Дело было в конце июня. Они, пятеро человек, – две девушки и трое молодых людей – только что сдали сессию и с идиотскими улыбками, не веря своему счастью, строили планы на предстоящие каникулы. Заманчивые поездки на южные и северные курорты, а также на восток и запад от Москвы были с сожалением отвергнуты, поскольку денег ни у кого не было. И вот, по сложившейся уже традиции, как бы совершенно случайно вспомнив о подмосковной даче одного из них, Виктора, четверо друзей разом воскликнули:
– А как же наша чудесная дача! – и посмотрели безжалостно на несчастного ее владельца.
Виктор, человек практического склада ума, воспринял коллективный намек с библейской печалью. Он уже подсчитывал, во сколько ему обойдется веселый отдых четырех вечно голодных и невероятно беспардонных его однокашников. А они уже обсуждали, каким образом разместятся в его апартаментах и что нужно купить из продуктов и вещей. Через три дня после совещания они приехали в деревню под Можайском, где была дача Виктора. Деревенская тишина, запах свежескошенной травы и в особенности пейзажи Можайского озера каждый год будоражили их воображение. Все эти прелести обещали незабываемый отдых, и они, едва отдохнув с дороги и побросав вещи на террасу, пошли осматривать деревню и туземцев. Туземцев, впрочем, совсем не было видно: из-за оград и заборов на них поглядывали явно московские лица. В большинстве дворов, мимо которых они прошли, вовсю кипела жизнь, – это субботняя электричка, привезшая их в чудесное Красное, доставила туда же орды городских родственников и владельцев дач. И вся эта орава приехала в деревню, которую они считали своей собственностью! Вот она, цивилизация.
Какой-то толстый очкастый мальчишка на велосипеде притормозил и прицелился в их сторону из водяного пистолета. Секунда – и струя воды гостеприимно освежила их, а толстый наглец с победным визгом исчез, свернув с дороги в проулок.
– М-да, отдых явно усложняется, – протянула Ольга, лучшая подруга Светланы Викторовны. Тогда, впрочем, никто ее Светланой Викторовной не называл, – для друзей она была просто Света.
– А ты здесь поселянок в сарафанах хотела увидеть, что ли? Тебя трехлетний опыт здешнего гостеприимства ничему не научил, – съязвила Света.
Ольга не обиделась. Она захотела непременно пойти в лес и посмотреть, есть ли там грибы, но друзья ее отговорили. Вместо леса они пошли в магазин, а оттуда домой. Виктор нес в карманах две бутылки «Старой Москвы». Уже почти ночью они закатили грандиозный ужин в летней кухне, с самодельными коктейлями и при свечах. Слава богу, что пирушка прошла там, иначе они непременно спалили бы дом. С непривычки к крепким напиткам они изрядно набрались. Сергею и Ольге пришло в голову воспроизвести сцену из жизни греческих богов и титанов, а именно похищение священного огня Прометеем. Получилось великолепно, но лишь по счастливой случайности нетвердо стоявший на ногах Прометей не поджег занавески. Трезвей всех на Олимпе оказался, конечно, Виктор. Он самоотверженно бросился спасать свое имущество, вырвав из рук Прометея свечу.
Затем он выдворил из кухни всю олимпийскую компанию. Оказавшись во дворе, Света увидела, как туда-сюда заходил колодезный журавль. Совершенно не понимая, в чем тут дело, она решила, что журавль каким-то образом ожил и свихнулся. Вдруг журавль отделился от колодца и направился к ней, а через мгновение она стояла вся мокрая и тряслась от холода. Рядом стоял Виктор с пустым ведром и гоготал с глупым восторгом. Вся компания пошла в дом спать, а утром домовладелец устроил им разнос, заявив, что не потерпит больше надругательства над своей недвижимостью.
– Никаких свечей, керосинок и плясок при луне! Вам тут не джунгли, а мой дом не бунгало! – гремел он в гневе, а они лишь таращились по сторонам, стараясь не встречаться с Виктором взглядом.
Он был прав. Неделю после случившегося они вели себя вполне благоразумно, если не считать нескольких незначительных эпизодов, позволявших предположить, что дикарство в них не изжито полностью. Так, несколько раз они совершали набеги на яблоневый сад пансионата, находившегося на берегу озера, и однажды за этим неблаговидным занятием их застала медсестра этого заведения. С ловкостью кошек они слезли с обкраденных деревьев и дали деру, а вдогонку эта достойная женщина кричала, что товарища Сталина на них нет. Отбежав от сторонницы жесткой руки на безопасное расстояние, Сергей резонно заметил, что не стоит так нервничать из-за каких-то сморщенных плодов.
– Дай яблоки у вас дрянь, зеленые и кислые! – резюмировал он, и они, уже не теряя достоинства, перелезли через садовую ограду и пошли домой.
Несколько раз они доили чужих коз. Но девушки заметили, что эти животные, помимо редкой дурости, отличаются еще и вредностью. Они не подпускали к себе без взятки в виде пучка зелени или хлеба, а молока давали не больше кружки. Поэтому гоп-компания решила отказаться от криминальных доек.
Но последняя проделка Сергея была особенно дерзка: он состряпал объявление об открытии салона интимных услуг, с прейскурантом и часами работы, и повесил его на калитку соседского дома, в котором проживала одинокая старушка-божий одуванчик.
– Ну, знаешь, это уже свинство! – вскипел Виктор, когда Сергей радостно изложил за ужином подробности этого предприятия, – немедленно сними эту гадость, слышишь?
– Не сниму, – угрюмо ответил Сергей. – Вреднее этой бабки нет человека во всей деревне. Сплетница ужасная. На днях встречает меня и заботливо так спрашивает: «А что, милый, скоро ли Витины двоюродные сестренки домой уедут?» А я ей: «А почему, Вера Петровна, вы решили, что они Вите сестры?» – «Так ведь они себя по-сестрински ведут, не как подружки, вольнее: белье, я смотрю, и ваше, и их, вперемежку сушится. Так разве между другом и подругами бывает?» Во, старая карга, и в белье нос сунула!
Светлана и Ольга, услышав про белье не по родственным канонам, вскипели от негодования. Непременно надо было проучить эту сплетницу. А Сергей еще подлил масла в огонь, сказав, что наверняка уже вся деревня считает их «Витиными сестрами». Но тут Виктор охладил общий гнев, обратившись к Сергею:
– А ты подумал о последствиях? Вера Петровна этого так не оставит. Еще нажалуется участковому, и тогда – прощай, Красное. А университет? Письма в деканат захотели, голубчики? Ну а вы, «кузины», что скажете?
Сказать им было нечего. Виктор, как всегда, был прав. Но справедливости ради надо было заметить, что их благородный друг, скорее всего, боялся не столько участкового и кар деканата, сколько своей родной бабушки Эмилии Павловны.
Все они знали, что Эмилия Павловна и Вера Петровна если не закадычные подруги, то приятельницы точно; уж конечно, Вера Петровна прекрасно знала, что никаких кузин у Виктора нет, просто посплетничать на чужой счет было ее второй натурой. Реальная же угроза состояла в том, что Вера Петровна, безусловно, догадается, чьих это рук дело, и тогда позвонит Эмилии Павловне в Москву и нажалуется, а это грозило всем выдворением с дачи.
Эмилия Павловна, настоящая владелица дачи и любимая бабушка Виктора, двадцать пять лет проработала в университете, где обучалась вся компания. Она имела степень доктора наук, непререкаемый авторитет в кругу знакомых и весьма неуживчивый характер. Десять лет с тех пор, как она вышла на пенсию, прожиты были ею в соответствии с раз и навсегда установленным распорядком: зимой она жила в своей московской квартире и раз в две недели наведывалась на дачу, чтобы присмотреть за домом и купить у своих приятельниц деревенского молока, яиц и прочего. В числе ее поставщиков состояла и Вера Петровна. Понятно, что ссориться с таким человеком, пусть даже и из-за горячо любимого внука, в планы Эмилии Павловны входить не могло.
На лето она, можно сказать, сдавала дачу в аренду внуку. В условия аренды входил уход за огородом и курами. Вручая внуку ключи от дома, Эмилия Павловна неизменно произносила: «И умоляю тебя, Витенька, – никаких эксцессов! Твои друзья, знаешь ли…» Она никогда не договаривала, что может такого знать о своих друзьях ее внук. Эта фраза повисала в воздухе. Видимо, старушка в глубине души подозревала, что, останься она на лето в деревне, неизбежное общение с однокашниками Виктора выведет ее из душевного равновесия.
