— Что вы здесь делаете? — спросила она глухо.

Я молчал, пытаясь разобраться. Я находился не на чердаке, а в салоне мадам Драве. Вот диван и кресло, и проигрыватель на низком столике. А вот и бар на колесиках со стаканом Ферри и моим. Очевидно, именно бар я толкнул в темноте, приняв его за детскую коляску. И новогодняя празднично украшенная елка тоже была здесь, а на одной из ее веток висела, словно в насмешку, моя серебряная клетка с голубой птичкой. Застекленная дверь в салон была сейчас открыта, через нее я видел вестибюль с вешалкой, на которой ничего не было.

— Ну же, отвечайте, что вы здесь делаете?

Голос ее был злым, но в нем сквозило отчаяние. Я схватился за голову обеими руками, как это делают актеры в театре, когда изображают удивление.

— Ничего не понимаю…

— Вы не понимаете, почему провели здесь ночь?

— Постойте.

Я мысленно прошел свой ночной путь: поднялся на второй этаж, миновал квартиру Драве, увидел через открытую дверь салона труп на диване… Я видел и новогоднюю елку, и проигрыватель, и бар на колесиках…

— Постойте.

Силы покинули женщину, она сделала несколько шагов и упала в кресло.

— Вы хотите сказать, что ничего еще не поняли? вздохнула она, закрывая глаза.

Я выбежал из салона и прошел по вестибюлю, открывая по очереди все двери. Кругом были абсолютно пустые комнаты со стеклами, заляпанными штукатуркой. Тогда я вернулся к ней. Под глазами у нее были большие синие круги, а щеки ввалились.

— Как я устала, — прошептала она. — Я так устала, что, кажется, умерла бы прямо здесь.

Я сел на диван напротив, инстинктивно приняв ту же позу, что и она. Мы оба были измучены.

— Здесь две совершенно одинаковые квартиры. Одна наверху, другая внизу — правильно?

— Свекор выстроил еще один этаж для второго сына, который сейчас служит в армии, в Африке.

Я начинал понимать. Не все, нет, все было сложнее. Я догадывался, что сейчас вот-вот пойму и найду разгадку.

— И вы обставили салон так же, как собственный?

— Это было нетрудно сделать.

— Правда, вы ведь мне говорили, что работали декоратором.

— Нет необходимости обучаться в Академии художеств для того, чтобы покрыть вестибюль и одну из комнат белой краской, купить диван, кресло, бар, проигрыватель, похожие на те, которые…

— Это вы его убили, не так ли?

— Вы уже сами это поняли.

О, женская прозорливость! Она раньше меня знала, что я обо всем догадался.

— Вы подцепили меня в ресторане, потому что вам нужен был свидетель?

Она открыла глаза. Ее взгляд был полон бесконечной грусти.

— Подцепила…

— Ладно, скажем, поощрили мои действия. Вы сыграли свою роль прекрасно. Каждую минуту казалось, что происходящее — цепь случайностей, а на самом деле вы уверенно управляли ситуацией.

— Да, опасность делает человека сильным.

— Вы устроили все так, чтобы привести меня сюда, настояли на том, чтобы я выпил что-нибудь…

— Перед тем как выйти из комнаты, мне необходимо было знать, что вы будете пить.

— Для того, чтобы, спустившись этажом ниже, налить то же самое в такую же рюмку?

Она кивнула. А была ли она недовольна моим появлением? Разве от присутствия понимающего человека ей не стало легче? Ведь на нее давила тяжесть этой ужасной тайны.

— Вы поставили пластинку, чтобы я не услышал выстрела?

— Естественно. Я усмехнулся…

— Вагнер! Хороший фон…

Довольно долго мы сидели молча. Она хотела довериться, как доверяется на исповеди неопытный грешник: отвечая на вопросы. А у меня их были сотни, тысячи…

И я не знал, с какого начать. Самое простое, казалось бы, выяснить все до конца об убийстве Драве, соблюдая хронологию событий.

— Когда вы вышли из этой комнаты, вы спустились с Люсьенной на этаж ниже?

При имени дочери слезы выступили у нее на глазах, я видел, как они собрались на кончиках ее длинных ресниц, а потом потекли по красивому лицу, искаженному гримасой боли.

— Затем вы вошли в салон, на этот раз настоящий, для того, чтобы убить своего мужа. Кстати, я не совсем понимаю…

— В полдень он съел шоколадные конфеты с фенобарбиталом, которые я ему подсунула. Фенобарбитал состоит из множества разных компонентов, которые быстро растворяются в организме и действуют как снотворное. Хорошо рассчитав дозу, можно держать человека в состоянии сна долгие часы…

Слабая улыбка на мгновение осветила ее лицо.

— И вот…

— Он спал?

— Да.

Она прекрасно знала, о чем я думаю. Если когда-нибудь все раскроется, суд не найдет для нее смягчающих обстоятельств. Она хладнокровно после долгой и тщательной подготовки убила спящего человека.

— Я вызываю у вас страх? Вы думаете, что я монстр?

Я пожал плечами.

— Я не тот человек, который может судить вас.

Медленно, как в кино, она протянула мне руку, и мне показалось, что все начинается снова. Я схватил ее руку и сжал.

Я молил небо, чтобы нам дали хоть несколько минут передышки, ведь в любой момент мог раздаться стук в дверь или телефонный звонок.

— Никто не был обеспокоен его отсутствием вчера после обеда?

— Его любовница. Утром фабрика работала. Нисколько не стесняясь, она пришла к нему в кабинет, и, как я узнала через секретаршу, у них были совместные планы на вечер. Она звонила во второй половине дня, но не назвалась, спрашивала Жерома, но я ответила, что он ушел.

— Надеюсь, полиция будет в курсе этого инцидента.

— Конечно.

— Надо использовать версию самоубийства. Кстати, как отреагировали полицейские? Она задумалась.

— Не знаю.

— Ну… как они себя вели?

— Как враги. Ничего не говорили, фотографировали, измеряли. Взяли револьвер и положили в целлофановый пакет.

— Потом?

— Запломбировали дверь салона! Мне это не очень нравится. Я думала, что если полиция сталкивается с самоубийством, то не предпринимает никаких мер предосторожности.

Это была точка зрения профана: если бы у инспекторов появились сомнения, они бы перерыли весь дом.

— Так. Вы убили его… Надеюсь, на вас были перчатки?

— Да. Но он сам выстрелил в себя. Вы понимаете? Я только держала его руку.

Как держат руку неграмотного, когда надо подписать что-нибудь. Она помогла ему подписать свой смертный приговор.

— Две капли крови попали на рукав.

— Я поняла, что эти капли беспокоили вас. Вы заволновались еще до того, как мы нашли тело. Я даже хотела уйти от вас, когда мы вышли из кафе.

Слова были жестокими, но их смягчило легкое пожатие руки.

— Что вы сделали с перчатками?

— Я их выбросила в сточную канаву во время нашей ночной прогулки, разве вы не заметили?

— Нет, — признался я жалобно.

Я хотел знать все в деталях, это дело меня невероятно интересовало, просто завораживало.

— Вы выстрелили, а потом?

— Я плеснула немного коньяку в одну рюмку, немного шерри в другую… Поставила их на верхнюю полку бара.

— Так вот почему перед тем как мы ушли, вы переставили мою рюмку с камина.

— Вы запомнили и это?

— Как видите…

— Мы разговаривали, гуляли…

— А когда вернулись, вы остановили лифт на втором этаже, а не на третьем. А чтобы я не заметил, что путь был короче, вы поцеловали меня…

— Вы думаете, что я поцеловала вас именно поэтому?

— Расскажите мне о грузовом лифте.

— Он поднимается на три этажа. Ателье устроено очень рационально. Клеют на втором этаже, а все остальные работы производят выше. Мой муж сделал так, что грузовой лифт можно использовать как обычный — он открывается и со стороны фабрики, и со стороны квартир.

— И?..

— В этот вечер я открутила кнопку на третий этаж из предосторожности. Мой гость-свидетель не должен был догадаться, что есть еще этажи.

— А как же вы нажимали на кнопку, мы ведь поднимались на третий?

— Я взяла у дочку детскую вязальную спицу — ее кончик как нельзя лучше проникает в дырочку на табло.

— Примите мои поздравления…