Где-то там, в Неугасимом, пребывали и дед, и прадед и прапрадед Искрюгая, но от них пока что ни один шаман не получил весточки. То ли ещё не сконцентрировались они, растворённые в Пламени, то ли не успели соскучиться по земле.

То ли, как говаривал Магмун-ага, стыдились недостойных потомков…

После извержения, конечно, Бугай-гору придётся закрыть на ремонт, вот и спешило высшее джиннское общество насладиться гением Магмуна хай Горюна, сделавшего свои бани настоящим чудом света.

…Нынче вечером в трапезной снова были танцы, и ручной дракон извергал на потеху благородной публики разноцветное пламя. За главным столом, потчуя самого господина визиря, сидел дядюшка Магмун, а рядом с ним его очаровательная жена Кюхерым и три дочери, прекраснейшие под солнцем и луной Жарым, Варым и Парым.

–Ты в которую влюблён? – спросил Искрюгая Полыхай.

Трое приятелей сидели в дальнем углу, но это отнюдь не мешало им любоваться девушками.

–Да ты что, да что ты… – засмущался Искрюгай.

–Брось. Ты же рос вместе со своими прекрасными кузинами, это не могло не разжечь в твоём сердце нежных чувств.

–Колись, брат, в какую втюрился! – подхватил Отжигай.

–Ну… в Жарым, конечно, – глядя в стол, сознался Искрюгай.

–Это которая из них? – уточнил Полыхай.

–Та, что справа…

–Отлично. Значит, мы будем воздыхать по двум другим. Отжигай, тебе какая больше нравится?

–Та, что поближе к отцу сидит.

Полыхай подумал и сказал:

–Неправильный ответ. Ближе к отцу, вероятнее всего, сидит любимая дочь, через неё проще договориться с самим Магмун-агой. Тебе разве есть о чём договариваться с Магмун-агой?

–Да уж найдётся, – выпятил грудь Отжигй.

–Не вредничай, брат, и не спорь с дипломатом. Уступи мне эту красавицу. Ты у почтенного Магмун-аги какую-нибудь глупость выпросишь, а я всем нам блестящую карьеру сделаю.

–Ну и льда тебе за шиворот, – махнул рукой Отжигай. – Третья тоже красивая. А поскольку нам всё равно ничего не светит, буду в открытую любоваться ей, а втихаря – твоей зазнобой.

–Не светит, говоришь? – улыбнулся Полыхай. – Спору нет, именитостью мы тут уступим даже блохе, если она завелась на шкуре домашнего дракона Магмун-аги. Зато мы молоды и хороши собой! Мы видели мир, и для юных девушек должны быть интересней всего этого славного старичья. Давайте обжигать красавиц взглядами, полными страсти – вот увидите, их сердца забьются сильней! Только помните: при молодом возрасте мы должны казаться умудрёнными и искушёнными. Внимание красавиц нельзя принимать как дар Создателя, от этого девушки становятся заносчивыми, нет, на них нужно смотреть свысока… Эй, видели? Она на меня посмотрела! Звезда моя, свет очей моих, ненаглядная… кстати, Искрюгай, как её зовут?

–Парым.

–Ненаглядная Парым! Услышь за шумом застолья стук моего сердца, осчастливь меня ещё одним взглядом…

Отжигай толкнул его локтём:

–Погоди, ты что-то такое интересное говорил про то, как надо принимать их внимание.

–Мнэ… Видишь ли, красивые девушки считают обожание поклонников чем-то естественным. Они легко соглашаются с тем, что ты их не достоин. Если ты бросишься им в ноги – они уже никогда не позволят тебе подняться. Поэтому в отношениях с красивыми девушками очень важно сразу поставить себя выше их… Эй, она опять на меня посмотрела!

–Не отвлекайся, продолжай!

–Да что тут продолжать? Сам сообразишь. Надо казаться загадочным и неприступным, причём непременно дай понять – этак ненароком, – что у тебя разбито сердце… Смотрит клянусь Создателем, смотрит…

–Это ещё зачем? – не унимался Отжигай. – Говори уже, раз начал, а то наплёл невесть чего. Зачем это у меня должно быть разбитое сердце?

Полыхай, однако, не слышал друга – он буквально утонул в глазах Парым. Искрюгай ответил за него:

–Считается, что женщины влюбляются в тех, кого жалеют.

–Да ну? – поразился Отжигай. – Ерунда какая-то. По-моему, они должны влюбляться в героев.

–Ну да, вроде как… – осторожно согласился Искрюгай. Сам он был не очень силён в подобных вопросах, да и слишком деликатными их почитал для досужей болтовни.

Однако Отжигай уже не собирался останавливаться на полдороге – ему нужно было разобраться до конца.

–Так кем казаться-то – героем, которому море по колено, или слабаком, которого только пожалеть остаётся?

–Наверное, лучше казаться самим собой, – вздохнул Искрюгай.

–Ерунда! – вклинился Полыхай, потерявший взор несравненной своей Парым и очень от этого разнервничавшийся. – Надо казаться и тем, и другим – то есть героем с раненой душой. Но главное, конечно, героем – таким, какого ни одна женщина не достойна. Вот в чём соль: вместо того, чтобы стремиться к ним самому, заставь их стремиться к тебе. Наблюдай свысока за их попытками заслужить твоё внимание, не забывай время от времени подбадривать улыбкой, но не позволяй им чувствовать себя победительницами, потому что… Смотрит! Братья, снова смотрит!

–Правда, Искрюгай, гляди, как везёт нашему дипломату. Моя на меня так и не глянула… А ты чего на свою Жарым не смотришь?

–Я смотрю. Всё время. Только тайком.

–А чего так? Вон, Полыхай расписал, как надо в гляделки играть. И, знаешь, пожалуй, в этом что-то есть…

–Да я уже так привык… наверное, поздно переучиваться, – смутился Искрюгай. – А ты попробуй, если хочешь. Между прочим, пока мы беседуем, Варым на тебя два раза посмотрела. И, кажется, очень удивилась, что ты её не замечаешь.

–Да ну?!

Отжигай немедленно уставился на смешливую Варым. И было по нему видно, как он поэтапно восстанавливает в памяти инструкцию Полыхая. Вот плечи расправил, вот подбородок выпятил и брови нахмурил, но тут же приподнял их в страдальческом выражении; попытался поглядеть свысока, но не успел изгнать из глаз старательно нагнетённое выражение вселенской скорби, из-за чего в итоге вызвал весёлый смех юной красавицы – и так ему обрадовался, что сам расплылся в довольной улыбке.

Так и сидели. Полыхай растекался жидкой лавой под знойным взором Парым, Отжигай перемигивался с Варым и смешил её, корча забавные рожи. А Искрюгай с грустью глядел на Жарым и как будто слышал в сердце её голос: «Да, я не для тебя, но ты смотри, смотри, мне это нравится, и разве так уж плохо видеть меня, разве моё лицо, прекрасное как луна, и стройный мой стан не радуют твой взор? Ну так гляди – и радуйся моей щедрости…»

И он глядел…

***

Узнав, что дочери Магмун-аги любят гулять перед рассветом в Хризоберилловом саду, Полыхай и Отжигай устремились туда – а Искрюгая позвал к себе дядя.

–Сядь и слушай, сын моего брата, – сказал он голосом строгим и как бы усталым. – Видит Создатель, я рад твоему возвращению, потому что люблю тебя, как родного сына. С тех пор, как твой славный отец угодил в магическую ловушку, расставленную подлыми смертными, я честно отдавал все силы твоему воспитанию. И я не могу тебя упрекнуть в непочтительности, но, увы, не могу также и похвалить. Скажи, для чего ты привёл сюда своих друзей? Неужели решил, что благородному обществу, собирающемуся под сводами Бугай-горы, будет приятно соседство двух гражданских штафирок, ещё не отмывшихся от запаха смертных?

Искрюгай потупил взор.

–Прости, дядя, но разве мы кому-нибудь помешали?

–Нет, твоим друзьям хватает тактичности не слишком лезть на глаза. И всё же очень нехорошо для них, в столь юном возрасте и при столь низком положении, вкушать удовольствия наравне с самыми почтенными джиннами и ифритами. Твой безрассудный поступок может навсегда испортить их, лишив благонравия и уважения к старшим.

Искрюгай вздохнул.

–Прости, дядя, но мы все возвращались со службы такими усталыми… Ребята были уже на грани развоплощения, как я мог им не помочь?

–А как ты думаешь, почему я вообще пустил их на порог? – сверкнул глазами Магмун-ага и, растянувшись на кушетке, затянулся кальяном. – Пусть набираются сил, но я ожидаю от них исключительно приличного поведения.

Искрюгай вздохнул.