Ришар мог без труда проверить, действительно ли у нее была деловая встреча; они оба работали адвокатами в их общем агентстве, которое открыли сразу после свадьбы. Но его уже очень давно не заботил рабочий график жены, впрочем, как и ее настроение. Однако он по-своему любил ее.
Максим, свекр Камиллы, услышал скрип шин по гравию, когда машина въехала на широкую аллею, ведущую к дому с каменной лестницей. Он вышел на широкое крыльцо и издалека сделал знак своей невестке ехать на крытую парковку, туда, где ровными рядами, как на стоянке супермаркета, уже выстроились другие машины.
Но Камилла никогда и не стремилась парковаться прямо перед домом. Мариз тут же распорядилась бы отогнать автомобиль на подобающее ему место и послала бы Юбера с граблями удалить следы шин на щедро посыпанной гравием аллее.
Только привилегированные гости, приглашенные на званые обеды, имели право парковаться прямо у подножия каменной лестницы.
* * *
Максим был производителем зерна и владельцем нескольких сотен гектаров земли на равнине Бос в департаментах Эр-э-Луар и Луар-э-Шер. Он унаследовал эти земли от матери и управлял ими вместе с одним из сыновей.
Уже достигнув пенсионного возраста, он по-прежнему руководил сельскохозяйственными рабочими, контролировал процесс жатвы и заготовку тысяч тонн пшеницы и овса.
Эмерик, его старший сын, выступал в роли «зернового трейдера». Он изучал мировые рынки зерна, продавал свое зерно и даже покупал чужое при подходящей конъюнктуре, если это сулило прибыль. Сидя за компьютером, он простым щелчком мыши перебрасывал сотни тонн зерна с азиатского рынка на американский, и суммы на банковских счетах семейного предприятия увеличивались на десятки тысяч евро.
Его офис находился недалеко от башни Монпарнас, в здании с обшарпанным фасадом. Все остальные помещения на этаже занимали склады обуви, одежды и сумок «Прада».
Клементина, его жена, занималась сбытом товаров этой марки в парижском регионе. Она делила свое время между магазином на улице Монтень и регулярными поездками в другие бутики, не упуская из виду Клелию – их двадцатилетнюю дочь, которая только что успешно перешла на четвертый курс медицинского факультета.
* * *
Эван, младший из сыновей, был на десять лет моложе Ришара. Он совершенно не был похож на своих братьев – ни внешностью, ни интересами. С мая по октябрь он работал официантом в ресторанах на лангедокских пляжах.
В остальное время года он путешествовал со своей подругой и их пятилетними близнецами. К концу октября, когда последние пенсионеры покидали террасы кафе и залы ресторанов, они переезжали со своего старого трейлера на яхту, которая стояла в Порт-Камарге.
Подруга, молодая женщина скандинавского происхождения со славянским именем Калинья, жила с Эваном уже семь лет, оставив в Стокгольме родителей и занятия архитектурой.
Они познакомились летом 2006 года. Калинья с семьей проводила трехнедельные каникулы в Гро-дю-Руа – приморском курорте в окрестностях Монпелье.
Однажды вечером Эван заметил восхитительно красивую молодую девушку, одиноко сидевшую за столиком на террасе соседнего бара. Она потягивала гранатовую газировку, полулежа на стуле и наслаждаясь щедрыми лучами средиземноморского солнца. Он недолго колебался – ровно столько, чтобы успеть поставить поднос на стойку, – сразу же подошел к ней и завязал разговор.
Эван не знал, в чем причина – в ее ярко-голубых глазах, длинных белокурых волосах или крошечном кислотно-розовом бикини, но он почувствовал, что его неумолимо тянет к ней.
Спустя десять дней родители молодой женщины вернулись в Швецию. Предполагалось, что она присоединится к ним через две недели, но любовники уже все для себя решили: она не вернется в Стокгольм. По крайней мере, до будущего года, когда будет знакомить своего друга со страной и родными.
Эван, обаятельный молодой человек, подкупал своей искренностью и простотой и никогда не повышал голос. Двое его братьев послушно выполняли требование родителей строить карьеру, да и сам он до восемнадцати лет никогда не восставал против их сурового и вполне традиционного воспитания. Он даже получил степень бакалавра естественных наук с отметкой в дипломе «очень хорошо», но годы, проведенные в лицее, были для него невыносимым мучением. Через несколько дней после объявления результатов он спокойно объявил родителям, как о чем-то совершенно естественном, что учиться дальше он не желает.
Мариз едва не задохнулась от неожиданности и гнева! Как это один из ее сыновей посмел отвергнуть то, что она предусмотрела для его же блага? Всю ее программу! Это было как раз то, чего Эван не любил: жизнь как хорошо разработанный маршрут.
Мариз восприняла это как мимолетную причуду, которую легко устранить вразумляющим разговором. Но будущее показало ей, как жестоко она заблуждалась.
Камилле нравились и Эван, и его подруга; они редко виделись, но всегда поддерживали связь. Калинья, уезжая к родителям, летала в Стокгольм через Париж. И пользовалась этим, чтобы провести несколько дней в долине Шеврёз. Благодаря Камилле она открыла для себя самые красивые места французской столицы. Их поездки, в том числе и ночные, раздражали Ришара, но молодые женщины не обращали на это никакого внимания. С годами они сблизились еще больше и доверяли друг другу самое сокровенное.
Когда Камилле было необходимо излить душу, Калинья оказывала ей неоценимую помощь. У нее был редкий дар – слушать, не давая оценок. Ее советы, всегда разумные, разрешали самые запутанные ситуации. Она была свободна от предрассудков, а несовершенное владение французским языком позволяло ей высказывать свои мысли, не выбирая слов. Это часто заставало Камиллу врасплох, и она не раз говорила подруге:
– Если бы со мной так разговаривал кто-нибудь другой, он схлопотал бы оплеуху!
– За что? – недоумевала Калинья, и ее большие голубые глаза округлялись от удивления.
– Ни за что… хотя нет, вот за что: ты умеешь несколькими грубыми, но точными словами ткнуть меня носом в мои собственные противоречия.
– А!.. Может быть… Я просто говорю то, что думаю.
– Что мне в тебе нравится – ты говоришь правду, просто правду, и хотя ее не всегда приятно слушать… это здорово!
* * *
Юбер первым подошел к крытой стоянке:
– Привет, как дела?
Искренняя, радостная улыбка осветила лицо Камиллы.
– Все хорошо… а у тебя? – спросила она, целуя его.
– Да так, помаленьку, – ответил он, по привычке пожав плечами. – Ну, давай, открывай багажник, я возьму твои чемоданы.
– Юбер!
Люк бросился ему на шею, и старому садовнику пришлось отступить на шаг, чтобы устоять и не рухнуть на машину Эмерика.
– Покажи, покажи мне скорее твою сокровищницу, – нетерпеливо повторял Люк.
«Сокровищница» была не что иное, как мастерская, в которой Юбер хранил весь свои садовый инвентарь.
Неторопливым шагом к ним подходил Максим; его лицо не выражало никаких эмоций.
Опустив мальчика на землю, Юбер легонько шлепнул его, словно желая подбодрить.
– Давай, поцелуй дедушку.
Улыбка Люка стала напряженной, он подошел к Максиму и осторожно поцеловал его. Землевладелец держался так же скованно, как и его внук.
Люк, исполнив свой долг, направился вместе с Юбером к «сокровищнице».
– Я покажу тебе свои новые инструменты.
Юбер не скрывал радости. Прежде чем уйти, он сказал Камилле:
– Не беспокойся, мы ненадолго.
– Ради бога, развлекайтесь!
Максим подошел к невестке, которая не сделала ни шага ему навстречу. Положив руку ей на плечо, он слегка коснулся губами ее щеки.
– Привет, Камилла, доехали хорошо?
– Да, спасибо.
– Забрать твои чемоданы? Я вижу, Юбер забыл про них.
– Спасибо, я справлюсь сама.
На этом разговор закончился. Максим не настаивал и присоединился к жене, которая в это время накрывала к обеду стол вместе с Матильдой и Клементиной.