За переговорным столом его встречали двое из благородных происхождений, обладатели многих доблестных качеств – то были барон Карл-Хайнц Прозорливый и рыцарь Конрад Доблестный. И если рыцарь более был отмечен печатью некоего угрюмого молчания, то барон, напротив, оказался говорлив, словоохотлив. Конечно же, принимающая сторона была хорошо осведомлена, кто прибыл, кто перед ним восседает за весьма массивным дубовым столом. А как же, мать польского князя сама из этих благоприятных долин земли Баварии – славная дочь Андекской династии, что являлась родственницей многим правящим семьям в Европе: в Чехии, в Моравии, в Богемии и особенно во Франции, что делало её сына – князя Генриха Благочестивого в глазах остальных такой же весьма влиятельной фигурой. Да и отец его именем Генрих Первый Бородатый – князь великопольский также пользовался в Европе славной репутацией.

– Знаком искренности уважения просим Вас, князь всегда высокой благой чести, отведать, разделить с нами скромную трапезу, – говорил учтиво словоохотливый барон, тогда как угрюмый ли рыцарь продолжал хранить молчание, что, однако, украшало его как, именно, германского воина высокой доблести, как знавал про это польский князь.

Тем временем на широкий дубовый стол обслуга подавала хлеб из пшеницы, нежное телячье мясо, на огне вертелом закопчённого поросёнка, да и мясо птицы, всё приправленное специями из восточных стран, в жарком виде. Да, такая обильная еда поднеслась, весьма кстати, после такого спешного перехода из Силезии в баварские земли ради одной цели, каковой явилась просьба за подмогой. И вино подалось в больших кубках, что глотнув, польский князь тут же оценил высоко: «О, славно благородное вино из Бургундии…»

За столом, в котором во время, однако, обильной трапезы, едва ль разбавленной редким разговором, не преминул спросить более говорливый, несмотря на это обозначенный эдакой мудрой прозорливостью об истинной цели такого уж редкого визита, вопросом, в котором более проявилось нетерпеливое любопытство, нежели скромность означенного этикета. Польский князь, не откладывая в долгий ящик, отвечал, призвав не красноречие, скорей, пылкость сердца сложившимся трагическим обстоятельством, что касательно не только земли польской, силезской, но и всей Европы:

– Никогда наш благородный мир не видывал такой войны, опустошительной войны, будто пришествие конца света, более не скажешь о том, что сотворилось в восточных границах.

– И как понимаю, тебе нужна подмога, – вставил слово дотоле молчавший рыцарь Конрад Бесстрашный.

– Да, мне нужна помощь всей Европы, если так могу выразиться, ибо перед всеми нами общий враг, неведомый враг.

– Так уж неведом, хотя, Вы – князь высокой благой чести, отчасти правы, что можем сказать об этом враге, но заговорили будто, мол, они и есть воинство Антихриста, сошедшего с небес для ниспослания всем нам конца света, – опять говорил барон, слова его будто покрыты вуалью тревожности.

– Я спешно направлялся к вам в земли баварские, но в один миг показалось мне, что висит на моём плече чей-то остро внимающий взгляд, что словно ужалил меня, будто чья-то пара зорких глаз проследила весь путь…

– Свита прочувствовала это? – барон также оставался тем же тревожным, ибо прослышан был о некоем качестве этого польского князя этаким оракулом улавливать, предчувствовать некую неведомость, даже возможно, исходящую из будущего, говорили, что у него для этого на его теле даже какая-то печать свыше.

– Я спросил у своих слуг про это, нет, им неведом был чей-то следящий взгляд, но на мне так и продолжает висеть этот заострённый взгляд от неизвестного обладателя. И скажу ещё одно, у меня такое чувство, даже знаю я, может каким-то наитием, но ведаю, что они знают всё про нас, но мы так и остаёмся в неведомости, кто, же, перед нами. Неужто, они и есть дьяволы из преисподней?

Тягостное молчание воцарилось за столом. Да, не каждый день подумаешь, рассуждаешь о пришествии Антихриста, о неизбежности конца света. Через какое-то время и вымолвил слово, однако, с твёрдостью голоса изрёк всегда ль молчаливый рыцарь Конрад Доблестный слова, что и выразили торжественную решимость, что ранее было редко слышимо от него:

– Мы – рыцари доблестного ордена Тевтонского последуем, строем единым встанем на защиту земли польской и не только, кто бы, не стоял против нас, да последуют за нами рыцари Европы. Да вдохновит нас отныне общее знамя за наше право жизни, свободы под солнцем.

***

«Компетентный учёный не преминет поразиться «зловещей личности Чингисхана, в конечном счёте мы могли бы объяснить не более, чем гениальность Шекспира». …человек, поднявший монголов от уровня никому неизвестного племени до властителей мира. Мы не можем оценивать его по меркам современной цивилизации. Мы должны рассматривать его согласно воззрениям сурового мира степей, населённого охотниками, кочевниками, скачущими на лошадях и использующими как средство транспорта оленей.

Темучин научился избегать засад и прорываться сквозь цепи воинов, устраивающих на него облавы. За ним охотились, и с каждым разом он становился хитрее. Очевидно, что второй раз он пойман не был», – американский сценарист, писатель, историк Гарольд Лэмб. «Чингис-хан. Император человечества». Лондон. 1928 г.

«Охотники его, тронутые таковым гостеприимством, говорили между собою: «Тайчиут хотя в родстве с нами, но часто отбивает у нас телят с лошадьми и отнимает съестные запасы, он не имеет качеств, свойственных владетелю. Темуджин, напротив, подлинно обладает качествами, свойственными владетелю». …

В это время слава подвигов Чингисхановых день ото дня возрастала, между тем, как колено Тайчиут страдало от несправедливости своего владетеля. Оно восхищалось, видя, что Чингисхан был милостив, человеколюбив и временами дарил своих людей шубами и лошадьми», – русский путешественник, учёный, востоковед, китаевед (впервые в мировой синологии указавший важность китайских источников для изучения всемирной истории), трёхкратный обладатель полной Демидовской премии (1835, 1839 и 1849 годов) и одной половинной (1841), член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской академии наук Иакинф (Бичурин Никита Яковлевич). Годы жизни 29 августа 1777 – 11 мая 1853 по календарю григорианскому. «История первых четырёх ханов из дома Чингисова». Санкт-Петербург. 1829 г.

«…слово Чингис считают равнозначным понятию «непреклонный», которое, правда, близко подходит к характеру Темучина, но всегда представляется односторонним, так как заключает в себе идею твёрдости только воли, не касаясь ума и физической стороны человека. Если примем во внимание, что среди монгольской аристократии того времени существовали титулы: «багатур» (для физически сильных, храбрых), сэцен (для мудрых), то имя Чингис, данное Темучину, вполне соответствует своему всестороннему значению. Темучин помимо своих выдающихся физических качеств, был одарён редким умом, твёрдой волей, военным и организаторским талантами, красноречием, совокупность всех этих качеств в одном человеке можно определить словом чингис», – калмыцкий общественный деятель, доктор Эренжен-Хара-Даван. «Чингис-хан. Как полководец и его наследие». Белград. 1926 г.

***

Над обрывом берега речушки, впадающей в Онон, в темени густых сумерек стоял человек, заметивший деревянную колодку над водой, заодно и голову беглеца, так и выразились глаза остротой пристальности…

Тело его коченело в холодной воде, намокшая деревянная колодка совсем стеснила шею, горло. Пристальный взгляд человека в темени густых сумерек продолжал разглядывать его беспомощного, как вдруг близко раздался голос, обращённый к этому человеку:

– Ты нашёл его?

– Нет, никого здесь нет, – ответил твёрдо уверенно этот человек, что над обрывом берега речушки, впадающего в Онон.

Шаги спросившего удалялись, как и отдалились голоса остальных преследователей. Когда утихло, говорил этот человек голосом тихим, в котором выразились отчётливо тона, выражавшие уважение, именно уважение к нему: