— Что ты услыхал, Петро?
— Да неужели вы сами не слышите? Прислушайтесь-ка получше… Ну?
— Хоть убей, нет. Что там тебе чудится?
— Честное слово, Шерлок лает! Не сойти мне с места — он!
— Ну и загибаешь ты, парень, — усомнился я. — Хотя подожди! Ведь слух-то у меня того… Я же бывший артиллерист… Ты, Петро, как слышишь — отчетливо или тебе, может быть, это просто кажется? Попробуй заткнуть уши.
— С заткнутыми ушами ничего не слышно, — доложил мне Петя.
— А ну, покричи его.
Петя начал громко звать Шерлока, потом замолчал и прислушался.
— Заливистее залаял — слышит нас, дядя Миша! Как это получается?
— Где он лает? — спросил я.
— Вверху где-то, вот с этой стороны, — и Петя показал на вершину осыпи, около которой мы отдыхали.
Я осветил обвалившуюся породу и начал пристально ее рассматривать. Сразу бросилось в глаза отсутствие крупных обломков и множество растительного мусора. Казалось, сюда специально приносили сор со всего рудника. Над обвалом не было, как обычно, куполообразного углубления, и вообще кровля выработки в этом месте не была разрушена. А если это…
Я бросился к обвалу, взобрался к потолку и начал торопливо разгребать дресву песчаника, перемешанную с растительной трухой.
— Эврика! Черт нас побери! Сейчас сам услышу Шерлока, сам услышу нашего прекрасного, сам услышу… — твердил я возбужденно, продолжая разгребать грунт.
— Что вы роете, дядя Миша? — ничего не понимая, спросил Петя.
— Лезь сюда! Помогай живее! Честное слово, мы вылезем сегодня из этого проклятого склепа!
Мои догадки оказались правильными — над нами находился колодец, ведущий на поверхность земли. Как я раньше не сообразил? Ведь известно же, что на каждом руднике есть несколько шурфов специально для проветривания подземелья. Мы напали как раз на один из таких «вентиляторов». Ствол шурфа хорошо сохранился, его только завалило осыпавшейся породой и разным мусором, попавшим сверху. Правда, мы не знали, глубокий ли колодец и насколько он засыпан. Но всё это казалось уже несущественным.
Петя рьяно помогал мне рыть и все время звал Шерлока. Я всё еще не слышал ответного лая нашего пса. Да мне было и не до этого — работал, не жалея пальцев. Чем дальше, тем слежавшаяся осыпь становилась тверже и рыть становилось труднее. Сбегав на шахтный двор, мы принесли оттуда сломанную кайлу и допотопный молоток. Работа пошла быстрее. Вот, наконец, и я услышал чудесный и родной голос нашего верного друга. Судя по тому, что этот голос слышался очень слабо, рыть придется еще много. Проход наверх получался узкий, одновременно вдвоем работать стало нельзя. Стали копать по очереди, сменяя друг друга через каждые две-три минуты. В результате полуторачасового труда удалось выкопать лазейку высотою метра в два. Когда же кончится эта осыпь? Мы уже обессилели от изнурительной работы. Хотели было на время бросить всё и немного отдохнуть, но тут моя рука проскочила в пустоту и сверху начал струиться слабый сиреневый дневной свет.
Радости нашей не было границ! Я схватил Петю и начал его трясти и мять — откуда и сила взялась! Громкое «ура» понеслось кверху, где ему радостно вторил Шерлок.
Быстро расчистив проход, мы выбрались на дно узкого и глубокого квадратного колодца. Устье его, находившееся примерно на высоте пятнадцати метров, почти полностью закрывалось нависшими кустами. Сверху сыпалась земля — это наш спаситель пытался заглянуть в колодец, чтобы увидеть нас; он уже охрип от лая и теперь лишь беспрестанно скулил.
Мы не могли надышаться свежим, дурманящим воздухом. Как он отличался от затхлой и поистине могильной атмосферы подземелья!
Когда восторг первых минут спасения прошел, мы стали думать о том, как выбраться. Пятнадцать метров — дело не шуточное. Что предпринять? Ступеньки! Ну, конечно, нужно выдолбить в двух противоположных стенках небольшие углубления и при их помощи подняться наверх. Мы принялись за дело. Песчаник в стенках был довольно крепок, и работа подвигалась медленно, но это уже нисколько не беспокоило — радость жизни клокотала в нас, и мы работали не отдыхая. Гораздо труднее стало копать на высоте, когда пришлось стоять на приготовленных ступеньках в очень неудобном положении.
Все шло благополучно, и я уже поднялся метров на двенадцать. Но тут неожиданно положение осложнилось. Верхняя часть стенок оказалась рыхлой. Вследствие этого колодец вверху сильно расширился, упираться в противоположные стенки стало невозможно. Да и ступеньки получались непрочными. Можно было сорваться и разбиться. Но нас уже ничто не могло остановить. Я связал наши пояса и лямку, снятую с Петиного вещевого мешка, привязал к концу груз и после многих попыток набросил импровизированную веревку на одну из наиболее толстых ветвей нависшего кустарника. Сделав еще несколько ступенек, решил дальше подтягиваться на руках.
Предприятие это было очень опасное. Могла соскользнуть с куста веревка, мог не выдержать и сам куст. Следовало бы, наверное, послать вперед Петю — он весил вдвое меньше меня. Но я не считал себя вправе вновь подвергать мальчика опасности.
Петю я заставил спуститься в штольню — если бы я упал с такой высоты, это грозило бы гибелью и ему. Дождавшись, когда белобрысая голова мальчика скрылась в норе, я начал рискованный подъем. Напрягая все свои силы, упираясь ногами в непрочные углубления, стал подтягиваться вверх. Ноги сползали вместе с крошившейся породой. Куст зловеще трещал, и казалось, что он либо вот-вот переломится, либо выдернется вместе с корнями. Вот кончились ступеньки, подниматься стало еще труднее.
Я посмотрел вверх — рядом с согнувшейся под моей тяжестью веткой свисала другая. Еще одно невероятное усилие, еще… Веревка неожиданно резким рывком подалась сантиметров на двадцать вниз. Я застыл. Руки и ноги затекли от напряжения и страшной усталости. Полминуты без движения, еще несколько судорожных усилий, и вот он — спасительный куст!
Выкарабкавшись наверх, я, совсем обессилевший, распластался на земле, прижался к ней щекой. Радость буквально душила меня — хотелось плакать и хохотать от счастья. Все вокруг сияло какими-то новыми, неузнаваемо яркими красками. Нежная голубизна неба, густая зелень леса, ажурные листы папоротника и как будто бы только что распустившиеся многочисленные цветы ласкали взор необъяснимо чистой красотой. Веселое и звонкое пение лесных пташек гармонично дополняло эту прелесть. Налетевший на меня Шерлок норовил обязательно лизнуть в лицо и лаял теперь уже радостным заливающимся голосом.
Каюсь, на какие-то секунды я забыл даже о Пете.
Мое ликование было прервано его голосом, донесшимся со дна колодца.
— Дядя Миша, где вы? Почему молчите? Что там с вами случилось? Дядя Миша-а!
— Всё в порядке, Петро! Я тут от радости осоловел. Лезь наверх, сейчас подам тебе веревку.
Петя был поднят без всяких осложнений. После того как он вдоволь накатался по траве с нашим мохнатым товарищем, мы решили пойти разыскать мешок. Голод не могла заглушить даже неизмеримая радость, прямо-таки распиравшая нас.
Но найти мешок с продуктами оказалось делом не простым. К своему удивлению, мы не узнавали местности, окружающей нас.
— Вот тебе раз! Куда же идти? Ты что-нибудь понимаешь, Петро? Где твое дерево, а?
— Надо Шерлока заставить показать нам то место. Шерлок! Где мешок? Хлеб, мясо, ням, ням! Понимаешь — еда, еда — где? — старался вразумить пса Петя.
Но Шерлок или не понимал или не хотел понимать, о чем идет речь. Он весело бегал и прыгал вокруг нас, вилял хвостом и всячески хотел показать, как он счастлив. Нам, однако, этого было мало.
— Эх ты, одурел от радости. Все же, где наш мешок, Петро? Странно, что место совсем незнакомое. И склон в другую сторону. Куда мы с тобой попали? Подожди-ка, сейчас по записям постараемся определить, где мы с тобой находимся.
Я вынул полевую книжку, в которой вел записи и зарисовки под землей, и начал соображать, где мы поднялись на поверхность. Получалось, что от того входа, по которому впервые вошли под землю, мы удалились на целый километр! Определив примерно, в какую сторону надо идти, двинулись в путь. Шерлок, видимо, понял, чего от него хотели, и побежал впереди, часто оглядываясь. Через несколько минут, перевалив через бугор водораздела, мы увидели знакомые высокие холмы, усыпанные обломками медной руды.
