– Ждать милости от Аллаха достойно – заметил купец Заид – но еще достойнее свершить шариатский суд самим и покарать негодяя.

– Да, но найдется ли хоть один судья на десять дней пути в любую сторону отсюда, кто вынесет положенное суждение о деяниях этого нечестивца? Все знают, что у Абу длинные руки, и даже в этом городе – есть его наушники и соглядатаи, да покарает их Аллах… – лицемерно вздохнул содержатель постоялого двора

– Аллах свидетель, у меня есть такой судья, и его суждения будут иметь силу – но я жду, пока он приедет в город. А он идет со следующим караваном, там больше силы и он придет дня через три. Но поднимутся ли люди, услышав суждение о деяниях, противоречащих шариату даже от уважаемого всеми кади!?

– О, не сомневайтесь в этом! – с жаром сказал содержатель постоялого двора – люди поднимутся все как один! На десять дней пути отсюда и от Шук Абдаллы не найдется ни одного места, где бы не желали смерти этому гнусному осквернителю ислама!

– Вот и хорошо… – заметил купец Заид – должно быть, Аллах все же услышал вопль отчаяния из этих мест. Кстати, если вы знаете, уважаемый Иса что такое самолет… когда мы начнем. Думаю, вам стоит взобраться на крышу и посмотреть. Воистину, это будет достойное зрелище…

– О, Аллах…

– И пока – напишите список, на кого мы можем рассчитывать здесь. Они получат оружие, чтобы сражаться с врагом и тираном, и не заплатят ни дирхама.

– Ты ему веришь? – спросил Велехов, когда они спускались вниз по лестнице. Было тихо оглушительно жарко, воздух дрожал горячим маревом. В тени – вповалку лежали верблюды, где-то пронзительно кричал кехлик.

Купец Заид оглянулся, чтобы быть уверенным, что его никто не слушает

– Верю? – тихо сказал он на русском – конечно же, нет. Скажи Кательникову, пусть собирается. Выйдем втроем в город. Возьми снайперскую винтовку…

Петро Кательников уже проплевался и прочихался с дороги, напился воды и был не прочь прогуляться по незнакомому городу. Они взяли торбу и большой мешок, в который можно было спрятать все, что угодно. Велехов – взял пистолет-пулемет Маузера, несколько снаряженных магазинов к нему и осколочные гранаты. Кательников – то же самое, и еще десантную винтовку Маузера с оптическим прицелом. Это был старый, но качественный Маузер настоящей германской выделки, приспособленный для парашютно-десантных частей. Приклад его – складывался на шарнире, и винтовка становилась почти в два раза короче. Прицел на ней был стандартный, казенного образца, марки ZF.

Они разулись – их ноги уже начали привыкать к пустынным дорогам, камнями и соли. Накинули куртки, похожие на те, которые носят местные и юбки. Кательников не преминул плюнуть.

– Тьфу… как баба. Прости господи…

И перекрестился – образов не было, почему-то в сторону Мекки.

Юбка была длинной. Почти до щиколоток. Надо было отдать ей должное – в ней жара не так чувствовалась, как в шароварах. Осторожно переступая через верблюжий помет, который не собирали, пока он не засохнет и не сделается кизяками, которыми можно топить печь – они вышли к воротам, где их ждал Михаил. Втроем – они неспешно пошли по улице, ведущей вверх, в город. Город был – обычный в этих местах город. Улицы, пересыхающее в небольших каналах дерьмо, тучи мух, тощие как смерть козы, жующие какую-то рвань, много детей. Город был полон запахами нечистот, горящего кизяка, потных, людей, взглядов, то острых как нож, то осторожных, как взгляд крысы, не решившей, атаковать ей или убегать. Дети маленькие, плохо одетые, босоногие, с какими-то палками, у кого-то – дурно выделанные ножи. В одном месте – они увидели стайку детей, играющих с дохлой крысой. Было жаль их, но если дать хоть что-нибудь – не отстанут и привлекут внимание. Жалость здесь была не поводом для благодарности, а поводом для ограбления и убийства: того, кто что-то давал просто так, не уважали, и старались ограбить и раздеть до нитки. И ничуть не было жаль их родителей, которые своей злобностью, убогостью, ограниченностью, страхом перед всем новым, фанатизмом – не дали детям никого будущего, кроме того убогого, что было у них самих. Кто доживал здесь до тридцати пяти – тридцати семи лет – считался уже стариком.

Они добрались до рынка и начали обходить его, не желая, чтобы их ограбили, обокрали, или тем более поняли, что у них оружие. Рынок располагался в квартале настолько древнем, что приглядевшись, можно было бы развалины с явными признаками римской архитектуры. Здесь, восемнадцать – девятнадцать веков назад – были и римские купцы и римские легионы, они строили города, рынки и укрепления здесь, на другой стороне Врат скорби, в Сомали, снимали в Сомали по три урожая пшеницы и пасли круторогих мясных быков там, где сейчас безжизненная пустыня. Они называли это место «Арабия Феликс», счастливая Арабия, и, наверное, местные жители тогда и в самом деле были счастливы. Здесь римляне покупали смолу, которая ценилась дороже золота, благовония, мясо и шкуры животных у местных. Много веков назад, еще до Пророка Мухаммеда – здесь были собственные, самобытные культуры, здесь проповедовали христианские проповедники, в том числе и те, кто слушал самого Иисуса Христа. Потом легионы ушли, Рим ушел, Пророк Мухаммед со своим войском адским пустынным самумом прошелся по полуострову, сметая все на своем пути – и весь этот мир снова провалился в безвременье. Здесь знали, что все от Аллаха, и тот, кому Аллах решил быть бедным – нельзя становиться богатым, ибо все в этом мире – от Аллаха. Но казакам – было мало это интересно, они обходили рынок по улочкам, которые мостились к склону холмов и вели вверх, в пальмовые рощи низкорослых пальм гор Радфана…

– Дворец губернатора – негромко проговорил Мишка, когда они проходили около него.

Дворец губернатора стоял чуть вглубь от улицы – губернатор был не такой дурак, от улицы он был отделен высоким и прочным дувалом, но часть второго и третий этаж были видны. Видны были и пальмы и даже неизвестно откуда взявшиеся на такой жаре сосны, высаженные во дворике дворца, виден был небесно-голубой купол здания, похожего от этого на мечеть. На углу – стоял небольшой внедорожник, марки Виллис, в нем, набросив тент – дрыхли разомлевшие от жары полицейские. Казаки прошли мимо, не привлекая внимание.

Дальше – дорога медленно уходила в гору, к виднеющимся вдалеке безжизненным зубчатым пикам, казавшимся из-за солнца черными как смола. Домов было все меньше, сами дома – все богаче, сады вокруг них – все роскошнее. Здесь жили те, кому повезло хорошо жить даже здесь – верхний город. Здесь не умирали с голода, здесь жили в прохладных покоях из мрамора, ели досыта и знать ничего не желали об умирающем от жары городе внизу. Зелень стала попадаться и по дороге – низкорослые пальмы, акация и тамариск, наполнявшие воздух душно-сладким ароматом. На улице – почти никого не было, в такую жару никто не работал, и даже многие торговцы закрывали свои лавки.

– Наши планы? – негромко сказал Велехов по-русски настолько негромко, насколько могут казаки, побывавшие на Востоке и послужившие там – ты уверен, что этот хряк нас не предаст? У него же на лбу написано – гнида…

Мишка, он же купец Заид – улыбнулся каким-то своим мыслям. Они уже прошли черту, незримо отделяющую город от старых мраморных каменоломен, и можно было говорить свободно.

– Конечно, он нас сдаст. Если и не он – то кто-то другой. Здесь полно шпионов. Здесь есть даже англичане. А местные – не могут подняться и скинуть эту мерзость, не потому что боятся – а потому, что не могут решить, что выгоднее.

– Тогда какого хрена мы тут делаем?

– Чтобы загорелся костер – нужно поджечь хворост. Мы и есть хворост.

– Ты что? Хочешь стать шахидом на пути Аллаха?

– Нет. На севере, между старым и новым городом – есть постоялый двор, который используют как крепость сторонники Абу. Мы атакуем его сегодня ночью. Раньше, чем кто-либо что-либо успеет предпринять…