© Н. Александрова, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

– Водки у нас нет, – с бесконечным терпением повторила стюардесса. – И вообще, по нашим правилам пить в полете запрещено.

– А мне на ваши правила наплевать! – орал рыжий мужик с необхватной шеей и багровым лицом. – Вы нас по жизни должны французским коньяком поить, после того как отдых испоганили!

– Мы тут ни при чем, – терпеливо повторила стюардесса и перешла к дожидавшейся ее женщине с ребенком.

– Нет, ты не уходи! – Красномордый мужик попытался схватить стюардессу за руку, но та увернулась. – Я с тобой еще не разобрался! Мало того что этот спиногрыз меня всю дорогу своими криками достает, так теперь ему все внимание!.. Я за что деньги заплатил? Немалые, между прочим, деньги!

– Угомонись, мужик! – подал голос до сих пор дремавший худощавый мужчина в льняном пиджаке. – Угомонись, и без тебя тошно!

– Ты еще будешь меня учить? – вызверился на него красномордый, обрадовавшись новому развлечению. – Да я тебя, червяк дождевой, сейчас по стенке размажу!

Он тяжело поднялся из своего кресла, шагнул через проход, наклонился, но худощавый, не глядя, ткнул его кулаком в живот. Красномордый закашлялся, хватая ртом воздух, удивленно выпучил на обидчика глаза, попятился, плюхнулся в кресло и неожиданно заснул, открыв рот и время от времени всхрапывая.

Людмила тоже прикрыла глаза, перед ее внутренним взором побежали, словно кадры старой черно-белой кинохроники, события последнего месяца: внезапная смерть Антона, тяжелый разговор с отцом и братом, полет в Таиланд, уличные беспорядки…

Отец и брат отправили ее в Таиланд, убедив, что ей необходимо отдохнуть, справиться со стрессом после смерти мужа. Она не хотела никуда лететь, все случилось так неожиданно, она ничего толком не осознала. И прилично ли вдове так быстро начать радоваться жизни?

«Ерунда, – сказал на это отец, – какая разница, где ты проведешь это время? И не спорь, так будет лучше для тебя».

Он всегда мог если не убедить, то заставить ее. Хотя она никогда с отцом не спорила, с ним вообще никто не спорил, он всегда был прав. Брат отваживался возражать ему только наедине. Но Людмила никогда не вникала в суть их споров, они ее не допускали до решения деловых вопросов.

Людмила удивилась только, что в этот раз они отпустили ее одну. Это было не в правилах, которые твердо установил отец: она нигде не должна была появляться одна.

«Мы слишком на виду, – говорил он, – я и моя семья. Ни к чему провоцировать журналистов и разных прощелыг. Ты красива и абсолютно не разбираешься в людях, не хватало еще, чтобы тебя охмурил какой-нибудь авантюрист».

Брат в таких случаях выражался более резко, он вообще не следил за своей речью. Иногда Людмилу просто коробило от этого.

В загородный дом, в салоны красоты и по магазинам она ездила на машине с водителем, на курорт – только с мужем. Изредка появлялась какая-нибудь женщина вроде компаньонки, чтобы сопровождать куда-нибудь, если Антона призывали дела. Но после того как одна из них оказалась журналисткой и написала в Интернете, как она отдыхала на курорте в обществе сильных мира сего, отец распорядился никого не брать со стороны.

Отдых ее начался плохо: не успела Людмила прилететь в Таиланд, как там начались беспорядки.

Сперва на всех углах собирались маленькие группки местных. Они о чем-то разговаривали, бурно жестикулируя, перебивая друг друга. Потом эти группки стали сливаться в большие группы, как капли дождя сливаются в лужицы, потом они соединились в одну огромную бурлящую толпу. Над этой толпой возникли разноцветные флаги, чаще – красно-зеленые, и плакаты с непонятными надписями, среди демонстрантов появились многочисленные смуглые люди с красно-зелеными головными повязками. Потом в руках демонстрантов обнаружились палки и булыжники, с жалобным звоном начали разбиваться витрины сувенирных лавок и магазинчиков.

Отель, в котором поселилась Людмила, был не дорогой, а очень дорогой, и на первых порах беспорядки ничуть не беспокоили его обитателей. Обслуживание оставалось по-прежнему безупречным, кухня – отменной, и пятен на солнце не предвиделось. Однако на второй день половина официантов и горничных куда-то пропала, а оставшиеся стали невнимательными и нерасторопными.

На третий день беспорядков обитателей отеля предупредили, что выходить на улицы небезопасно, что лучше вообще не покидать территорию отеля. Но потом в разных концах города начались пожары, и администрация объявила, что всех клиентов в ближайшие два дня эвакуируют из страны, пока восставшие еще не захватили аэропорт.

Людмила поспешно покидала вещи в чемодан и села в автобус, который ждал на площадке возле отеля.

Где бы ни появлялась Людмила, вокруг нее тут же начинали сновать возбужденные мужчины. Она к этому привыкла и пыталась не обращать внимания, как на досадную мелочь, – ну, живут же люди с плохим от природы зрением, приноровились, очки носят. Или, к примеру, кто-то высоты боится – тоже привык, терпит, на гору не лезет. А ей вот досталась от природы красота. И на красоту эту летят мужчины, как мотыльки к свету, ничего тут не сделаешь.

Даже здесь, возле автобуса, в суете эвакуации, двое или трое чуть не подрались за право поднести ее чемодан и найти ей самое лучшее место.

Однако, когда автобус высадил их в аэропорту, они погрузились в атмосферу хаоса и паники. Огромное здание аэропорта было переполнено, люди метались с безумными глазами, плакали дети, на табло мелькали какие-то бессмысленные слова и цифры. Людмилины поклонники тут же утратили к ней интерес, у них сделались такие же безумные глаза, они заметались в поисках какой-нибудь информации.

Людмила с трудом выбралась из толпы, нашла тихий уголок и села там на чемодан, ни на что не надеясь.

И вдруг рядом с ней оказался симпатичный русский летчик, который по неуловимым признакам узнал в ней соотечественницу и помог сесть на самолет.

Правда, первого класса в этом самолете не имелось, и вообще неизвестно было, куда он летит, но на такие мелочи уже никто не обращал внимания: главное, на нем можно было улететь из хаоса и страха бунтующей, ломающей устои страны.

Кроме того, самолет был российский, и летел он в Россию – а что еще нужно людям, чудом спасшимся из самого пекла сиамского бунта, такого же бессмысленного и беспощадного, как всякий другой?

Правда, как только самолет оторвался от земли, в нем началась такая же склочная и скандальная жизнь, как в любом другом дальнем рейсе: кто-то ссорился, кто-то качал права, кто-то требовал выпивки…

– Уважаемые пассажиры, – раздался в динамиках уверенный мужской голос, – просьба занять свои места и пристегнуть ремни. Через сорок минут мы совершим посадку в аэропорту Ангарска.

– Почему Ангарск? – снова заголосил красномордый мужик. – Что мы там забыли, в этом Ангарске? Был я там в девяносто пятом году. Дыра дырой, гостиницы нормальной и то нет…

Он поймал за рукав проходившую мимо стюардессу и завелся:

– Вы че, в натуре! С какого перепугу в этот Ангарск садитесь? Мне ваще в Ма-аскву надо!

– До Москвы у нас не хватит горючего, – с немыслимым терпением ответила стюардесса. – Другие города не принимают, принимает только Ангарск…

– Горючего? – Красномордый опять набирал обороты. – Вы что же, как следует не заправились? Я за что деньги плачу?

– Вы забыли, что творилось в аэропорту? Удивительно, что нам вообще удалось вылететь!

– Памятник вам за это, что ли, поставить? – не унимался мужик, но стюардесса ловко вывернулась и пошла дальше. Тут самолет сильно тряхнуло, и скандальный мужик снова затих.

Самолет быстро снижался. Людмила выглянула в иллюминатор. Внизу горели редкие огни, в одном месте их скопление обозначало центр города. Цепочки движущихся огней отмечали дороги.

Самолет приземлился, пассажиры вышли на летное поле. Никакого автобуса, конечно, не было, и все потянулись к зданию аэропорта под противным моросящим дождем, переходящим в снег. Людмила застегнула легкую курточку, зябко передернула плечами: было холодно, а теплых вещей она с собой не брала.