– Ты теперь служишь тавиррским собакам и слушаешь их доносы? – в тихом голосе тёти прозвучало неприкрытое презрение. – Они отрубили голову твоему брату, сожгли мою сестру, а ты теперь лижешь им сапоги?!

У Эрики сердце ушло в пятки.

Узнали?! Донесли?! Триединая мать!

– Такова цена, Бригитта. И наша племянница – часть этой цены. Ты либо сама её позовёшь, либо её найду я. И лучше бы она, и правда, нашлась, – голос дяди стал глухим и раздражённым. – А не то…

– А не то что? Ты и нас сожжёшь, проклятый предатель? – воскликнула Бригитта. – Ищи, если хочешь, но её здесь нет!

Дальше Эрика слушать не стала. Смысл разговора и так был ужасающе понятен.

«Эрика – часть этой цены»! Проклятый дядя продал её за мешок золота королю Тавирры! И теперь её голову наденут на пику рядом с головой отца на главной площади Кальвиля и будут глумиться! Нет уж! Лучше смерть в бою!

Она в ярости оттолкнулась ногой от каменной горгульи, но та, не выдержав такого натиска, внезапно треснула пополам, раскрошилась и посыпалась вниз каменным дождём прямо на головы незваным гостям. Послышалась брань, и Эрика, не дожидаясь, пока ей в спину полетят стрелы, быстро взобралась наверх и побежала по коньку крыши.

– Эй! Стоять! Держи девчонку! – крикнул кто-то снизу. – Держи её!

Краем уха она услышала гортанную брань, звон стали, собачий лай и увидела, как тавиррцы бросились по двору врассыпную. Эрика остановилась на краю балки, вскинула лук и выпустила три стрелы, одна из которых попала в цель, и побежала дальше. Её гнали злость и страх, и она прыгала, как серна: на крышу конюшни, на старую осыпавшуюся кладку стены, а уже с неё – на солому, почти не глядя. Бежала по выкошенному лугу вниз, в заросли таволги в розовых метёлках цветов, и уже оттуда – в густой ольховник над ручьём. Но ей не хватило всего три шага, чтобы нырнуть в его спасительную зелень.

Сзади раздался знакомый свист, и ноги из-под неё будто вылетели. Эрика упала навзничь, лицом прямо в густую шапку клевера. Её лодыжки плотно обвил ярг – длинный тонкий кнут с жилами живого серебра, из которого нельзя выпутаться. Айяаррское оружие, которое люди не так давно обратили себе на службу.

И подумалось только – как же глупо она попалась.

От обиды и злости слёзы едва не брызнули из глаз, и она изо всех сил цеплялась пальцами за клевер, выдирая его вместе с цветами, пока её тащили кнутом назад, прочь от спасительных зарослей. Она хотела вывернуться и умудрилась даже достать из-за пояса кинжал, но ей заломили за спину руки, связали верёвкой и отобрали и кинжал, и колчан, и лук. Она лежала, уткнувшись лицом в траву, чувствуя ноздрями запах свежескошенного сена, и вдруг увидела перед собой листочек с четырьмя лепестками.

Встретить четырёхлистный клевер доводится не каждому, и считается, что это к очень большой удаче. Но воистину говорят: удача – жестокая Богиня. А ещё, что у Богини Танаис два лица: одно из них с улыбкой, а другое – с оскалом. Поэтому, когда она протягивает руку – не зевай, успей за неё ухватиться, пока Двуликая Танаис не повернулась к тебе другой половиной.

А Эрика не успела. Надо было бежать сразу, когда внутренний голос шептал… когда увидела этих всадников…

Да уж, и впрямь большая удача! Выбирай, Эрика: лишиться головы или отправиться на костёр!

Эрику перевернули и посадили, и над ней нависло лицо Тревора Нье'Лири – огромная рыжая борода, орлиный нос и льдисто-голубые глаза из-под кустистых бровей.

Дядя совсем не похож на её отца, словно и не брат ему вовсе. Громогласный, ширококостный, но при этом ловкий и быстрый, словно ящерица. Он всегда был хорошим бойцом, и Эрика не могла поверить в то, что он стал предателем. Но глаза ей не лгали – Тревор Нье'Лири стоял рядом с её врагами и, ухмыляясь, похлопывал по плечу одного из них.

– А она шустрая, моя племянница, а? Как отделала Гаштона! До следующей луны, поди, дыра в его боку не зарастёт, – он подмигнул ей, а Эрика в сердцах плюнула ему под ноги. – Ну-ну, не кипятись, я тебя порадовать приехал. Тащите её в дом, да аккуратно, смотрите, чтобы ни царапины, – бросил он коротко своим спутникам и, погладив пышную бороду, зашагал впереди.

Эрику притащили и усадили на стул прямо в большом зале, в котором, видимо, в те времена, когда замок ещё не был разрушен, проходили приёмы гостей. Но сейчас большой камин никто не топил – слишком уж много дров пожирала его чёрная пасть, часть окон заколотили, а на полу повсюду валялась солома. По-настоящему жилым в этом доме оставался только второй этаж.

– Ну, и что это ты удумала, племянница? – Тревор Нье'Лири присел на край деревянного стола и скрестил руки на груди. – Куда бежать собиралась?

Эрика смотрела на него исподлобья и молчала, подбирая слова для дяди-предателя.

– Что, дядя, мешок золота, что посулили за мою голову, не давал тебе спокойно спать? – наконец, выдохнула она со злостью. – Сейчас я даже рада, что отца уже нет в живых. Он не увидит твоего позора!

Тревор Нье'Лири сделал знак рукой, и трое тавиррцев молча вышли из комнаты.

– Ты думаешь, что я предал наш род, девочка? – он снова погладил бороду. – Нет. Я спас нашу землю и наших людей от истребления.

– И как же ты их спас? Обменяв на мою жизнь? – зло усмехнулась Эрика.

– В некотором смысле да, – дядя как-то странно ухмыльнулся, – но не так как ты думаешь. Как старший мужчина в роду и от имени Янтарного совета я заключил соглашение с королём Тавирры о летнем перемирии – ты слышала, наверное. Уже третий месяц как закончились сражения. И дальше так и будет, если ты – дочь моего брата – будешь благоразумна.

– И в чём же я должна быть благоразумна?

– Ты должна сделать то, что я скажу.

– Добровольно пойти на смерть? Взойти на костер, восхваляя короля Раймунда? – спросила она, едва сдерживая клокочущую в груди ярость.

– Не совсем, – дядя опять погладил бороду. – Чтобы спасти свой народ, умирать вовсе не обязательно. Тебе всего лишь нужно выйти замуж.

– Замуж? Я и так собиралась замуж, пока ты не появился здесь! – яростно воскликнула Эрика.

– За купеческого сына? Хе-хе-хе! Я слышал эти байки. Но уж точно не за такое ничтожество следует выходить наследнице Янтарного трона, – хмыкнул дядя в рыжие усы.

– А за кого же?!

– За короля Раймунда.

Эрика фыркнула, понимая, что дядя ляпнул какую-то глупость, но он смотрел сосредоточенно и серьёзно, впившись в неё тяжёлым взглядом прозрачных голубых глаз.

– Что?! – Эрика едва не подавилась воздухом, понимая, что… нет, кажется, это не шутка. – Ты же не…

Но по выражению лица Тревора было понятно, что он говорит серьёзно. И что-то взорвалось в ней, выплеснулось фонтаном ярости, и если бы сейчас ей дали кинжал, чтобы всадить в грудь дяди, она бы так и сделала.

– Ни за что! Выйти замуж за убийцу моей семьи?! Да что, безумная Кхира осенила тебя своим чёрным крылом, и ты спятил?! – Эрика вскочила со стула, но связанные руки мешали влепить дяде пощёчину, и она лишь топнула ногой и добавила, вложив в слова всю силу своей ненависти: – Никогда! Ни за что! Он казнил отца! Он сжёг мою мать! Да я лучше сама взойду на эшафот, чем лягу в его постель! Сколько золота тебе посулили за это? Мерзавец! Предатель! Болотный уж!..

Она кричала что-то ещё, совсем не помня себя от ярости, осыпая его всеми мыслимыми ругательствами, а дядя стоял, как каменное изваяние, и молчал. Лишь когда силы её иссякли, он крякнул в кулак и произнёс как ни в чём не бывало:

– Прооралась? А теперь сядь и послушай, – он подошёл и, положив ей на плечи свои большие руки, толкнул обратно на стул. – Сдохнуть-то проще всего. И кабы ты была какой-нибудь прачкой или торговкой, то, как говорится, сама дура – хоть в омут, хоть в болото. Но ты не прачка, и не торговка. Ты – наследница Янтарного трона. И ты в ответе за свой народ. Ты когда добиралась сюда, видела, наверное, что осталось от нашей страны? Лохмотья! Балейра почти пала. И если мы и дальше будем сопротивляться, если тавиррцы и дальше будут истреблять дочерей янтаря и вереска, от нашей земли совсем ничего не останется. Я был в тех местах, где нет уже ни одной фрэйи, знаешь, что я там видел? Сумрачный лес. Язвы в земле. Ушла трава, и деревья… звери, птицы. Остались только камни… пепел и туман. И лучше в тот туман не заходить никому живому. – Он отошёл к окну и отвернулся. Постоял, скрестив руки на груди, а потом произнёс тише: – Твой отец принял бы в итоге такое же решение.