Последнее, кстати, спорно, поскольку Славик вдруг перестал дрыгать ногами, то ли замёрз, то ли устал, то ли вообще откинулся. Мне помогли, мы в четыре руки вытащили его наружу, убедились, что жив, просто снегу переел и…

В следующее мгновение мы с Гессом стояли в белом коридоре. Мокрые, выдохшиеся, в хрусталиках льда и витринного стекла, но целые и, кажется, всё-таки выполнившие задание.

– Следующий.

Мы огляделись по сторонам, кроме нас, никого. Идём.

И стоило нам войти в офис, как мы встретили ледяной взгляд Дезмо. Чёрный ангел с брезгливым лицом уставился на нас не мигая, словно очковая змея.

– Вы. Идиоты. Молчать!

Мы и рта раскрыть не успели, чего ж так орать-то?

– Вы связались с чертями! Дважды! Бесогоны никогда не прыгают выше головы, для этого есть другие силы и иные инстанции, что непонятного?

Мы пожали плечами. Ничего такого, просто нас же не предупредили.

– Вы поставили под угрозу жизнь Марты. Вы толкнули её в схватку с чертями, то есть с куда более могучей угрозой человечеству, борьба с которой вам не по чину и не по зубам!

Ну, тут нам и вовсе ответить было нечего. Мы же побили чёрта благодаря ангельскому перу того же Дезмо, и не знать этого он не мог.

– Но вам этого мало, вы ещё сегодня изувечили группу чертей, которые всего лишь хотели…

– Повесить отца Пафнутия! – дружно возмутились мы.

– Но можно же было их не убивать.

– Так мы и не убили!

Вот тут, наверное, стоило взять паузу. Ни я, ни Гесс не знаем, что там учинил безрогий брюнет Анчутка со своими обидчиками. Э-э, даже если и убил, так это он, а не мы! Мы-то их по-любому не убивали. Правда же?

Но, с другой стороны, если смотреть непредвзятым взглядом, то получается что вся эта драчка лишь рядовые разборки нечисти между собой, так сказать, извечный конфликт между крупными бесами и зазнавшимися чертями. В конце концов, пусть сами разбираются, нам-то какое дело…

– Тем не менее, – скучный ангел за компьютерным столом сверился с экраном, скрипнул зубами и едва слышно выдавил: – Вы справились с заданием. Два беса обезврежены, ваш гонорар будет зачислен на банковские карты.

– И?

– Почему вас нельзя отстранить? Ну хотя бы просто похоронить в крайнем случае…

Вопрос чёрного ангела остался без ответа, поскольку Система в ту же секунду заботливо перенесла нас обоих в сени дома православного батюшки. Если верить моим внутренним ощущениям, мы отсутствовали меньше минуты.

Доберман беззаботно стянул с головы ушанку и начал расстёгивать свою фуфайку. Моей помощи тут не требовалось, Гесс на редкость умная и хитрозадая домашняя скотинка, его надо знать. Я же спокойно повесил на гвоздик свой видавший виды тулупчик, пригладил грязные волосы, слипшиеся от пота и мороза, а потом шагнул в горницу.

– От и Федька с Геськой возвернулись! Видать, от, паря, передумал ты по деревне-то шастать, решил от с нами-то чайку попить. Так садись уже, рассказывай!

– Нечего рассказывать.

– А чего ж от тебя так от пивом-то разит?

– Новый дезодорант, экспериментальный запах.

– А-а, тогда всё одно садись от, внученьку-то мою от слушать будем. Поди, она все новости санкт-петербургские нам поведает, а то мало ли про что от газеты молчат да телевидение-то скрывает. Верно от, Дашка?

Седая мадемуазель Фруктовая невероятным образом умудрилась кивнуть, не отрывая губ от блюдечка с облепиховым чаем. Хитрый пёс устроился у моего колена с умилительным взглядом из серии «ты чёрствый, бессердечный человек, креста на тебе нет, совести тоже, поэтому живо отдай голодной бедной собачке все вкусняшки! Иначе гореть тебе в аду…».

Я гореть не хотел, поэтому две сушки с маком быстренько перекочевали в жаркую пасть моего короткохвостого друга. После чего он со столь же умоляющей физиономией уселся поближе к гостье. Но, видимо, у неё были более крепкие нервы в отношении этого шантажиста: «конфетами тебя недавно угостили, а ещё больше вкусняшек – что не надо слипнется».

Пёс тяжело вздохнул и, опустив голову, улёгся у себя на коврике, печальный, как Бэмби, познавший всю боль и жестокость несовершенного мира. Это изображать он умеет.

– Ну а что в Питере, та же хурма, всё как всегда. На Ваське так же едят корюшку, на Апрашке торгуют шмотками, Петька на коне, Валька-стакан за поребриком, Цой жив, Крым наш, Чижик-пыжик на Фонтанке, на Крупе книжки, Боярский в старой шляпе, «Сплин» всё ноет, Шнур пишет стих на каждый чих, короче, ничего нового. Ах да, везде бельгийские брассерии понаставили, и пиво там действительно как дезодорант у Феди… бе-э!

Вот примерно в таком дивном эмоциональном ключе и шла вся наша застольная беседа. Не самая информационно насыщенная, согласитесь? Батюшку тем не менее всё устраивало, он вообще полон противоречий, и если от меня вечно чего-то требовал, то на внучку свою наглядеться не мог!

Она же с умным видом несла какую-то псевдомолодёжную полусленговую чушь, прихлёбывая чай, а отец Пафнутий улыбался её шуткам, оттопыривал уши, чтобы лучше слышать, не сводил с неё добрых глаз и всё время подсовывал поближе мёд, варенье, шоколад, сушки и пряники. Я и предположить не мог, что у этого могучего старикана с пудовыми кулаками такое нежное сердце.

Безрогий Анчутка вернулся часа через два. Хромающий, усталый, но довольный. Должен признать, что заживало на нём всё как на собаке и даже лучше. Когда мы его из-под лавки вытащили всего в крови, я думал, этот бес вообще не жилец на белом свете. А он уже вполне себе ходит, говорит и даже дерётся, вот что значит нечистая сила!

К общему застолью не присоединился, отпросился в баню, которую, кстати, сам и вытопил и воды натаскал, категорически отказавшись от моей помощи.

– Без обид, амиго! Но я из-за тебя уже влетел на шпицрутены, так вот мне тестикулы под гильотину класть не айс, мон шери!

Тут тоже не поспоришь, если б я того чёрта в Нижнем не завалил, так и никто из пекла не припёрся бы к нам мстить. Мелкие бесы тоже, правда, приходили, но безрогий брюнет сам их перетёр в труху осиновую, поскольку на своей территории он в своём законном праве. Черти же быстренько доказали ему превосходство сильного над правым.

Когда вечером я выгуливал Гесса, сидя на крылечке в тихих сумеречных размышлениях, ко мне неожиданно присоединилась Дарья.

– Куришь?

– Нет.

– В смысле бросил?

– Просто никогда не курил.

– А я уже шестой раз бросаю, – хмыкнула она, присаживаясь рядом и наблюдая, как этот олень носится кругами за какой-то особенно неуловимой снежинкой. – Ты давно у деда? Он у нас с тараканами, но неплохой, мама его любит. В отличие от остальной родни.

Я ничего не ответил. В конце концов их семейные проблемы не моё собачье дело.

– Они с бабушкой развелись, когда он окончательно в церковь ушёл. Не захотела быть матушкой в этой дыре, ушла, и всё. Всегда была против, что я в МЧС подавала. Маму тоже настроила…

– Прошу прощения, но мне это зачем знать?

– Затем, что дед опять бесов видит, – вздохнула седая внучка, сунула руку в карман зимней куртки, вытащив пластиковый пузырёк. – Он таблеткам не верит, но ты давай ему во время приступов. Имеет накопительный эффект, так что если отпускает, то надолго.

Ох ты ж лысина Сократова!

Я тоже не сразу поверил в бесов, но когда увидел своими глазами, то вряд ли бы согласился пить психотропные, отупляя свой мозг лишь ради того, чтобы убедить самого себя в том, что, чего не видишь, того и не существует. Получается, что эта умничка видит Анчутку, видела фашистов, дралась с ними, но ни за что не признает их истинную сущность. Нечисти нет, зато лекарства от неё есть. Удобно, а что?

– Извини, я не могу подсовывать таблетки отцу Пафнутию. Это не есть хорошо, он вменяемый человек, в здравом уме и трезвой памяти.

– В здравом уме, какого Блюхера? Да он же бесов видит!

– И я вижу.

– Значит, тебе тоже к доктору надо. Короче, пять штук заработать хочешь?