– Джаред, обычный секс меня не интересует.

Падалеки нахмурился:

– Что произошло, пока ты был в коме? Между нами.

– Ты заставил меня поверить, что с тобой может быть хорошо. И чертовски этим напугал.

Дженсен высвободился из его рук и вышел из шатра.

“Ну, ты молодец! Ты, правда, думаешь что он хоть что-то понял?”

“Я надеюсь на это”.

“Различай то, что было в коме, и то, что есть сейчас”.

“Меня трясет от желания прикоснуться к нему!” – мысленно рявкнул Дженсен и упал на песок на берегу.

Вскоре раздались еле слышные шаги и на песок сел Джаред. Под боком оказался Пушкин.

Немного помолчав, Падалеки заговорил, глядя на океан:

– У меня была обычная семья, как у всех. Отец увлекался охотой. Я увлекся оружием. Потом была военная академия, затем Вирджиния, потом Вашингтон, а потом я ушел в свободное плавание. Ну, как свободное... – усмехнулся Джаред. – В нашем мире ты всегда под колпаком. Но перестал работать на кого-то. Видимо, наконец, сочли, что я – слишком ценен, чтобы оставлять без присмотра. Как и ты. Значит, мы достаточно проворны, чтобы вместе остаться в живых. Я никогда не имел длительных отношений, не с моей профессией, хотя когда-то был женат. Слава богу, детей у нас не было, теперь она – счастливая мать семейства и даже присылает мне самодельные открытки на Рождество. Обладаю аналитическим умом и гибкой психикой. Высокий болевой порог и устойчивость к пыткам. В Лэнгли были очень недовольны, когда я подал в отставку. Наверное, я должен быть другим, больше похожим на тебя, там на курорте. Но я люблю жизнь и хочу и умею ей наслаждаться. Закончить дни безумным маньяком мне не улыбается совершенно.

Дженсен невесело хмыкнул:

– Спасибо за намек. Но разочарую, по всем показателям с психикой все отлично, можешь спросить у Эльты, она какие-то приборы подключала.

– Мы-ы-ырф, – Пушкин цапнул за палец, требуя внимания.

– Ты мне сейчас дал свою характеристику, чтобы что? – спросил он.

– Чтобы ты понимал, с кем собираешься жить. В одной комнате и одной кровати. Можно сказать “пока смерть не разлучит нас”.

Дженсен и подсознание мысленно подобрали челюсти.

– Что ты сказал?

Джаред со скепсисом глянул на него.

– Ты же не настолько наивен? Я не настолько благороден, Дженс. Меня как интересовала твоя аппетитная задница, так и интересует, – усмехнулся он. – Они, конечно, лесбы продвинутые, – он кивнул на шатер, – но знаю я, чем это заканчивается. Ты – более надежный вариант. Да еще с твоим шрамом.

Дженсен прикрыл глаза и выдохнул, когда по телу прошла сладкая дрожь.

– Как приятно чувствовать себя “вариантом”, – фыркнул Эклз.

– Ну, не думал же ты, что я встану на колени.

Дженсен на это улыбнулся. Действительно широко улыбнулся.

– Ты чего?

– Вспомнил кое-что.

– И что же?

– Как насчет завести еще пару-тройку котов? Тут места много.

– Я ему про его задницу, а он мне про котов, – закатил глаза Джаред.

– Что такое? Недотрах замучил? – сев, Дженсен прямо-таки вперился в него взглядом, облизнувшись.

– Кто бы говорил, Эклз, – усмехнулся Джаред, откинувшись на локти и глядя на плещущийся во тьме океан. А потом попросил: – Расскажи мне. То, что ты видел там, откуда вернулся другим.

– Ты... Ты серьезно?

– Вполне. Или ты куда-то торопишься?

Дженсен вздохнул, погладил Пушкина и принялся рассказывать. Говорил он долго, иногда запинаясь и пытаясь описать свои ощущения и то, что его окружало там. Удивление, раздражение, иногда даже страх и чувство иррациональной боли.

Наконец, когда он закончил свой рассказ, Джаред сказал:

– Забавное приключение. Значит, ты меня слышал, пока был там. Дженсен, чего ты боишься? Что если дотронешься до меня, я с криком убегу? Это нормально – прикасаться к другому человеку, особенно если он не против.

– Как я узнаю, что он не против?

– Я тебе только что это сказал, разве нет? – насмешливо спросил Джаред.

“Действительно”, – скопировало его интонации подсознание.

“Господи! Я вас обоих ненавижу”.

“На-а-а-аглая ложь. Дженсен, я – часть тебя. Ты, правда, думаешь, что я не чувствую, когда ты врешь?”

“Заткнись бога ради”.

– Стройка еще долго будет длиться?

– Пару недель. На этом все. Тут есть все для нормальной жизни. Завтра привезут последние коробки.

– Что там?

– Книги. Много книг. Библиотека.

Это Дженсену понравилось.

– Отлично. Так что насчет котов?

– Хоть десять, – рассмеялся Джаред, а потом дернулся в сторону, и не ожидавший такой подставы Дженсен как-то быстро оказался на лопатках, а над ним нависал Падалеки. – Живи, Дженсен. Это, конечно, не Нью-Йорк, даже не Лондон. Но какая разница, если компания хорошая?

– Кто сказал, что ты – хорошая компания? – выгнув бровь, поинтересовался Дженсен, снова облизываясь.

– А кто сказал, что нет? – Джаред усмехнулся – где-то он уже это слышал, – а потом смачно поцеловал Эклза, напоследок прикусив несильно нижнюю губу – многообещающе так. – Что еще мне нужно о тебе знать? Ведь что-то должно быть, – он продолжал тихо ухмыляться, разглядывая лицо Дженсена, которого, на самом деле, было почти не видно в опустившейся тьме ночи.

– Тебе придется посетить парочку специализированных магазинов, – брякнул Эклз. А собственно, что ему терять?

– Магазинов?

– Да. Потому что в противном случае ты мне очень быстро надоешь.

– Вот как... – задумался Джаред. – Все настолько плохо?

– Нет. Просто тебе придется кое-чему научиться.

Джаред выпрямился, стоя на коленях на песке:

– Мне? Научится? Мне?! Ты ничего не перепутал?

Эклз молчал.

– Дженсен? – позвал Джаред.

– Ты бывал в закрытых клубах? – спокойно глядя в глаза, спросил тот, приподнявшись.

– Не приходилось. А ты...

– Только клубы. У меня слегка нестандартные запросы, включающие дополнительный инвентарь. Справишься?

– Дополнительный инвентарь? – удивился Джаред. – Мне уже бояться?

– Очень смешно, – отозвался Дженсен.

– Я же не знаю, что тебе нравится, а ты говоришь загадками.

– А что нравится тебе? – в свою очередь спросил Дженсен.

Джаред подумал, что в разрезе закрытых клубов...

– Мне? Мне нравятся отзывчивые партнеры. С которыми можно делать всякое и видеть реакцию. Бревна в кровати я не люблю. В остальном же... все зависит от партнера, – пожал плечами Джаред. – Я – не эгоист и готов делиться. Если ты захочешь. Так что же вы любите, мистер Эклз? – принялся сладко увещевать он, склонившись, на ухо.

Возможно этот шепот, а может близость большого крепкого тела или собственная слабость, но сделали свое дело.

– Я люблю... – голос вдруг сел. В голове подсознание задержало дыхание. “Да господи боже!”, подумал он. Но признаваться в таком... С другой стороны, этот человек три с лишним месяца ухаживал за ним. – Я люблю, когда меня... истязают. Когда мне больно. Когда их много...

Джаред даже обрадовался, что в ночи было не видно, как высоко поползли его брови. Дженсен – мазохист?! Хотя, учитывая биографию, это логично. Он тихонько фыркнул, а потом практически промурлыкал Эклзу на ухо:

– М-м-м, плохой мальчик, значит? Не переживай, Дженни, это не проб... У-уй! – Джареда мотнуло назад от удара справа. – За что?!

– Не называй меня “Дженни”, – процедил сквозь зубы Дженсен.

Джаред лихорадочно вспоминал досье, но там не было ничего, связанного с этим прозвищем.

– Мог бы просто сказать, – буркнул он, потирая скулу и глядя сверху-вниз на Дженсена.

– Падалеки, я на бабу похож, чтобы называть меня “Дженни”? – в свою очередь осведомился Эклз.

– Ну, удар у тебя точно не женский, – сообщил ему Джаред, благоразумно пропустив то, что Дженсен слишком часто упоминает слова “я”, “не” и “баба” в одном предложении.

– Молодец, сообразил.

– Ладно, я понял. Ты не любишь, когда тебя называют “Дженни”.

“А я люблю”, – вякнуло подсознание.

“А тебя не существует”, – парировал Дженсен.