Очередной вздох заставил Грейнджер вздрогнуть. Драко всегда так делал, когда был на взводе или желал убить её. Его взгляд метался по комнате, словно он искал помощи, подсказки у стен и потолка. Он боялся. Это было заметно по выступившим каплям пота на его виске и дрожащих ладонях. Но его загнали в угол. Он не мог не рассказать того, что пожирало его в течение тех лет, которые он прожил с Гермионой.

Он вновь закрыл глаза, но всего на пару минут.

— Что ты можешь сказать о своей крови? — спросил Малфой, переведя взгляд на её лицо. При тусклом свете, его глаза блестели, словно он вот-вот был готов заплакать от безысходности.

Она молчала, ведь знала только один ответ на этот вопрос — она была грязной. Оскверненной магией. Магглорожденная. Грязнокровка, как любил повторять он.

— А что, если я тебе скажу, что ты ошибаешься? — спросил он. Вокруг на мгновение повисла тишина, но тут же он возобновил свой рассказ. — Лаванда ошибалась, все ошибались, когда я задавал этот вопрос. В мире существуют лишь грязная и чистая кровь. Люди не рождаются сразу с чистой. К этому нужно прийти.

Он на мгновение замолчал, давая ей возможность осмыслить сказанное. Но, после стольких лет в окружении алкоголя, её мозг напрочь отказывался работать в нужном направлении.

— Ты когда-нибудь убивала людей?

— Нет, конечно! — возмутилась Гермиона, наблюдая за Малфоем.

— У тебя были чувства, когда ты хотела от злости разбить что угодно, даже голову своего оппонента?

— Было, — тихо ответила она, не понимая, к чему Драко подводил разговор, но вспоминая моменты, когда все же её эмоции брали верх. Какой же глупой она тогда была.

— Ты совершала подобное, что было в твоих мыслях в момент злости или ненависти?

— Нет. Ни разу.

— Значит, у тебя грязная кровь, — произнес Малфой, словно озвучив её приговор. — Все твои неудачи, разочарования и злость оседают у тебя в ней. Постепенно она чернеет. Нет, не спорю, ты можешь это все сделать, но ты слишком добрая. Ты неспособна обидеть человека. Ты боишься, нежели беспокоишься о себе. Когда ты будешь умирать, твои глаза будут чернее этой ночи, а душа будет напоминать сгусток смолы.

— Раз у меня грязная кровь, то почему у тебя — чистая? — всё ещё не понимая, к чему вёл Драко, спросила она. Ведь Гермиона знала, что он не был способен на убийство. Он был жалким трусом во времена школы, а после — стал тише воды, ниже травы.

— Я не держу в себе ничего. Я не собираю внутри себя пепел грусти и разочарования. Я выпускаю всё наружу, очищая себя. Лжецы, насильники и убийцы тоже имеют чистую кровь.

— Но это невозможно! Как такое может быть?! — возмутилась она, предчувствуя то, что зря все затеяла. Лучше бы она пила огневиски и слушала тишину, которую он мог нарушить. — Тогда какой в этом смысл?

— Ты веришь в Бога? — терпеливо продолжил Малфой, наконец, отведя взгляд от её лица.

— Допустим, но что это меняет?

— Тогда ты знаешь, что все хорошие люди попадают в Рай, а ужасные — в Ад. Но справедливо ведь определять место с помощью крови, верно? У тебя чистая кровь? Отправляйся в Рай. А если грязная — прямая дорога тебе в Ад. За несколько веков всё перемешалось. Отныне злые люди попадают на небеса, а праведники — в преисподнюю. И ты тоже попадешь в Ад, Гермиона. А когда — это лишь вопрос времени.

— Ты с ума сошел? О чём ты говоришь?! — сорвавшись, прокричала Грейнджер. Вскочив на ноги, девушка сделала несколько шагов назад, скрываясь в темноте.

— Можешь верить, а можешь и нет. Это твой выбор.

Вокруг вновь повисла тишина. За окном раздалось карканье вороны, что пролетела мимо их карниза. Они смотрели друг на друга, не в силах сказать что-либо ещё. Вдруг свечи в канделябре потухли, оповещая о том, что их жизнь кончилась. Она вздрогнула, очутившись в темной комнате, что освещалась лишь полной луной.

— Это ещё один грешный с грязной кровью отправился в Ад. Так всегда бывает. Они либо разбиваются о землю, превращаясь в пепел у костра, либо задувают свечи, оставляя после себя ленту дыма.

В её нос проник запах горелого. Чертыхнувшись про себя, она чихнула, а затем услышала голос Малфоя.

— Как только человек вдыхает пепел или дым, что был оставлен грязнокровкой, он перестает себя контролировать, и выпускает всю свою злобу и ненависть наружу.

Гермиона ощутила, как её тело начало гореть от ярости, что так долго копилась у неё внутри.

И вдруг, свечи вновь зажглись. Малфой держал в одной руке канделябр с обновленными свечами, а другой сжимал палочку. Инстинктивно девушка прикоснулась к своему древку, которое она держала при себе всегда. Страх окружил её с пят до головы, оставляя после себя неприятное покалывание. Она страшилась этого человека. Он был незнакомцем, а не Драко, которого она знала раньше.

Гермиона не думала, что нацелить палочку на самого родного человека будет слишком сложно и тяжело. Но в её голове было то самое непростительное, которое покончит со всем раз и навсегда. Неспешно, но уверенно Малфой опустил канделябр на тумбочку. Её руки дрожали, в ушах неимоверно шумела кровь, та самая грязная, а сердце опустилось куда-то ниже, продолжая бешено выбивать ритм.

В один миг они оба замахнулись…

И девушка открыла глаза.

Она находилась не у них дома, не в теплой постели и без бутылки огневиски. Темная комната душила её, а где-то в её углах пищали мыши. Она не знала, где находилась. Да и не хотела знать.

Она помнила лишь о том, что человек, который сидел перед ней, был вовсе не человеком.

Она знала, что вся её злость ушла.

Она помнила, что Драко был всегда отменным ловцом и отличался отличной скоростью.

Она знала, что он убил её.

Она была уверена, что никто не поверит в её рассказ.

Была, пока сама не очутилась в ужаснейшем месте — в Аду.