и пыль земли до горней высоты
сама ступеньками по заревым ступеням
взбирается -- там слушать любишь Ты
и голос горлицы и зов оленя.
Земля, чьи существа неисчислимы,
с меня счищала грязь, как с кобры кожу.
Земля, подобно матери родимой,
меня качала на своей груди,
разбухшей от пылающего млека
и от всего, что будет впереди.
Я и Виккентием Твоим не стала,
не исповедывала узников галеры,
несчастной паствы той не целовала.
Виккентия люблю всем существом,
сильней души своей -- он мне примером
был и опорой на пути моем.
Но не способна я без содроганья
касаться ран. Брезгливо отвожу
я очи собственного состраданья
от Лазаря, когда он -- смрадный прах.
Все язвы бинтовала я наощупь, -
коль видишь язвы, нет любви в руках.
До святости не доросла я духом,
чтоб столько зла выслушивать впотьмах
безгрешным ухом Авеля спокойно.
Нет, не сумела жизнь прожить бесстрашно,
чтоб сердце было так бесперебойно,
как солнце на божественных горах.
Я вышла из истерзанного тела
Израиля, из рода Маккавеев.
Я в медовуху превращать умела
пчелиный мед. Умела я, мой Бог,
так петь, так прошивать вершины криком,
чтоб голосом Твоих коснуться ног.
Поверженная, возношу я вопли,
хоть совестно молить Тебя, чтоб Ты
склонился ликом к гибнущему полю
и к наготе моей столь откровенной
прижал бы всепрощающе персты.
Ты, разбивавший камень надмогильный,
Как скорлупу, о, сжалься надо мною!
Я не воскресну никогда с Тобою,
а буду гнить, мой смешан будет прах
с лишайником и горечавкой пыльной,
со всем, сгоревшим в желчи и в солях,
со всем, в чем нет Христа, что не омылось
Его благовестительным законом.
Я потерпела пораженье: милость
мне не дана под небом посрамленным
и в том мое виновно пораженье.
Распятый, но живой, Он в униженье
ведь с ног до головы Он попран мной
во всем мое виновно пораженье!
Рога у благородного оленя
от моего облезли пораженья.
Перевод И.Лиснянской
91. Снятие с креста. Ноктюрн
В горах за городом -- "Христос распятый".
Я к статуе пришла с мольбой о теле
Моем больном, перевожу глаза
С Тебя, страдальца, за себя, больную,
Стыжусь: моя-то кровь лишь струйка в речке,
Твоя восходит влагой пред плотиной.
Есть у меня опора в этом мире,
А Ты висишь без четырех гвоздей.
Чтоб кровь твою собрать, к тебе пришла я,
Своей груди иссохшей я коснусь
Руками, чтобы право обрести
Обнять твои израненные ноги,
Сочащиеся каплями святыми.
Все горести свои теперь забыла:
Усталость, долгий, трудный путь, недуги,
Стыжусь, что с просьбою, как попрошайка,
К Тебе пришла, что в этот поздний вечер
Перед тобой, поверженным, стою
Я, грешница, здесь, на горе, а ты
Все падаешь, все падаешь: впервые
Твои мне муки страшные открылись,
Отвесно падая, разбилось тело
Твое, подобно скорлупе плода:
Упала грудь, колени и упала
С твоей поникшей шеи голова.
Христос, найди приют в моих руках,
Божественную тяжесть, боль свою
Вручи мне, потому что оказалась
Я здесь одна, и то, что вижу я,
Никто не догадается о том,
Что каждой ночью происходит здесь,
Не видит из твоих детей никто
Твое паденье, чтоб скорей твою
Плоть окровавленную подхватить,
Затем, что одиночество безмерно
Горы, где ты висишь, где мало света,
Где падает он косо в час вечерний
На гору безымянную Земли.
Перевод И.Лиснянской
Помрачения
92. Два ангела
Два ангела, как на г'оре,
всю жизнь стоят за плечами,
баюкают, точно море,
покуда не укачали.
Один трепещет крылами,
другой недвижно витает.
Один приходит с дарами,
другой дары отбирает.
Который пребудет с нами?
Который канет в былое?
Один опалит, как пламя,
другой осыплет золою.
А я им душу вверяю -
стелюсь покорной волною.
Лишь раз в едином усилье
согласно они запели,
смыкая белые крылья
любви и крестной купели.
Лишь раз друг с другом в союзе
забыли разлад старинный,
и жизнь завязала узел
со смертью неразделимый.
Перевод Н.Ванханен
Материи
93. Воздух
В поле, где шалфей и мята,
где земля в цветах, как в звездах,
словно ждал, меня встречает
Воздух.
Круглый, вертится, как голый
расшалившийся проказник,
словно с матерью играет,
утит, дразнит.
То берет меня в объятья
с ласковой своей сноровкой,
то закручивает платье,
как веревку.
Как змея, шипит на ветках,
листья в чаще отряхает
или у меня дыханье
отнимает.
Папоротникам и крыльям
не дает он запылиться;
у него свои растенья,
птицы.
Я тянусь к нему руками,
и ловлю, и догоняю;
он меня мельканьем быстрым
ослепляет.
И касаюсь, не касаясь,
и ловлю -- рука пустая;
он смеется, новой шуткой
одаряя.
Я иду назад по рощам,
по дубовой, по сосновой,
гонится за мною Воздух
снова.
В дом свои каменный вхожу я,
от волос прохладой веет:
как хмельные, как чужие,
тяжелеют.
Непокорные, не могут
на подушке поместиться;
чтоб уснуть, должна я с ними
повозиться.
Должен он прилечь сначала
великаном-альбатросом
или снастью, что спустили
трос за тросом.
Если волосы утихнут,
засыпаю утром, поздно:
так измучил мать ребенок
Воздух.
Перевод О.Савича
Америка
94. Гимн тропическому солнцу
О солнце инков, солнце майя,
ты плод американский, спелый,
кечуа, майя обожали
твое сияющее тело;
и кожу старых аймара
ты выкрасило красным мелом;
фазаном красным ты встаешь,
уходишь ты фазаном белым;
художник и татуировщик
из рода тигров и людей,
ты -- солнце гор, равнин, пустыни,
ты -- солнце рек, теснин, полей.
Ты нас ведешь, и ты идешь
за нами гончей золотою,
ты на земле и в море -- знамя,
для братьев всех моих святое.
Мы затеряемся -- ищите
в низинах -- раскаленных ямах,
на родине деревьев хлебных
и перуанского бальзама.
Белеешь в Куско над пустыней;
