© Интернациональный Союз писателей, 2019

Анна Лукашонок родилась в Кургане. Училась в Екатеринбурге на дизайнера интерьера. Участник фестиваля «Воробей-фест», фестиваля фантастики «Аэлита-2016». Вошла в шорт-лист Волошинской премии (2016, номинация «Малая художественная проза»). Организатор поэтической акции «Стихи против денег». Публиковалась в антологии молодой поэзии Урала «Шепчутся и кричат», пермском литературном журнале «Вещь», журнале «Сноб». Живет в Екатеринбурге.

09.01

Сначала была буква.

И буква была – «А». Алая «А», сорванная невидимой рукой с вывески банка. Софья Михайловна, круглая женщина в голубом пуховике, звеня на морозе ключами, не сразу заметила пропажу. Замок не подчинялся, не впускал металл в свои стылые губы. Софья Михайловна принялась согревать его ладонью – и замок безжалостно прилип к коже.

Стоя в девять утра под дверью с ключами в одной руке и приросшим к другой руке замком, она поняла – это ловушка. Именно в этот момент она подняла к светлеющему зимнему небу голову в оренбургской шали и наскоро обратилась к Богу. А потом наконец увидела надпись:

«БАНК М.РИЯ»

Прореженные изящные брови дугами сошлись к переносице. Всевышний не только не хотел помогать Своей рабе, но и откровенно над ней насмехался.

Евгений шел на первый после затяжных зимних каникул рабочий день не торопясь. Попытка растянуть последний свободный час. Морозец, правда, подгонял – то и дело покусывал участкового за свежевыбритые щеки и дул снежным дыханием в уши. Мужчина накинул капюшон – и сразу стало темно, как в палатке: обзор сузился до треугольного, отороченного мехом окошка; зато сразу стало теплее. Тяжело вздохнув, он задумался о том, что вся его жизнь представляла собой сложный выбор между комфортом и свободой. И этот выбор приходится и по сей день совершать постоянно, даже в таких мелочах.

Сердито тряхнув головой, Евгений откинул башлык, и январь радостно вцепился в его лицо снова. Евгений скрипнул зубами, незаметно сжал спрятанные глубоко в карманы кулаки и продолжил путь. До отделения оставалось два квартала.

Навстречу ему спешили мамаши, везущие в санках капустооборазных детей. Некоторые свертки гневно сопротивлялись, другие покорились судьбе и взирали на проносящуюся мимо улицу со смирением, и Евгений, утерев выбегающую из носа прозрачную струйку, умилился. Вспомнил собственное детство и даже помахал одному малышу рукой – прежде чем везущий его отец стартовал на зеленый сигнал светофора.

«Им хотя бы в спину дует», – мрачно подумал он.

Дуня дернула за поводья, ведущие к правому бортику санок. Темная фигура в рабочей куртке с блестящими полосками замерла. Медленно повернулась. В ответ на вопросительную мину Дуня указала ручкой в зеленой варежечке на ближайший дом.

Лицо смотрящего озарилось счастливой широкой улыбкой. Он часто закивал. В его круглых безмятежных глазах отражалось слово «околом».

– Так, гражданочка, что у вас украли-то? – деловито поинтересовался Евгений, щелкая ручкой.

Острый клюв стержня готов был вонзиться в тонкую бумагу, но женщина по ту сторону стола медлила и мялась.

– Да ничего особенного, – запричитала Софья Михайловна. – Разве ж это кража… Кому она вообще нужна…

– Что, что нужно? – напрягся Евгений.

Нераскрытая кража в первый рабочий день. Это звучало неприятно: где-то в подкорке Евгения прочно сидела вбитая гороскопами мысль – как начнешь год, так и проведешь.

– Да буква эта, – махнула перебинтованной рукой собеседница. – Вам чаю, может?

– Мне б понять, что у вас украли, – начал злиться участковый. – Место преступления осмотреть. Сфотографировать. Улики изъять. А вы все вокруг да около!

Софья Михайловна пожевала губами:

– Пойдемте.

Крошечное отделение банка «Мария», которым она заведовала, было всего лишь одним из множества открытых по разным городам и практиковало необычный подход к клиенту. А именно – все кредиты и ссуды, обмен валюты и прочие услуги доступны для клиента в том только случае, если он, то бишь она – женского пола. Уютный зал, переделанный из квартиры, выкрасили в нежный персиковый цвет, и шепчущиеся за столиками с кофе женщины больше напоминали закадычных подружек, чем кассирш и клиенток. Евгений хмыкнул: «Что за бредовая идея – феминистический банк!» – и вышел вслед за собеседницей наружу.

– Вот, – проговорила она, выпуская клуб теплого пара.

– Что – вот? – нахмурился Евгений.

Вместо ответа Софья Михайловна показала наверх. В стройном ряду вывески явно не хватало одного элемента.

– А-а-а, – протянул Евгений, и в этом протяжном «а» смешалось разочарование и удивление.

Он наконец опустил шариковый кончик на лист. Застывшие чернила отказывались писать, поэтому первое слово возникало из небытия постепенно – из продавленной канавки в темно-синюю полноводную вязь. Евгений сплюнул, выругался и вырвал первую страницу.

Нельзя допустить никаких ошибок.

Ничего толком неизвестно: до каникул все висело на месте, а сегодня уже нет. Когда точно исчезла? Непонятно: выловленные на улице свидетели пожимали плечами. Сказывался описанный в книжках эффект замыливания: большинство людей и вовсе не замечали, что в табличке что-то не так, пока Евгений не просил присмотреться повнимательнее. Расположенный в спальном райончике, вдали от шоссе, банк вообще сложно найти, если не искать нарочно, и оттого, вопреки всем правилам безопасности, за его входом не наблюдал ни один глазок видеокамеры.

Вооружившись рулеткой, следователь прикинул расстояние: воображаемому похитителю для его дела потребовалось бы спецснаряжение. С земли рукой до вывески не достать – она повисла на простенке ровно между первым и вторым этажом. Заваренные решеткой окна на втором этаже исключали хулиганство со стороны их хозяев: оставалась только призрачная надежда на то, что кто-то из пьяной молодежи на спор залез и отвинтил несчастную букву.

Евгений встал на хлипкую табуреточку. Хм… Провода срезаны аккуратно, а не вырваны с мясом. Таинственный незнакомец явно вооружился инструментами, чтобы с хирургической точностью отделить искомый объект.

«Дело ясное, что дело темное», – решил он про себя.

10.01

На следующее утро к магазину с бело-голубой вывеской зазмеилась очередь. Люди с бидончиками, флягами, бутылками торопливо выстраивались друг за другом: это был единственный магазинчик в районе, куда каждое утро привозили свежее молоко. Во всех прочих супермаркетах и ларечках молоко не выдерживало никакой критики. На вкус оно настойчиво отдавало яичной скорлупой, а при добавлении в кофе растекалось поверху масляной пленкой. Поэтому когда магазинчик возник, слава о нем распространилась по сарафанному радио. Слухи – лучшая реклама, и какие бы скидки ни выставляла соседняя «Соточка», её молоко так и оставалось на полках, лишь время от времени сами собой менялись черные цифры на боку.

– Завезли сегодня пожирнее, – важничала женщина в вязаной шали, отвинчивая крышку от фляги. – И творожок нынче зернышко к зернышку!

Её товарка качала головой и притопывала ножкой – от нетерпения и чтобы разогнать кровь, стынущую на морозе.

Но в тот момент, когда словоохотливая покупательница уже готовилась войти в крошечный тамбур, наполненный благословенными молочными реками, её нагло отпихнул высокий мужчина в глухом пуховике.