Ещё издали он услыхал, как девчонки болтают и смеются за работой. Беззвучно выглянув из зарослей рогоза, Малёк стоял некоторое время тихо и неподвижно, прислушиваясь к их голосам. Не слишком-то ему хотелось вести их обратно на хутор, к нежданным новостям, однако деваться было некуда. “Эх, чему быть - того не миновать,” - подумал, наконец, юный ходок. Он хрустко сломал пару сухих стеблей и позвал грубовато:
- Эй, клуши! Чего раскудахтались? Погнали коз домой, там дядька Зуй до вас пару слов имеет.
Тиша игриво улыбнулась и напустила на себя таинственный вид. “Дурёха, - подумал Малёк с нежностью, - А Омелку, конечно, жаль. Ну так вольно ж ей было с чужаком заигрывать. Смотрела бы лучше на своих. Потом, за Молодым Хорьком ей всяко будет лучше, чем одной. Поплачет чуток - и привыкнет.” Однако сам становиться вестником перемен в девичьей жизни Малёк не собирался. Едва войдя на двор, он прихватил топор и живо смотался в сторону дровницы.
Омела окинула глазами опустевший хутор и с удивлением спросила отца, чинившего на крыльце старую сеть:
- А где ж обоз?
- Съехали, - отозвался Зуй, не поворачивая к ней головы, - Им поторапливаться нужно: Добрыня сказывал, завтра к вечеру хлябь пойдёт.
- И даже не попрощался, - проговорила Омела упавшим голосом.
- А кто ты есть, чтоб с тобой раскланиваться? - всё так же спокойно и равнодушно сказал Зуй, - Вот станешь хоть меньшицей при справном хуторе, тогда пойдёт иной разговор.
- Так рубаха же… Я Удачникову рубаху стирать забрала. И подштанники.
- Это ничего. Тряпьё в хозяйстве всяко пригодится. Отдай Тишке корзину, барахло она и одна развесит. А ты ступай к себе. Приоденься, морду умой. Нынче вечером у нас гости будут, Старый Хорь с сыном. Сговариваться о тебе, никчемухе, желают.
Швырнув наземь корзину с мокрым бельём, Омела бегом кинулась к крыльцу, упала перед отцом на колени:
- Батюшка, родненький, не отдавай им меня! А будешь неволить - совсем с хутора уйду!
Зуй на все эти крики со слезами и бровью не повёл.
- Цыц, дура, - сказал он спокойно и веско, - После благодарить станешь. А Нарока своего беспутного забудь. Нужна ты ему, как пролитая вода. Он сам говорил, что приоградские девки в постели много слаще лесных.
Омела, вдруг отвердев лицом, вскочила на ноги и как-то по-особенному улыбнулась. Заметив эту странную перемену, Зуй нахмурился:
- Смотри мне, чтоб при гостях без пакостей! Куда?
Однако строптивая дочь уже метнулась в дом через чёрный вход.
После, развесив стиранное и тихонечко проскользнув на бабью половину, Тиша отыскала сестру перед раскрытым сундуком с приданым. Вытащив лучшую из своих рубах, ту, что заботливо расшивалась для самого важного дня в девичьей жизни, Омела подбирала к ней яркую шаль. В наивной надежде, что гроза каким-то неведомым образом прошла стороной и теперь всё будет хорошо, Тиша обняла её за плечи и прошептала:
- Ах, сестрёнка… Скоро счастлива будешь…
Омела стряхнула с себя Тишины руки и недобро рассмеялась.
- Что, удобно-то сестру-засидку за Хорька спихнуть, чтоб перед людьми не позорила?
- Он, вроде, мужик неплохой, - попятившись, испуганно пробормотала Тиша.
- Вот сама за него и иди. А я… О, я им всем покажу, как мне голову морочить! Сама приду к Нароку в дом и коснусь очага!
- Так нету ведь у патрульных своих домов, в казарме он живёт.
- Значит, к этлову очагу вместе пойдём!
- И потом, отец же сказывал, у Нарока другая девка есть, приоградская…
- Враньё. Не стал бы Нарок зря про девок болтать. Да и не было у него ни одной, я-то знаю.
Проезжая мимо пожарища, черневшего на месте Коштырей, Торвин заметила, что рядом с ним уже во всю строится новая изба.
- Похоже, местные не останутся по нашей милости без самобульки. Пустячок, а приятно, - сказала она, надеясь немного разбавить повисшее в их компании унылое молчание. Однако Добрыня только вздохнул в ответ, Нарок же, похоже, даже не услышал её слов. Он вообще за весь путь от Зуевой горки до Коштырей не издал ни звука и ни разу не поднял глаз от гривы Воробья перед собой.
- Так, хватит выискивать у коня блох, - заявила Торвин решительно, - После торжка при Оленьей горке нам предстоит свернуть с Тропы и углубиться в Змеиное урочище. Скажи мне, Нарок, знаешь ли ты хоть что-нибудь о змеелюдах? И что именно?
- Сказку о Золотой Змейке, - вяло отозвался он.
Торвин вздохнула:
- Как того и следовало ожидать. Выкинь из головы этот бред. На самом деле змеелюды не имеют ничего общего с принцессой из сказки. Прежде всего - они и не змеи, и не люди. И уж тем более не оборотни. Это ящеры. Они, действительно, разумны и владеют способностью передавать мысли на расстоянии, но любая здравомыслящая змеелюдка скорее отобедает человеком, чем согласится выйти за него замуж. Мы им интересны только как охотничий трофей и вкусная дичь. У такого отношения есть свои плюсы: трогать сильную и кусачую дичь обычно мало желающих. Поэтому если мы видим змеелюдов, просто берём оружие на изготовку и с уверенным видом валим мимо. Если это не поможет и на нас всё-таки нападут, значит, будем отбиваться. Имей виду, чешуя у них прочная, настоящая броня. Более-менее уязвимы только глаза, горло, подмышки и пах. И ещё один важный момент: у них есть хвост.
- И что? - без особого интереса спросил Нарок.
- А то, что при одинаковом с человеком росте змеелюд весит раза в полтора больше. В основном за счёт хвоста. Как думаешь, что будет, если тебя таким хвостиком охреначат? Так что в бою за движениями хвоста надо следить как можно внимательнее. А вот на рожу можно вообще не смотреть, всё равно по ней ничего не разберешь.
- Угу, - всё так же скучно буркнул Нарок.
- Проснись, патрульный, - строго сказала ему Торвин, - Мы здесь не на прогулке.
И, поправив копьё за спиной, она пустила Тууле рысью, чтобы встать впереди возка.
Вскоре после того, как Оленегорский торжок остался позади, Пустые Холмы отступили, и справа от Тропы потянулось Неровье. Овражки и взгорки, перелески, кленовые рощицы заставляли Тропу петлять, но делали её радостной для глаз. Среди островков выбеленной Оком сухой травы тут и там темнели серо-сизые камни, в расщелинах между которыми рос серебристый мох. В овраге бурлила и пенилась среди валунов холодная, мелкая Нерка. А с другой стороны от Тропы лежало Змеиное урочище - низина, густо заросшая молодым березняком. И в одном месте среди берёз на обочине Тропы виднелась вешка - крупный, замшелый валун, украшенный надписью на непонятном языке. Возле него Добрыня остановил возок.
- Ну вот, - сказал он устало, - Отсель надо поворачивать в Марь. Прежде, когда Яблочная горка ещё жилая была, на эту вешку с неё выходила стёжка.
Торвин подъехала к камню и, свесившись с седла, принялась изучать надпись.
- Занятно. Руны, вроде, поморийские, а слова местные. Написано: прямо пойдёшь - добро потеряешь, направо пойдёшь - коня потеряешь, налево пойдёшь…
- Нам налево, - поспешно буркнул Добрыня.
Снова он вытащил из поясного кошеля два тонких перекрещенных между собой прутика, по кругу оплетённых сухой травинкой, и, на этот раз не таясь, кинул талисманчик под ноги Караваю. По макушкам берёз прошел лёгкий ветерок, словно лес вздохнул спросонья, и в сплошной чаще из тонких берёзовых стволов вдруг открылся проход. Он не был полностью свободен от завалов и молодого подроста, но теперь ни у кого не возникло бы сомнений, куда идти. Привязав Тууле к возку, Торвин принялась чистить тропу.
Чем дальше возок уходил в чащу, тем мрачнее и непригляднее делался лес вокруг. Трава стала какой-то серой, берёзки поредели, сменились корявыми, лысыми, скукоженными ёлочками и хилым кустарником. Но вовсе не это беспокоило Торвин, заставляя то и дело оглядываться по сторонам. В Змеином урочище было подозрительно пусто и тихо. Не топотали зубатки, не слышалось бодрой переклички птиц, не сновали в опавшей листве мыши… Да что уж там, даже слепни с комарами, неизбежное зло лесных дорог, исчезли куда-то без следа. Поменявшись с Нароком, Торвин не стала садиться на коня, пошла за возком, вглядываясь под ноги. Листовой опад ей тоже не нравился: он весь был не прошлого круга, листья под сапогами и копытами коней без хруста рассыпались в пыль. Постепенно местность пошла в подъём, лес закончился, но вид от этого не сделался радостнее. По склону редкими рядами, словно когда-то посаженные заботливой человеческой рукой, потянулись мёртвые старые яблони. “Яблочная горка?” - тихо спросила Торвин. Добрыня молча кивнул.
