— Не могу не согласиться, — серьезно сказал Кас, — хорошо, давай поднимем тебя.

Дин поморщился, и Кас сочувственно кивнул. Дин опять почти захихикал: ангел напоминал ему курицу-наседку.

Внезапно лицо Каса исчезло, но через пару секунд ладони ангела обхватили охотника за плечи. Кас потянул, нежно, но твердо, и Дин начал медленно приподниматься. Спустя какое-то время охотник понял, что тоже может поучаствовать в процессе, и напряг мышцы.

Не то чтобы это было весело. Кас был прав: ощущения были не из приятных, но боль определенно можно было вынести.

Дин принял почти полностью вертикальное положение и обнаружил, что ноги подкашиваются, отказываясь его держать. Крепкая хватка ангела не позволила ему по-настоящему упасть, так что охотник просто отклонился назад, опираясь на твердую грудь Каса. Это было тепло и приятно… Но означало, что спина — и всё, что находилось под ней — тоже прижалась к Касу.

И ау. Гхм. АУ.

— Ау, — слабо пожаловался Дин, и Кас пробормотал что-то успокаивающее. Спустя секунду одна из рук вдруг исчезла, вынуждая Дина крепче прижаться к ангелу. Винчестер зашипел от боли. Мышцы Каса тут же напряглись, он немного сдвинулся, подхватил Дина под коленями и через секунду поднял охотника на руки, как ребенка, нежно укачивая.

Дин благодарно вздохнул и уткнулся Касу в шею. Ангел прижался щекой к его макушке, и внезапно боль в заднице потеряла всякий смысл. Дин издал нечленораздельный звук, который должен был обозначать удовлетворение.

Теперь, когда физические ощущения не были такими яркими, Дин мог сосредоточиться на том, что Кас говорил. Хорошие слова. Похвала, любовь и обожание, такая искренность, что даже человек, не принимающий и ненавидящий себя, не смог бы не поверить в них.

Дин начал немного покачиваться в объятиях ангела, открыл глаза, которые опять закрылись без разрешения, и обнаружил, что они с Касом двигались, плавно, но удивительно быстро.

Они уже находились в полумраке коридора. Дин не пытался следить за их перемещением, но всё равно смотрел по сторонам, выискивая притаившуюся в тени высокую фигуру.

Несмотря на опасения Каса, Сэма нигде не было видно. Вскоре рука немного сдвинулась: ангел открыл дверь и зашел в спальню.

Осторожно, словно неся бесценное произведение искусства, Кас пересек комнату, поставил Дина на ноги и помог ему лечь на кровать на живот.

Ох. Это было… Восхитительно. Намного мягче, чем капот Импалы. Дин устроился на матрасе и застонал. Это было лучше, чем сок. Даже лучше, чем шоколад. Ничего не могло сравниться с этим ощущением.

Нет. Он ошибся.

Спустя пару секунд к нему прижалось обнаженное (и когда он успел раздеться?) теплое тело Каса.

Сильные руки обняли его, помогая устроиться поудобнее.

В комнате было теплее, чем обычно, и Дин подумал, что пока он готовил, Кас вполне мог отрегулировать температуру и в спальне, зная, что Винчестер не сможет надеть что-нибудь или закрыться одеялом.

Это, скорее всего, была самая логичная и правильная мысль из всех, которые только приходили охотнику на ум с тех пор, как он очнулся на капоте Импалы, так что у него был повод гордиться собой.

Дин почувствовал, что Кас опять прижался щекой к его затылку, а потом ощутил на лбу два поцелуя.

— Ты хочешь спать? — тихо спросил Кас.

— Я… Наверное? — Дин не был уверен. Он должен был подумать. Просто минутку… обдумать. Решить…

И…

— Спи, детка.

Хорошо.

Комментарий к Ошеломленная любовь

*Роджер, добрый мой приятель - смесь фраз “Roger that!” (“Я вас понял”/”сообщение принято”) и “good buddy”. Часто используется в значении “установить гомосексуальный контакт с партнером”

========== Зелёный ==========

В этот раз Дин просыпался медленно, шаг за шагом приходя в себя.

Первое, что он почувствовал — всеобъемлющее благополучие. На самом деле, симфония ощущений была намного сложнее. Дину было тепло, он был в безопасности во всех смыслах этого слова, он знал, что его любят, и чувствовал еще сотни вещей, для описания которых просто не было слов. Всё было правильно.

Дин плавал в этом восхитительном, потрясающем чувстве очень долго, однако в какой-то момент начал осознавать и другие, более приземленные вещи.

Половина его тела лежала на чем-то удивительно мягком, а другая прижималась к чему-то каменно-твердому, но почему-то намного более приятному и удобному. Это теплое и твердое нечто, на котором покоилась голова Дина, ритмично поднималось и опускалось. Это почему-то успокаивало, и Дин инстинктивно прижался крепче.

В тот же момент руки, оказывается, всё это время обнимавшие его, сжались, и охотник почувствовал, как что-то нежно прикоснулось к его макушке.

Он знал это ощущение. Оно было хорошим.

Дин не чувствовал необходимости формулировать свои мысли, поэтому, когда одно единственное слово — поцелуи — появилось в мозгу, он просто молча смотрел, как оно растворяется и исчезает.

Охотник слегка приподнял голову и почувствовал, как теплое дыхание взъерошило его волосы.

Это ощущение тоже было хорошим, и Дин издал низкий звук, который в теории должен был выражать удовлетворение.

Только тогда он начал осознавать нечто… более неприятное, но пока что не причиняющее сильных неудобств.

Плечи и верхняя часть спины ныли, но, поразмыслив немного, Дин решил, что вполне может справиться с этим ощущением.

Икры тоже болели, словно Дин много и долго бегал, но и это не особо его беспокоило.

А потом он ощутило кое-что более интенсивное: возможно, его подсознание решило оставить это напоследок, чтобы охотник смог спокойно проанализировать это чувство, не отвлекаясь ни на что другое.

Всё, начиная от поясницы и заканчивая пятью дюймами выше коленей, было…

Для начала, теплым. Горячее, чем остальная кожа, настолько горячим, что Дин был уверен, что мог бы почувствовать исходящее тепло, держа пальцы в нескольких сантиметрах над кожей.

Боль, казалось, пронизывала до костей. Сначала Дин думал, что каждая клеточка тела болит одинаково, но потом понял, что от некоторых участков исходят более интенсивные ощущения. В мозгу снова всплыло одно слово.

«Перекрывающиеся».

Дин не был уверен, что оно означает, но, опять же, просто позволил этой мысли исчезнуть, погружаясь в более простые и понятные ощущения.

Чисто в физическом плане это было неприятно. В конце концов, Дину было больно, а боль — сигнал, что с организмом что-то не так.

Конечно, охотник знал, что в определенных обстоятельствах его мозг переставал реагировать на подобные ощущения: возможно, именно поэтому то, что должно было причинять неудобство, наполняло Винчестера глубоким удовлетворением.

Дин позволил себе сконцентрироваться только на одной области своего тела. Оказалось, боль была намного сложнее, чем обычное жжение.

Каждая клеточка пульсировала в одном ритме с биением сердца. Судя по всему, кожа опухла.

Осознание того, что конкретно вызвало это ощущение, пришло медленно и вовсе не разрушило чувство благополучия. Наоборот, оно только усилилось: Дин сам хотел этой боли, он умолял о ней.

Дин не мог с точностью сказать, как долго он то погружался в свои ощущения, то выныривал на поверхность, но внутренние часы сигнализировали о том, что прошло уже больше часа.

В любом случае, в какой-то момент Винчестер обнаружил, что его голова поворачивается, а губы прижимаются к восхитительно теплой, словно выточенной из камня груди.

Да, это была грудь. Теперь он это знал.

В этот момент всё начало ускоряться.

Сперва появилось осознание самого себя. Следом пришло понимание, к кому Дин прижимается и кто его обнимает. Это знание укрыло его, словно мягкое, сухое и теплое одеяло.

Низкий хриплый знакомый голос подтвердил мысли охотника:

— Здравствуй, Дин.

— М-м-м-м, — учитывая обстоятельства, это был чертовски содержательный ответ. Кас, конечно же, не возражал. На несколько секунд повисла тишина: мозг Дина пытался как можно быстрее привести себя в порядок. Наконец Винчестер смог добавить еще кое-что, — М-м-м… Как долго?