- Хоть что-нибудь да останется, - заключила она. Когда Скляной рассказал об этом временному командиру группы лейтенанту Крюгеру, тот долго хохотал:
- По-моему, она ведьма! На русских хуторах всегда живут ведьмы, присмотрись-ка к ней!
Однако ведьма приняла Миколу совсем неплохо и даже вот одолжила ему старый кожух, который так греет холодными ночами, когда Скляной, сидя часами в лесу у переносной рации, вылавливает из далекого эфира позывные радиостанции абвера.
Сегодня ночью он получил особенно важное указание с добавлением немедленно передать его лейтенанту Крюгеру. Вот из-за этого и пришлось спозаранку тащиться сквозь мокрый кустарник.
"Покуда солнце взойдет - роса очи выест", - снова вспомнилось ему.
- Ох, выест! - вздохнул Скляной и услышал негромкий оклик сзади из-за кустов:
- Стой!
Скляной вздрогнул и остановился, подняв руки вверх.
- Ложись.
Скляной лег, стараясь проглотить тугой комок, подступивший к горлу. Что-то уж очень чисто голос говорит по-русски. И только когда человек вышел из-за кустов, страх прошел. Лейтенант Роденшток тоже узнал Скляного.
- Что это ты на себя нацепил, Иван? - спросил лейтенант. В группе все немцы звали Скляного Иваном.
- Это русский кожаный пиджак, - ответил Микола. - Ведите меня к господину лейтенанту Крюгеру. Я получил важную радиограмму сегодня ночью. Приказано передать ее немедленно. А вы напугали меня, очень уж чисто говорите по-русски.
Роденшток довольно улыбнулся. Они прошли между кустов к хорошо замаскированному лагерю диверсионной группы. Да, Скляной с каждым днем все больше убеждался, что отряд подготовлен отлично. Самые боевые и опытные диверсанты вошли в группу. Пятеро из них отлично говорили по-русски и уже не раз бывали в советском тылу. Скляному стало ясно, что их группе командование придает особое значение. Это чувствовалось и по тому, как неусыпно следила радиостанция абвера за позывными группы. "А раз так, думал он, - и у меня тоже есть возможность сделать карьеру. Дай-то бог!"
Подходя к Крюгеру, Скляной, уже вполне оправившись от недавнего испуга, приосанился. Широкоплечий рыжеволосый Крюгер, одетый в линялую советскую гимнастерку, галифе и кирзовые сапоги, сидел на поваленном дереве, выгребая из котелка завтрак - распаренный концентрат.
Увидев Скляного, он отложил котелок.
- Что-нибудь есть, Иван?
- Точно так, господин лейтенант, получена радиограмма о предстоящем прибытии командира группы. Велено передать вам лично, вот... - Он протянул Крюгеру бумажку со столбиком цифр. - Дальше я не расшифровал. Это по вашему личному коду.
- Хорошо! - сказал Крюгер. - Подождите, я прочту.
Скинув свой кожух, Скляной расстелил его в стороне у дерева и прилег. Уже сквозь дремоту он услышал взволнованный голос Крюгера. Тот звал Роденштока и еще кого-то.
- Ну, слава богу, - говорил Крюгер, - наконец-то кончается наше бездействие. Молниеносный рейд, а там два месяца отдыха в тылу. Послезавтра к нам прибывает командир группы. А вы знаете, кто им назначен? Капитан Шварцбрук. Отто Шварцбрук.
- Мне эта фамилия ничего не говорит, - отозвался Роденшток.
- Ну что ты! А я знаю его отлично, с ним не пропадешь! Это отличный специалист. Он работал у Скорцени.
- Фирма солидная. Когда он прибывает?
- Послезавтра.
- Ну что ж, Шварцбрук так Шварцбрук. Хорошо, конечно, если знаешь командира.
Сказать по совести, Роденшток был не очень доволен этим знакомством. Конечно, теперь Крюгер станет вторым человеком в группе, а он и сам мог бы рассчитывать на эту роль...
Обратно Скляной уносил в потайном кармане свернутую трубочкой бумажку с зашифрованной радиограммой. В ней сообщалось, что группа готова встретить капитана Шварцбрука. Местом явки был назначен хутор, где обосновался со своей рацией Скляной. Все равно сразу после прибытия капитана придется уходить в другое место. Обратный путь через кустарник еще больше измотал Скляного, но, вспомнив свои мечты о карьере, он завалился в сено спать лишь после того, как передал ответную радиограмму.
"КУДА ЖЕ ВЫ ПРОПАЛИ, КАПИТАН?"
Над Берлином тоскливо ныли сирены очередной воздушной тревоги. На центральных улицах было остановлено движение. Где-то в центре начался пожар. Карл Либель остановил машину. Придется из-за этих союзников пешком пройти пару кварталов. Он взглянул на часы: без двадцати восемь.
"Ну и денек, - подумал обер-лейтенант, - пролетел, как миг единый!" Усталость уже давала о себе знать. Он зашагал по краю мостовой вдоль тротуара. В быстро темневшем небе шарили лучи прожекторов, вспыхивали красные звездочки разрывов зенитных снарядов.
Навстречу Карлу бежали две растрепанные женщины. Та, что постарше, волочила по асфальту край одеяла, свисавшего с плеч. Она ежеминутно наступала на него, путаясь и повторяя одно и то же:
- Боже мой, я совсем забыла, боже мой...
- Быстрее, мама, - подгоняла ее молодая, - до метро еще далеко, и я опоздаю на работу...
Либель учтиво посторонился, давая женщинам дорогу. Да, им тоже нелегко! Может быть, теперь они поймут, что такое война? Поймут и расскажут детям, чтобы те запомнили на всю жизнь...
Либель подходил к Фридрихштрассе. В самом центре города в небо поднималось пламя.
"Еще немного - и бомба попала бы в Имперскую канцелярию", - подумал Либель и посмотрел на серое здание, над подъездом которого была укреплена.,огромная эмблема гитлеровского рейха. Орел, раскинув крылья, вцепился когтями в лавровый венок. Либель видел эмблему и раньше. Днем в полированных перьях орла - маленьких зеркальцах нержавеющей стали отражалась вся жизнь улицы. Редкие автомашины (бензин забрал фронт), редкие прохожие (людей тоже забрал фронт). Сейчас, в зареве близкого пожара, перья орла вспыхнули красным отсветом. Казалось, орел ожил, его хищный глаз уставился на город, на бегущих людей, словно он выбирал очередную жертву. Либель усмехнулся. "Ну, уж если и до тебя добралась война, не усидеть тебе на своем месте".
В двух кварталах от рейхсканцелярии, окруженный аккуратным зеленым газоном, стоял небольшой газетный киоск. На его стенке среди реклам и объявлений висел большой плакат: человек с поднятым воротником, в темных очках и шляпе поднес палец ко рту. "Тсс! - гласила надпись. - Молчи! Тебя может подслушать вражеский шпион!" Около киоска возился, запирая дверь, газетчик с черной повязкой на глазу. Либель подошел к нему. Мимо сновали люди.
- Добрый вечер, Фред, что, уже есть вечерний выпуск?
- Господин обер-лейтенант! В такое время! Я закрываю. Ну хорошо. Газетчик взял у Либеля сложенную вчетверо бумажную марку.
- Это необходимо сегодня, - тихо сказал офицер.. Газетчик молча кивнул головой и, открыв дверь, нырнул в свой киоск.
- Вот все, что есть, - сказал он через полминуты, выходя из дверей и протягивая обер-лейтенанту вечерний выпуск "Берлинер цейтунг".
- Спасибо, Фред, до свидания!
- До свидания, господин обер-лейтенант, сдачи, как обычно, не нужно?
- Заеду завтра!
Либель, засунув газету в карман, почти бегом вернулся к своему фургону. Он медленно поехал по темной улице. Только через полчаса ему удалось выбраться из лабиринта центра города. Обер-лейтенант остановил свою машину около небольшого домика на окраине. На улице не было ни души. Загнав машину в гараж под домом, Либель поднялся на крыльцо. Дверь открылась изнутри без стука.
- Ты что-то уж очень долго, Карл, куда ты пропал? - спросил молодой мужской голос.
- Ищу Шварцбрука, - ответил Либель. - Понимаешь, этот капитан исчез совершенно бесследно!
Они шагнули из темноты передней в светлую, хорошо обставленную комнату, окна которой были завешены плотными светомаскировочными шторами. Либель хорошо знал эту квартиру. Ее хозяин Михель Лемке, или Мишель, как его называли друзья, был одним из немногочисленных помощников полковника в его трудной и опасной борьбе. Биография этого двадцативосьмилетнего немца была проста. Двадцати лет, после того как фашисты казнили его отца-коммуниста, он бежал в Испанию. Сражаясь в рядах Интернациональной бригады, он знал, что бьется не только за свободу этой солнечной страны, но и против фашизма, который стал его врагом на всю жизнь.
