование, чтобы ты смогла поговорить с ним, и он не смог бы отследить звонок.

И прежде чем я успеваю поблагодарить его за щедрый жест, он разворачивается и выходит из палаты. Я прислушиваюсь к шагам его начищенных до блеска черных ботинок по коридору, потом наступает тишина. И оставшись одна я раздумываю о своей маленькой победе и о том, что скажу папе, чтобы он поменьше волновался за меня. Но не прошло и пяти минут, как по коридору снова слышатся шаги. Но это не Бренд, поэтому я вся сжимаюсь от страха. Дверь в мою палату открывается, и входит круглый полный мужчина в очках и докторском халате.

Он вздыхает.

— Ты вытащила капельницу. — Доктор подходит к кровати, опускает руку мне на запястье, чтобы проверить пульс, при этом не представившись. — Ничего страшного, капельница была лишь всего предосторожностью. — Он добродушно улыбается. — Похоже, ты идешь на поправку. Полагаю, у тебя, наверное, болит голова?

Я отрицательно качаю головой.

— О, хорошо. Если у тебя что-то болит, я могу назначить тебе обезболивающие?

Я точно знаю, что не хочу принимать обезболивающие, от которых дуреешь, тем более от врача, который работает на преступника. — У меня ничего не болит, — отвечаю я правдиво.

— Вот и прекрасно. Ты хочешь есть?

И тут мой желудок урчит, и он смеется.

— Я пришлю медсестру с подносом еды к тебе.

Глава двадцать седьмая

Лилиана

Буквально через некоторое время после ухода доктора, миссис Паркс распахивает дверь моей комнаты, появляясь с подносом. С озабоченным видом она спешит ко мне.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спрашивает она.

— Хорошо, — отвечаю я, теребя одеяло.

Она с сожалением тяжело вздыхает.

— Если бы я знала, что такое случится, ни за что бы не позволила тебе сбежать. Кажется, я не очень хорошо все обдумала. Получается, что я подвергла твою жизнь опасности и прошу у тебя прощения за это.

Я кладу свою руку на ее.

— Все в порядке, — пытаясь ее утешить, говорю я, уголки моих губ приподнимаются в легкой улыбке. — Это совсем не ваша вина. Вы были добры и пытались мне помочь. Я искренне благодарна вам за то, что вы дали мне шанс. Я понимаю, насколько противоречивые чувства одолевали вас. Но вы все же захотели мне помочь, но в то же время не хотели предавать Бренда. Я понимаю, что он значит для вас.

— Он не злодей, — напористо восклицает она. — У него просто была очень-приочень тяжелая жизнь. — Слезы начинают катиться по ее лицу. — Он не собирается причинять тебе вред... я чувствую, что он очень сильно переживает за тебя. Я вижу это в его глазах.

Я хочу ей ответить, что он уже причинил мне боль, но не делаю этого. Она вытирает слезы и крепко сжимает обеими руками мою руку.

— Ты знала, что ты с Брендом родилась в один день?

На пару секунд я теряю дар речи, а потом недоверчиво начинаю трясти головой.

— Вы точно знаете?!

Она утвердительно кивает.

Дверь внезапно распахивается, и мы обе подпрыгиваем, поворачивая головы, видя перед собой того, о ком только что говорили. Я чувствую, как начинаю краснеть, испытывая чувство вины, что мы говорили о нем у него за спиной. И впервые с тех пор, как я опять оказалась в плену его дома, я вижу, что Бренд чувствует себя немного неловко и неуверенно. Он переводит взгляд с меня на Линди, потом на поднос с едой и опять на меня и на Линди.