— Ты так часто повторяешь эту фразу, что убедила себя в том, что так и есть, — с иронией отвечает он. — Я присматриваю за своими розами, Лиса, даже если они временно покинули меня. Но хочу сказать, что слежу за тобой не я один. Нет, это не твой муж. Нейтон доверяет тебе. А вот его отец — нет. Уверен, что для тебя это совсем не новость. Ты можешь поблагодарить меня, я всячески пресекаю его попытки узнать о тебе больше, чем нужно.

— Почему я должна верить тебе?

— А зачем мне врать о такой ерунде?

— Но ты солгал, заявив, что Эсми не дочь Нейтона, — парирую я, обхватывая себя руками. В номере гуляет ветер, и моя кожа покрылась мурашками от холода. Зато дышать стало легче.

— Но разве это ерунда? — ухмыляется он, разворачиваясь ко мне лицом. Мое сердце снова начинает биться слишком быстро, ток крови в ушах становится оглушительным. И было бы из-за чего. Яркие огни от рекламных щитов в доме напротив бьют ему в спину, рассеиваясь вокруг, оставляя в тени лицо, кажущееся черной непроницаемой маской. Меня снова охватывает мистический ужас, и я в страхе отпускаю глаза.

— Ты усомнилась, Лиса? — опираясь спиной на подоконник, с извращенным любопытством интересуется Рэнделл. — Сколько дней ты раздумывала над тем, кто может оказаться биологическим отцом Эсмеральды? Подсчитывала, вспоминала, всматривалась в черты дочери? День, два? Ты могла сразу решить вопрос, но ты тянула. Вероятность того, что я прав, была велика, не так ли? Ты думала, что сделала бы, окажись я прав?

— Убила бы тебя, — яростно выплюнула я. И Перриш рассмеялся. Совершенно искренне, невольно вернув меня в те дни, когда я проходила обучение в Розариуме. Все наши разговоры ни о чем, нелепый ужин на крыше, итальянский ресторан, и мои глупые мысли о том, чего быть не могло.

— Только три чувства способны заставить убить. Ненависть, корысть и одержимость, вызванная безумием. Какое выбираешь ты? Одержимость? Ты все еще одержима мной, Лиса?

— Тебе больше не удастся меня запутать, — шиплю я, стаскивая с постели покрывало и накрывая им дрожащие плечи. Его слова жестокие, предназначенные для того, чтобы ударить больнее, глубже, достигают цели. Он всегда смотрел прямо в душу, и даже в темноте не лишился своих способностей.

— Но ты до сих пор не распуталась, Лиса, — с обманчивой мягкостью в голосе говорит Перриш. В тонком черном свитере он совершенно не выглядит замерзшим. — Кто ты, Лиса? Ты знаешь ответ на этот простой вопрос? Два дня, пока ты думала, кто же является отцом твоего ребенка, сколько раз ты искала ответ на него, глядя в свое отражение в зеркале?

Я упорно молчу, игнорируя его вопросы. Я не хочу больше играть в его шарады. Я не позволю снова вывернуть мою душу наизнанку.

— Что показал тест ДНК? — переходит он к конкретике.

— Девяносто девять процентов. Нейтон отец Эсмеральды. А ты просто больной.

— Так зачем ты сделала его, если была уверена, что результат будет именно таким? — спрашивает Рэнделл, доставая руки из карманов и опираясь ладонями о подоконник за своей спиной. Поджав губы, я не отвечаю, понимая тщетность нашей словесной баталии. Такое уже бывало много раз. — Почему ты молчишь? Думаешь, уход от ответа поможет тебе? Я знаю ответы, Лиса. Все ответы на заданные и еще не заданные вопросы.

— Тогда поговори сам с собой, Перриш. Давай, а я послушаю.

— Ты засомневалась, Лиса, потому что мне ты доверяешь больше, чем себе. На подсознательном уровне, ты знаешь, что никогда не покидала Розариум. Ты всего лишь пять лет пропускала собрания.

— Я туда не вернусь. И я не стану искать для тебя компромат на мужа. Если он выиграет предвыборную гонку и займет пост мэра, значит, он это заслужил, — придав своему голосу твердость, произношу я. Конечно, моя бравада выглядит жалко. Я не вижу, но чувствую, как усмехается Перриш.

— И в чем же его заслуга, Лиса? — спокойным тоном спрашивает он. — В том, что родился в семье, предки которой основали город? В том, что ни в чем никогда не нуждался? В том, что получил престижное образование, не прилагая особых усилий? А потом работал на благо компании отца? Что он такого сделал, Лиса? Сам, без помощи, протекции и влияния своей семьи. Без связей и капиталов? Что останется от твоего благородного, незапятнанного мужа, если отобрать у него все это и отправить в гетто? Думаешь, он выживет? Сможет сделать хоть что-то? Или умрет от голода, прячась в каком-нибудь подвале от отбросов города, которым так хотел управлять?

— Каждый из нас занимает свое место, Рэн. Иногда нам кажется это несправедливым, но выбирать не нам, — отвечаю я. — Да, он не сможет выжить в тех условиях, в которых росла я, Итан, или ты. И знаешь, в чем разница между вами? Тебе наплевать на этих людей, а ему нет. Ты идешь по головам, думая только о своем благе и личной выгоде, и то, что ты даешь Итану, Дафни, Мак и другим — это лишь иллюзия благополучия. Все они твои марионетки, у которых нет шанса ни на личную жизнь, ни на свободу выбора.

— Ты думаешь, они этого не знают? — скептически спрашивает Рэн. — У нас честный обмен. И когда-то ты тоже согласилась.

— Ты сказал, что я не буду шлюхой и на первом же задании доказал обратное. Ты солгал мне. Я соглашалась на другие условия.

— Разве в конверте, который ты получила был приказ переспать с объектом?

— Господи! — яростно воскликнула я, вскакивая на ноги. — Мак все мне рассказала. И кто такой Мартин, и зачем все это было.

— Сядь на кровать! Пол холодный, — рявкнул он, заставив меня застыть в потрясении. Что, мать твою? Пол холодный?

— Закрой окно, и пол не будет холодным.

— Я не могу, — резко отвечает Перриш, снова вызвав у меня недоумение.

— Что значит «не могу»?

— Здесь слишком мало пространства. Это непривычные для меня условия, — сухо поясняет он.

Сама не понимаю почему слушаюсь его, но молча забираюсь на кровать, накрывая озябшие ступни пледом.

— Можно хотя бы свет включить? Или ты и свет выносить не можешь? — иронизирую я. Рэнделл не отвечает, отрывается от подоконника и быстро подходит к кровати, заставляя меня испуганно шарахнуться к изголовью. Какого хрена? Стой там, где стоял. Он обходит кровать справа и включает ночник над тумбочкой.

— Могла бы и сама догадаться и протянуть руку, — насмешливо улыбаясь, произносит Рэнделл. Он стоит недопустимо близко, несмотря на приличную ширину кровати. Непроницаемый взгляд серых глаз скользит по моему лицу. Только сейчас до меня доходит в какой двусмысленной ситуации я оказалась. Я жена будущего мэра, сижу на кровати в номере гостинцы в двух метрах от мужчины, который собирается шантажом заставить меня разрушить карьеру и доброе имя мужа. Не знаю, что происходит, но мое сердце то останавливается, то начинает биться о ребра, как безумное. Я смотрю в светлые глаза Перриша, в который раз отмечая их выразительную холодность, непроницаемую арктическую красоту. Возможно, этот человек убийца, кричит мое подсознание. И невольно вспоминаются заголовки газет пятилетней давности и случайная встреча с женой Перриша, его нестабильное поведение и угрозы. Насколько сильно он увяз в своем безумии? Угрожает ли мне опасность прямо сейчас? Или он не тронет меня, пока я нужна ему?

— Не нужно меня бояться, — произносит он спокойным, уверенным голосом, снова угадав мои мысли. Садится на край кровати, не отводя от меня взгляда. — Не нужно верить таблоидам, — добавляет Перриш, я отползаю почти на самый край, продолжая с ужасом смотреть на него.

— А кому? Кому можно верить?

— Мне, — выдает он. И теперь я срываюсь на нервный хохот. Перриш невозмутимо наблюдает за мной, пока я не успокаиваюсь. — Тебе стало легче? Больше не так страшно?

— Ты убил Линди? — не знаю зачем я спрашиваю это. Видимо, нервы сдали окончательно, и инстинкт самосохранения полетел к чертям. Рэн удивлено вскидывает брови, и на долю секунды я успеваю увидеть уязвимое выражение в его глазах. Слабое подобие настоящих эмоций. Боль, которая тут же скрывается под плотным слоем инея. — Я видела, как ты угрожал ей. Просил уехать.