Софья Витовтовна тяжело вздохнула. Поджала губы.

Увы, но сказать юной государыне всей правды она никак не могла. И потому просто повторила свое прежнее утверждение:

– Такова воля небес…

16 ноября 1433 года. Галич, Волжские ворота

Победителей встречал переливчатый колокольный звон, гул десятков тревожных бил, грохот трещоток и, конечно же, громкие восторженные крики: здравицы, поздравления, частушки и веселые присказки, славящие галичан и унижающие их врагов:

– Храбрый Галич, он Москву наказал на острову! Галич с Костромой в горе, а Москва лежит в дыре! Любо княжичам! Любо победителям! Галич гоголем идет, Москва в омуте плывет! Слава витязям! Слава Юрьевичам!

Победители в начищенных колонтарях и юшманах, в сверкающих островерхих шеломах – однако же без личин, с открытыми лицами, ряд за рядом въезжали в ворота. Подбитые лисой и горностаем суконные плащи на плечах, ремни с золотыми или серебряными клепками на поясах, длинные и тяжелые рогатины в руках. Могучие скакуны, грозно фыркая, тяжело ступали по засыпанной мелкой галькой улице; вперемежку между ратными отрядами катились возки, до краев заваленные саблями, топориками, копьями и колчанами – наглядно доказывая, сколь велика и решительна оказалась одержанная победа. Ибо трофейного оружия хватило бы для снаряжения многих и многих сотен воинов!

В воротах всадники помещались по трое в ряд – и так, втроем, трое княжичей, трое сыновей князя Юрия Дмитриевича, и въехали на двор детинца. Спешились у крыльца и, переглядываясь, плечом к плечу поднялись к стоящему у дверей седобородому звенигородскому князю, одетому в пушистую соболью шубу, – отчего и без того широкоплечий воевода казался и вовсе огромным, ако скала.

– Вы молодцы, дети мои, – похвалил сыновей великий воевода и крепко обнял по очереди каждого. – Славно управились!

– Не то слово, батюшка! – горячо ответил Василий. – В пух и перья рати московские разнесли, ако зайцев по кустам и буреломам разогнали! Надобно скорейше ополчение со всех земель твоих созывать да в гости к Софье Витовтовне наведаться, покамест не оклемались!

– Что, даже в баньке не попаришься? – с легкой усмешкой поинтересовался отец. – Весь Галич с утра топится, ратников своих из похода ждет. Опосля чистыми – в святилище, жертвы благодарственные богам принести, да ввечеру пир великий созовем.

– Ну, знамо, не сегодня коней обратно оседлаем, батюшка, – несколько смутился старший княжич. – Но к заморозкам хорошо бы поспеть. Как дороги встанут, сразу и выдвигаться!

– Выходит, время еще есть, сынок? – Юрий Дмитриевич положил руку старшему княжичу на плечо, чуть там подержал и кивнул: – Разоблачайтесь.

Он обвел детей взглядом, снова улыбнулся и кивнул:

– Горжусь вами, сыновья мои. Молодцы!

Вернувшиеся из похода победители парились довольно долго – часа два, а то и более.

Знамо дело, в предбаннике для них и мед хмельной нашелся, и рыбка копченая, и огурцы, да грибки и капуста, так что от голода мужчины не измучились, в горле у них не пересохло. Посему в святилище они отправились без спешки, с хорошим настроением, принеся в дар украшенным увядшими венками радуницам три добротных плаща, могучему прародителю Сварогу, кузнецу небесному, оставили рогатину, богато украшенную саблю и шитый бисером тяжелый колчан с луком и стрелами.

Поклонившись отчим богам, княжичи со свитой прямо с Яриловой горы отправились в Спасский монастырь, заказали там за звонкое серебро благодарственный молебен, а сверх того подарили обители добротную шубу с яхонтами и невесть откуда попавший в московский ратный обоз бочонок воска, примерно с полпуда весом.

Все боги приняли жертвы с явной благосклонностью, поскольку к вечеру небо расчистилось и в зенит поднялась огромная полная луна, отчего в Галиче и окрестностях стало так светло, что после заката запаливать факелов с лампами вовсе не понадобилось.

Прямо на улицах по приказу трех княжичей столы для горожан и накрыли. Ведь во взятом московском обозе припасов оказалось так много, что всему Галичу, от мала до велика, хватило бы их на всю долгую зиму, да еще и на половину весны осталось бы. Так отчего бы и не поделиться с добрыми людьми всем тем, что в амбары и погреба не влезает?

Веселись, столица князя Звенигородского, радуйся! Новую победу над ворогом мечи русские принесли! Славные дети у Юрия Дмитриевича возмужали, надежная защита и опора для земли отчей!

На столах стояли закуски немудреные: грибы соленые, капуста квашеная, репа, копченая рыба, солонина да огурцы. Из пития – пиво, яблочная бражка да вареный мед. Однако же – дареному коню в зубы не смотрят. Чем угощают – тому и радуйся. Ешь от пуза, пей вдосталь, кричи князьям-боярам здравицы, новых побед им желай – и поболее!

В детинце, ради светлого вечера, столы тоже поставили во дворе. Тут и места больше, и погреб ближе, и копоти от светильников никакой, воздух свежий. А что подмораживает слегка – так разве таким пустяком русского ратника напугаешь в его меховых штанах, войлочном поддоспешнике, плаще с подбоем да в лисьем треухе? Русский боярин по легкому морозцу еще и расстегнется, дабы не так жарко сидеть оказалось!

Княжье угощение, как водится, заметно отличалось от уличных закусок. Княжеским гостям предлагались и доски с запеченной осетриной, и лотки с щукой в шафране, и подносы с кулебякой, и печеная убоина, покрытая янтарным жирком, но самое главное – во главе стола возвышался огромный медный трехногий котел с двумя массивными рукоятями в виде сплетенных телами змей.

Знаменитая братчина, символ единения княжеской дружины, до краев полная темного ароматного хмельного меда, пахнущего анисом, корицей и гвоздикой.

По бытующей в Галиче легенде, из сей братчины сам великий Святогор на пирах княжеских угощался, с легкостью трехведерный сосуд поднимая и за раз выпивая больше половины. Ныне же, известное дело, – люди измельчали, дружины разрослись, а потому испить первым из общей братчины стало не столько великой честью, сколько испытанием, каковое знатный правитель раз за разом прилюдно проходил.

– Ну же, други мои верные, братья мои по походам ратным, по крови пролитой, по дорогам истоптанным, по рекам вспененным, – не стал тянуть Юрий Дмитриевич, сбросив шубу на руки холопу, – за вас сию чашу пью и за победу вашу!

Князь Звенигородский подступил к братчине, взялся за рукояти, напрягся и поднял чашу. Стоящие рядом сотники тут же громко и радостно воскликнули:

– Да! Да, поднялась! Силен еще наш князь! Ако дуб столетний крепок!

Юрий Дмитриевич сделал глоток, облегченно выдохнул и отступил от чаши. Шумно рухнул на высокое кресло, стоящее в изголовье стола.

– Любо князю! Любо воеводе! – закричали столпившиеся воины. – Слава!!!

В том, что их любимый полководец, всю жизнь, начиная с пятнадцати лет, водивший дружину от победы к победе, смог поднять братчину, не усомнился никто – даже те, кто из-за спин ближних, самых знатных бояр ничего не разглядел. Ибо правитель Галича потерпеть неудачу никак не мог! Ни в чем и никогда!!!

Однако вслед за отцом к братчине теперь подступился княжич Василий Юрьевич – и бояре разошлись намного шире. При всем восхищении победителем громадной московской рати давать ему послабление никто не собирался.

Старший сын скинул плащ, отбросив его на скамью, подступился к огромной чаше. Взялся за рукояти, ненадолго замер, потом резко выдохнул и напрягся. На миг в детинце повисла тишина – а затем братчина дрогнула, жидкость в ней пошла от краев к центру мелкими волнами, качнулась…

– Оторвал!!! – радостно закричали многие голоса, а иные из дружинников хлопнули в ладони. – Ай да княжич! Поднял братчину! Молодец Василий Юрьевич! Как есть поднял! Любо! Любо! Княжичу слава!

Юный победитель сделал маленький натужный глоток и буквально уронил чашу обратно. Впрочем, поднять ее добру молодцу удалось от силы на полвершка – так что ни капли меда через края не пролилось.