– Послушайте, мистер Барбер, можно задать вам один вопрос? А вы когда-нибудь бываете злым полицейским?

– Нет, никогда.

– Почему?

– Ну, наверное, это просто не в моем характере.

– А как же тогда вы делаете вашу работу?

– Ну, я тоже при желании могу быть не слишком добрым, можешь мне поверить.

– Вы просто этого не показываете?

– Я просто этого не показываю.

В тот вечер, без малого в одиннадцать, я сидел на кухне за ноутбуком, который пристроил на столешнице. Заканчивал кое-какие рабочие дела, главным образом отвечал на имейлы. И тут в мой ящик упало новое письмо. В поле «Тема» большими – прямо-таки кричащими – буквами значилось: «RE: БЕН РИФКИН >>> ВАЖНО». Отправили его с адреса [email protected]. Время отправки было обозначено как 22:54:27. Тело письма состояло из одной-единственной строчки, гиперссылки со словами «Загляните сюда». Я щелкнул по ссылке.

Ссылка вела на группу на «Фейсбуке», которая называлась «♥Друзья Бена Рифкина♥» Группа была новой. Ее не могли создать более чем четыре дня назад; в день убийства ребята из ОПБП прошерстили «Фейсбук», и ее там не было.

Мы нашли личную страничку погибшего мальчика (практически у всех ребят из школы Маккормака были страницы на «Фейсбуке»), но там не оказалось ничего такого, что могло бы пролить свет на обстоятельства его убийства. В своем профиле он изо всех сил старался представить себя свободолюбивой личностью.

В остальном его страничка представляла собой обычную мешанину из цифрового мусора: видеоролики с «Ютуба», игры, картинки, какие-то бессодержательные невнятные сообщения. Впрочем, по сравнению с другими Бен явно не был на «Фейсбуке» завсегдатаем. Всплеск активности на его страничке случился уже после того, как его убили, когда туда начали писать его одноклассники, и их сообщения продолжали появляться и появляться, точно потусторонние приветы, пока страницу не удалили по просьбе родителей.

Эта новая коллективная страничка, по всей видимости, появилась взамен той, чтобы ребятам было куда писать сообщения об убийстве. В ее названии «♥Друзья Бена Рифкина ♥» «друзья», по всей видимости, имелись в виду в их фейсбуковском смысле: она была открыта для всех, кто учился в параллели Бена, вне зависимости от того, дружили они в реальной жизни или нет.

Наверху страницы была помещена небольшая фотография Бена, та же самая, которую он использовал на своей личной странице. По всей видимости, тот, кто организовал эту группу, оттуда ее и взял. На снимке улыбающегося Бена запечатлели без рубашки, похоже, где-то на пляже (позади него можно было разглядеть песок и океан). Правой рукой он делал рокерскую «козу». В правой части страницы, на так называемой стене, в обратном хронологическом порядке располагались сообщения.

Необходимо заметить, что в 2007 году «Фейсбук» был главным образом детской вотчиной. Взрывной рост взрослых пользователей начался только в следующую пару лет. Во всяком случае, так было в нашем кругу. Большинство родителей из школы Маккормака время от времени заглядывали на «Фейсбук», чтобы быть в курсе, чем там занимаются их дети, но это и все. Некоторые из наших друзей завели себе странички, но заходили туда крайне редко. Тогда там было еще слишком мало других родителей, чтобы это представляло какой-то интерес. Я лично ни малейшего понятия не имел, что там Джейкоб и его друзья смотрят на «Фейсбуке», и никак не мог взять в толк, что притягательного они находят в этой куче информационного хлама. Единственное объяснение, думал я, заключалось в том, что «Фейсбук» был местом, куда дети могли сбежать от взрослых, той тайной площадкой, где они могли распушить перья друг перед другом, пофлиртовать и подурачиться так, как никогда не отважились бы в реальной жизни где-нибудь в школьной столовой. Джейкоб определенно в Интернете был остроумней и раскованней, как и многие другие ребята. Нам с Лори казалось опасным позволять ему заниматься этим тайком, поэтому мы настояли, чтобы он дал нам свой пароль. Но, честно говоря, на страничку Джейкоба заглядывала только Лори. Мне же детские разговоры в Интернете казались еще менее интересными, нежели их офлайновая версия. Если я тогда и заглянул на «Фейсбук», то лишь потому, что речь шла о фигуранте дела, которое вел. Было ли это моим родительским упущением? Теперь, оглядываясь назад, могу сказать: абсолютно точно было. Но, с другой стороны, мы, все родители из школы Джейкоба, были одинаково беспечны. Мы не понимали, что стоит на кону.

На странице «♥Друзья Бена Рифкина♥» было уже несколько сотен сообщений.

Сообщения продолжались – неосторожно, откровенно. Паутина создавала иллюзию близости – побочный продукт ошеломляющего погружения детей в виртуальный мир. Увы, вскоре они узнали, что Сеть принадлежит взрослым: я уже подумывал о «повестке о представлении поименованных документов или установленной информации» – приказе о предоставлении документов и записей, который отправлю в «Фейсбук», чтобы сохранить все эти онлайн-разговоры. Тем временем я, как завзятый любитель шпионажа, продолжал читать.

Я оторопел, увидев имя Джейкоба, – осознав, что все эти несколько последних ядовитых сообщений были адресованы моему Джейкобу. Я оказался не готов лицом к лицу встретиться с реалиями жизни моего сына, с запутанностью его отношений, с испытаниями, с которыми он вынужден был справляться, с жестокостью мира, в котором он жил. «Подохни. Мир чище станет». Как мог мой сын прочитать в свой адрес подобную вещь и не поделиться этим с семьей? Ни разу даже не обмолвиться? Я был зол не на Джейкоба, а на самого себя. Как я мог создать у собственного сына впечатление, что меня не волнуют подобные вещи? Или я просто слюнтяй, чересчур обостренно реагирующий на принятый в Интернете преувеличенно хамский тон?