Посвящается С. Б.

Спасибо, что веришь в меня.

МЫ ВСЕ ЗАГОРАЕМСЯ КОГДА-ТО

КТО-ТО ЧТОБЫ ГОРЕТЬ, КТО-ТО ЧТОБЫ СВЕТИТЬ.

Женечка

История эта произошла довольно давно. Был у меня друг. Мы учились с ним в одной школе, в одном классе, даже какое-то время сидели за одной партой.

Холодным туманным утром я вышел на улицу, чтобы выгулять пса, а когда зашёл обратно в дом, увидел смс от дальней знакомой: «Привет. Прости, что побеспокоила. Сегодня скончался Павел. Похороны в субботу. Если что – звони» И будто бы электрический ток пробежал по венам, меня на миг будто парализовало, и я вспомнил эту историю. Она не про что-то героическое или поучительное, нет, история эта – просто история из жизни, такая же сумбурная, незамысловатая, как всё в этом мире, как сама жизнь.

Учились мы тогда в восьмом классе сорок девятой школы города Клин. Нам было по пятнадцать, такие угловатые, нескладные. И как все ребята с нашего района мы любили долгое время проводить на улице, лазать по заброшкам и всячески искать приключения себе на жопу. Мы были словно братья. Всегда держались вместе. В особенности, когда кто-нибудь из соседей спустит на нас дикого пса или натравит ментов, мы держались необычайно крепко друг за друга. У нас было много общего, но со временем стала проявляться правда о том, какие мы разные. И в один момент (не скажу, что прекрасный) я понял, что мы были двумя противоположностями, совершенно полярными друг для друга. Но сейчас не об этом.

История моя берёт своё начало весной две тысячи пятнадцатого года. В то время я был глубоко увлечён музыкой, видеоиграми и девчонками. В погоне за подростковым максимализмом довольно часто покуривал сигареты за школой и ещё чаще брался в падике за бутылку. О том, что интересовало Павлика, я даже не знал. Как-то было по барабану, что у него в голове. Но я знал одно: Паша всегда был умнее меня, и у него всегда была выполнена домашка. С одной стороны – это мелочь, странное глупое детское наблюдение. Я и представить себе не мог, сколько в человеке живой энергии, сколько в нем силы воли и сколько духа, чтобы после весёлой и загульной тусовки садиться и делать то, что потребуется завтра в школе. Это всё фигня, думал я в пятнадцать, но сейчас я понимаю, что из таких мелочей закаляется внутренний стержень и формируется человек, каким мне стать не удалось, даже под старость лет.

В одно апрельское утро я, как и всегда, стоял на остановке и ждал свой школьный автобус. Учился я в элитной школе и учился отнюдь не прекрасно. Я искренне не понимал, что я там забыл. Но раз родители платят, могу и походить. И вот стоял я, ждал автобус, потирая заспанные глаза и иногда позёвывая, а вокруг никого, только иногда проедут одна-две машины и всё, тишина. Посмотрел на часы в телефоне: 8.35, глянул на дорогу и всё равно ничего не едет. А на улице зябко так. Думаю: «Ладно, подожду ещё немного, если ничего не приедет, свалю домой спать» Но вдруг из-за угла выплывает мною «обожаемый» автобус, хотя, конечно, похож он был на ведро с болтами. Завидев меня, он тут же остановился, и я зашёл.

Внутри было тепло, а в воздухе витал какой-то довольно резкий запах. Как сейчас помню его, он будто бы разъедал ноздри изнутри. Это были её духи. Она сидела позади всех, слушала в наушниках музыку и мечтательно смотрела в окно, будто ожидая чего-то. Я её уже где-то видел, но не в школе, нет. Кажется, она была на общей тусовке у Вадима, а хотя… Не помню. Чем ближе я приближался к ней, тем больше представлял ее сверху :

–Приветик, красотка, я упаду рядом?

Она с осторожностью посмотрит на меня, но деваться некуда – разрешит присесть рядом. Я сяду к ней вплотную, повернусь и буду на ухо шептать непристойности.

И вот до неё остаётся всего пара шагов, две секунды до искры между нами, она окидывает меня томным взглядом: немножко призрения, щепотка ангельского величия и еще чуть – чуть наивности – и вот идеальный рецепт оружия массового поражения. И я убит, валюсь замертво одернутый кем – то за рукав куртки близ стоявшего сидения, и снова между нами пропасть. Обернувшись, я увидел заливающегося звонким хрустальным смехом Пашу:

– Круто я, да? – сквозь смех, спросил он.

– Ну, да-да, приколист ещё тот, – ответил я, оглядывая взбудораженный автобус. Я и не заметил, что успел поднять такой шум. Я краем глаза посмотрел на нее – она неподвижно смотрела в окно. Отдышавшись, Паша как бы невзначай спросил:

– Ты чего такой серьёзный?

– Да не знаю, не выспался, наверное.

– Опять допоздна с Костяном в комп задротили? – спросил он, состроив такую же мину, как у моей матери.

– Ой, чё ты начинаешь? Тоже мне..

И на этом наш разговор «ни о чём» закончился. Он уткнулся в окно, а я будто бы провалился в себя, и до конца дня не выбирался оттуда. Это было обычное утро, но что-то внутри меня зашевелилось, внизу живота становилось тепло при одном лишь взгляде на неё. Казалось, что её появление в моей жизни развернуло меня на сто восемьдесят градусов, и я стал по-другому смотреть на мир и на вещи, привычно окружающие меня.

Все последующие дни в одно то же время я бежал на автобусную остановку, чтобы поскорее увидеть её тонкий и нежный силуэт у окна. Я много раз порывался сесть с ней рядом, но всё время мне что-то мешало: то Паша, то мое собственное стеснение. Я сам себе удивлялся. Выходя из автобуса, вечно задавался вопросом: «Почему я в свои пятнадцать лет, имея кучу подружек и знакомых, не могу просто сесть рядом с ней, ведь место поблизости всегда пустое?» И непрестанно обещал сам себе, что в следующий раз обязательно сяду и, может быть, даже заговорю. Но как вы уже догадались, этого не происходило, пока однажды судьба всё-таки не толкнула меня на то несчастное место, к которому я так стремился. В тот день автобус был необычайно полон людьми. Этой судьбой оказался старый обрюзгший водитель автобуса, сделавший мне замечание и попросивший сесть на свободное место. И я сел. Пред этим я, конечно, обматерил его до чёртиков у себя в голове, но всё-таки сел. Моё лицо покрылось краской, кончики пальцев похолодели, и сердце всё ярче отстукивало ритм ни где-то в груди, а на шее, будто вот-вот выпрыгнет изо рта.

В глубине души я был доволен. А вблизи волосы у неё такого пшеничного цвета, подумал я в ту секунду, робко посматривая на неё, и в очередной раз сам себе удивился. Я был так упоён наблюдением за ней, что не заметил присутствия Павлика в автобусе.

И буквально на следующий день, сидя рядом с ней, смотря в окно на пролетающие мимо леса, она неожиданно повернулась ко мне без всякого проблеска удивления на лице и сказала:

– Красиво, не правда ли?

– Угу, – ответил я, прикованный её улыбкой.

Она вытащила из уха наушник и предложила послушать музыку вместе, на что я сразу же согласился. И знаете, такое странное чувство овладевало мной, такое новое и необычное. Чувство наполненности. Такого ещё никогда не было. Не было со мной. И музыка играла какая-то бешеная, но в тот момент я слышал лишь стук собственного сердца, оглушительный стук сердца в ушах.

***

С того момента она вытеснила всё в моей жизни: компьютерные игры, вписки, второсортных одноклассниц и даже Пашу. Кроме неё у меня в голове ничего не было. Я сомневаюсь, что до неё в моей голове ещё что-то было, но даже этого не стало. Кстати, её звали Женя. Она училась в одиннадцатом классе. И у неё были потрясающие изумрудно-зелёные глаза. Каждое утро я просыпался с радостной мыслью, что вот-вот увижу её. Я больше не гулял допоздна, рано ложился спать и также рано вставал. Утром, когда все ещё спали, я заваривал себе чай, готовил бутерброды с ветчиной и сыром, потом быстро бежал в душ, затем в том же ритме одевался, одним движением проглатывал завтрак и бежал на остановку.

Для школьных друзей меня больше не существовало, мне были неинтересны их идиотские шутки, издевки над девчонками и вечный трёп «ни о чем». На переменах я не появлялся в их компании, в классе был молчалив и отстранен, практически постоянно избегал Павлика. Я честно не видел в этом ничего плохого, а наоборот, мне казалось, что в этом и есть весь смысл, так и должно быть. Ведь у каждого мужчины наступает тот самый момент, когда женщина раз и навсегда вытесняет всё в его жизни, даже полное и всепоглощающее общение с друзьями. И это нормально. Хотя тогда мне и в голову не приходило, что я жертвую чем-то святым ради неё, чем-то вечным и чистым.