– Ничего. Проверили твои вещи, и всё.

Сашка сел на табурет, положил локти на стол. Мама ничего не знает об отчислении, да и об Илье тоже. А уже так расстроилась. Что же будет дальше?

– Сынок, что у тебя с головой? Это опасно?

– Нет, – Сашка выдавил из себя улыбку и принялся врать: – На учениях из грузовика выпрыгивал – стукнулся. Вот отпуск дали. Недельку дома побуду.

Мама стала разжигать плиту. Сашка смотрел, как она устало двигается, и лихорадочно размышлял. Контора сюда больше не сунется – зачем он им нужен, да и из Корпуса выгнали и забыли. Значит, маме ничего можно не говорить. Так для всех будет лучше. Только надо за неделю что-то придумать. Решить, куда можно уйти, как будто в Корпус. Попробовать сунуться на завод – там работникам дают койку в бараке – или в какую-нибудь охранную службу… Выход найдётся.

– Сынок, а Илью держат в Конторе? Может, сходить, попросить за него? Он не может быть виноват.

– Мама, не надо! Только не ходи в Контору! – Сашка вскочил. – Он… на самом деле виноват. И мы с ним больше не друзья!

Мама ещё что-то говорила, но Сашка прошёл мимо неё в комнату и стал стелить себе на полу. Надо было лечь спать, чтобы не отвечать на её расспросы. Лечь и всё хорошенько обдумать. К тому же от всего этого безумия болела голова.

Мама грела чай, предлагала ему поесть, потом ещё долго сидела за проверкой тетрадей, вздыхая и шелестя страницами. Сашка лежал неподвижно и размышлял. О том, что совсем, оказывается, не знал Илью. Не знал того, с кем год стоял в шеренге рядом, спал на общей двухъярусной койке, сидел за партой.

А ведь они с Ильёй даже не ругались. Сашка вспомнил, как на одно из первых построений приятель притащил котёнка, подобранного у забора Корпуса, и за это загремел в карцер. Сашке показалось несправедливым такое наказание, и он стал пререкаться с офицером, за что его тут же посадили рядом с другом.

– Вот смотри, – говорил тогда Илья, – мы постоянно попадаем в одно и то же место – в Корпус, в одну роту, в один карцер. Ты думаешь, просто так? Нет, это не просто так. Мы как-то связаны.

– Да, – ответил Сашка. – Конечно, мы связаны. Давай поклянёмся никогда не разлучаться, даже если нас пошлют на войну.

– Давай, – согласился Илья. – Только клятву нужно скрепить кровью. Чтобы всё было серьёзно.

Расковыряв себе пальцы выдернутым откуда-то гвоздём, они перемешали кровь.

– Ну вот, – сказал Илья, слизывая кровь с пальца. – Теперь мы всегда будем вместе.

Наконец мама погасила лампу и легла. Сашка, кусая губы, подождал, пока она уснёт, и всё-таки разревелся. Раньше он и не подозревал, что в нём такой запас слёз: плакал и плакал, а слёзы всё не кончались. На улице была глухая ночь, когда, обессилев, он не то заснул, не то потерял сознание…

Утро выдалось унылым: по крыше барабанил мелкий дождик, ветер трепал пожелтевшие листья клёнов. Сашка проснулся и долго не мог сообразить, что случилось и почему он дома, а когда вспомнил, стало совсем плохо. Мамы в комнате не было – ушла на работу. Он поднялся, решил принять душ. Из зеркала на него затравленно смотрел худой бледный подросток, мало напоминающий прежнего Сашку. Повязка за ночь сбилась, обнажила затянутую кровавой корочкой рану. Сашка отвернулся, встал на цыпочки и достал с полки старенькую аптечку. К счастью, бинт в коробке нашёлся. Морщась от боли, Сашка туго перетянул себе голову, проглотил пару таблеток, полученных в санчасти, умылся, закрыл за собой дверь квартиры и постучал к соседям. У тёти Лизы и дяди Вити был единственный в доме телефон.

– Привет, солдат, – сказала тётя Лиза, увидев его, – какая у тебя повязка симпатичная!

– Мне бы позвонить… – вздохнул Сашка.

Он взял справочник и набрал номер агентства караванной торговли. Спросил, не требуются ли им охранники караванов. «Позвоните через месяц», – попросили его. Службе бытовых услуг при правительстве города сотрудники его возраста не требовались. В организации охраны «Сириус» трубку не взяли, а в кадровом агентстве завода предупредили сразу: «Мест нет, и больше не звони». Тогда Сашка позвонил в военизированную службу обороны «Штурм».

– Чего надо? – спросил грубый голос на том конце провода.

– Вам не требуются парни в штурмовые бригады?

– Что, совсем в дерьме? – участливо поинтересовался неизвестный собеседник.

– Да, дела неважно.

– Приходи в службу вербовки: улица генерала Пиотковского, шесть. Всегда рады, приятель. У нас ты понюхаешь, чем воняет порох. Полное обеспечение жилищем, жратвой, обмундированием, девками. Гы-гы.

– Можно прийти через несколько дней?

– Валяй, приятель. Надеюсь, здоровье у тебя лошадиное? А то сдохнешь, не доходя до места!

– Бывший кадет гвардии Главы, – вздохнул Сашка.

– Ну тебя там, видно, здорово по башке съездили, если ты из гвардейцев идёшь к нам, гы-гы-гы…

Сашка положил трубку. Штурмовая бригада – это последнее, на что стоило соглашаться. В городе ходили слухи, что все штурмовики – воры и проходимцы… Но там давали жильё. И, в конце концов, если будет слишком плохо, никогда не поздно уйти. Он поблагодарил тётю Лизу и вернулся домой. Стал наводить порядок: подбирать выброшенные из его шкафчика и с полок вещи. В комнате было сумрачно и тихо. Тишина нагоняла тоску. Ещё немного – тоска накроет с головой, начнёт душить, заставит плакать. Этого никак нельзя допустить. Сашка включил радиоприёмник, откуда тут же понёсся знакомый марш. Так-то лучше…

Удивительно, сколько разной ерунды накопилось у него за последнее время. Он приволок всякий хлам из старой квартиры, где жили ещё с отцом. Тогда верилось, что, сохранив гимназические тетрадки, флакончики с краской и клеем для моделей, винты от разных конструкторов, он будет жить хорошо – устойчиво и понятно, как раньше. Теперь это казалось смешным. Сашка притащил из кухни мусорное ведро, сгрёб тетради туда. Верхняя оказалась не гимназической – уже из Корпуса. Сашка осторожно открыл её – пространственная геометрия. А в конце – клеточки игры-лабиринта, в которой они с Ильёй искали клад. Сашка отшвырнул тетрадь. Илья – предатель. Один из тех, которые хотят, чтобы их город захватили бандиты из Энска. Из тех, которые стреляют в Главу. Он ничуть не лучше подонка, застрелившего отца. И не стоит о нём больше вспоминать.

Сашка разыскал тряпку, старательно вытер полки, поставил на них книги и пару фотокарточек в деревянных рамках: на одной – отец в форме, на другой – мама с маленьким Сашкой на руках. Положил окаменевший зуб какого-то ископаемого зверя, подаренный отцом. Глиняный замок, стоявший тут раньше, при обыске разбился, и Сашке осталось только собрать в ведро обломки. Какой замок, когда жизнь переворачивается. По радио началась передача о славных героях предыдущей войны за независимость. Сашка сделал погромче…

Когда с уборкой было покончено, он решил почитать, но оказалось, что электричество до сих пор отключено, а керосина мало. Сашка взял жестяной бидон и отправился на рынок.

Идти предстояло мимо площади Свободы. Давно, когда Сашка ещё учился в гимназии, они с друзьями бегали сюда играть. В прежние времена, которые сам Сашка не помнил, на площади бил фонтан. Теперь от него остались несколько ржавых труб, а из потрескавшейся чаши кусками вываливался бетон. Раньше Сашка добегал сюда за пару минут, но сегодня шёл гораздо дольше. На ходу считал кирпичные трёхэтажки: первая, вторая, третья. Через дорогу от пятой находилась площадь.

Сашка перешагнул невысокую ржавую ограду и сел на одну из скамеек, стоящих вокруг площади. Рядом, на ближайшей скамейке, несколько пацанят в гимназической форме обменивались фантиками. На следующей дремал пожилой мужичок, а на скамейке подальше целовалась парочка: парень в камуфляже и пухленькая, выбритая налысо девчонка. За площадью возвышались дома из пластика и стали. Показалось странным, что в стёклах не отражается вдруг выглянувшее из-за туч солнце. Наверное, стёкла грязные. Память услужливо подкинула эпизод, в котором они с Ильёй и Макаром мыли окна в казарме. Совсем недавно. Сашка помотал головой и приказал себе не думать об Илье. Взгляд с домов переместился левее. Там стоял памятник какому-то полководцу: мрачный офицер в фуражке, шароварах, сапогах и с мечом. Раньше Сашка считал, что так выглядели рыцари из книжек, потом оказалось, что они ходили в латах. Надпись на памятнике давно стёрлась, но суровый взгляд выдавал героя древних войн. За памятником был разбит небольшой парк, засаженный чахлыми берёзками и тополями, в котором тоже стояли скамейки.