Среди камней уже горел костёр. На вытоптанной поляне мелом был очерчен большой круг и рядом с огнём сидела старая Фло. Ради сегодняшней церемонии она даже сменила свой наряд сумасшедшей на вполне приличное платье. Над костром висел котёл, в котором старая ведьма помешивала тёмное варево, бросала туда травы и, чуть покачиваясь, шептала над ним молитвы:

– Великий Небесный Охотник, Лесной Хозяин, Король Запределья, Бог плодородия во многих ликах и под многими именами, Хранитель Мирового Древа и держатель Копья – Оси мироздания. Тот, чьи рога воплощают ветви древа, а каждый их отросток – начало новой жизни, благослови этот союз, ибо ради благого дела…

Она встала и принялась ходить вокруг котла, помешивая то, что там варилось, и голос её звучал завораживающе.

– …Триединая мать, та, которая Создает и Поддерживает Все Живое, Источник Чистой Безусловной Любви, Источник Милосердия и Сострадания… Та, чьё покрывало – это земля, а волосы – лес… благослови этот союз…

Она разлила варево по кубкам, отдала подержать девочке и повернулась к процессии, остановившейся на самом краю обрядового круга. Кивнула Тревору, и он подвёл Эрику, указав ей встать по левую сторону от Фло, а с другой стороны встал Викфорд.

Всё было как во сне. В огонь бросили можжевельник и травы, и ароматный дым потянулся понизу, обвивая подол платья Эрики. Дочери Бригитты ходили по кругу, осыпая жениха и невесту зерном, а к ногам положили ягоды рябины и бузины. Фло начала петь старинную песню и положила между Эрикой и Викфордом ветви омелы.

Тревор велел всем отойти за пределы круга обрядового круга, дальше в темноту.

Но Эрика не видела ничего, кроме чёрных глаз напротив. Лицо Викфорда было серьёзным и в свете дрожащих языков пламени костра казалось ей почти зловещим. И то, что будет дальше Эрика представляла себе с с ужасом.

Ей уже приходилось целоваться. В ночь на шестнадцатилетие её первый поцелуй случился в саду с влюблённым в неё сыном найта Анабальда. Поначалу всё казалось так волнительно, и она думала, что это будет какое-то необыкновенное наслаждение, о котором шёпотом рассказывали ей служанки, но ничего подобного так и не испытала. Губы влюблённого юноши были мокрыми и пахли жареным луком, потому что он только что вышел из-за стола, и ничего необыкновенного в этом не было. Даже наоборот. Юноша был робок и, кажется, для него это тоже был первый поцелуй, он тыкался ей в губы, как щенок в ладонь в поисках молока, и в итоге Эрика вывернулась из его объятий и убежала.

А потом её целовал Ивар. И в его поцелуе тоже не было ничего, что вызвало бы трепет или наслаждение, о котором так много болтали девушки на кухне. Эрика просто терпела эти поцелуи, чтобы сделать приятное своему жениху, и не понимала, чего он пыхтит и дышит так жарко и вообще волнуется. В отличие от её первого поцелуя, Ивар в этом деле не был робким, совсем наоборот: он набросился на неё жадно, будто хотел съесть, и сжимал в объятиях так, что, казалось, рёбра треснут, а его зубы с непривычки ударились о её зубы. Его губы были какими-то сухими и жёсткими, а щетина на лице царапала кожу, и самый первый её поцелуй с сыном купца ей показался похожим на укус. Ивар тогда ещё спросил, понравилось ли ей? И она сказала, что да…

Но Ивар её хоть любил, а этот…

Поэтому, глядя на Викфорда, Эрика ожидала чего-то ещё более отвратительного. Ведь в темноте за пределами круга стояли его псы, и чтобы получить свои пятьдесят золотых и сделать так, «…чтобы она вся сомлела», ему, наверное, придётся сначала её придушить. И только мысль о кинжале в рукаве немного её успокаивала, хотя пальцы у Эрики сделались ледяными и как будто деревянными от волнения, и могли просто не удержать кинжал.

Фло подошла, вложила руки Эрики в ладони Викфорда крест-накрест и достала зелёные ленты: по обычаю руки нужно было связать – левую с левой, а правую с правой – для единства новобрачных. От прикосновения к Викфорду Эрику почти затрясло, но его руки были тёплыми, даже горячими, и он погладил её ладони большими пальцами, словно хотел успокоить или согреть, и чуть усмехнулся. Было видно, что он понимает, насколько ей страшно. И это взбесило ещё сильнее – это понимание и его молчаливое торжество. Эрика радовалась лишь одному – тому, что вуаль на лице скрывает её смущение и злость.

Фло вложила им в ладони по кусочку янтаря, перевязала руки лентами и осыпала цветами вереска. Прочитала молитву, чертя ножом руны на лентах, а потом развязала их, взяла кубки и протянула Эрике и Викфорду со словами:

– Пейте во славу Небесного Охотника и Триединой матери.

Эрика вцепилась в кубок обеими руками, боясь его выронить, чуть подняла вуаль и поднесла его к губам осторожно, чтобы не расплескать. В кубке оказался вересковый мёд – пряный, сладкий и крепкий. Он ударил хмелем в голову почти сразу, и побежал по венам, опьяняя, согревая и окрыляя, а под кожей ожили огненные цветы и начали медленно распускаться.

– Кольца! – раздалось откуда-то из темноты. – Мы забыли про кольца!

В круг света вошли барристер и дядя Тревор.

– По тавиррскому закону вы сначала должны обменяться кольцами! – произнёс барристер, он выглядел испуганным, ведь ответственность за то, чтобы помолвка прошла по всем правилам, лежала на нём.

Дядя Тревор достал из кармана кольцо, самый редкий зелёный янтарь блеснул в свете костра, и он протянул его Викфорду. Кольцо Янтарной королевы, когда-то оно принадлежало её матери. Барристер достал кольцо с алмазом и отдал Эрике.

– По закону Тавирры вы должны обменяться кольцами, – произнёс барристер. – Найрэ Нье'Лири, наденьте кольцо агату Его Величества.

Она взяла руку Викфорда, стараясь не смотреть ему в глаза, и надела кольцо, подумав как-то отстранённо, что рука у него хоть и крепкая, но мягкая, и кольцо село на палец идеально – видимо, ювелир подогнал его перед тем, как отдавать.

А Эрике кольцо оказалось мало. Странно, когда его надевала мама – ей оно было впору, а у Эрики рука уж точно не больше. Может, это другое кольцо? А может, от страха и переживаний руки у неё скрючились, как куриные лапы, но кольцо застряло на второй фаланге и никак не хотело идти дальше.

– Как бы ни дурной знак! На мизинец надень, – это дядя Тревор почему-то прошептал.

– Зачем же на мизинец, – ответил Викфорд с усмешкой, – не хотелось бы, чтобы такое красивое кольцо потерялось в дороге. Кольцо под цвет глаз…

Он приподнял её руку, мягко прикоснулся губами к безымянному пальцу там, где застряло треклятое кольцо, и медленно провёл по коже языком, а потом чуть надавил и оно село, как влитое.

– Ну вот, немного ласки делает податливым даже металл, – произнёс он с полуулыбкой, отпуская руку, и Эрика поспешно её выдернула.

Дядя Тревор довольно крякнул, тоже расплылся в улыбке и шагнул обратно в темноту, увлекая за собой барристера. И где-то там за обрядовым кругом послышались одобрительные шепотки.

А Эрике казалось, что её с разбегу бросили в кипяток, таким жаром окатило её это прикосновение, больше похожее на ласку. И от последних слов Викфорда, от этого неприкрытого намёка и того, что все это одобряют, она даже дышать перестала.

Проклятый пёс!

– А теперь поприветствуй невесту уже как жену, – произнесла Фло, набирая серебряным ковшом немного мёда из котла, и пошла вокруг, брызгая им на землю, – убери вуаль, вас больше ничто не должно разделять, и поцелуй её во славу Богов. Да услышат они благую весть.

Викфорд шагнул чуть ближе, медленно поднял и завернул вуаль. Коснулся рукой её локтя… Посмотрел Эрике в глаза, а потом на губы, и ей показалось, что на его лице мелькнуло какое-то скрытое торжество.

И в этот момент она решилась.

Дрожащими пальцами расстегнула пуговку на рукаве, и кинжал скользнул в ладонь и лёг плотно, будто так и надо. От посторонних глаз их скрывала пышная вуаль, что струилась по её плечам. Эрика подняла руку и, отодвинув полу камзола, приставила кинжал к груди Викфорда.

Она знала: чтобы удар был смертельным, бить нужно резко и метить под рёбра. Но в своей жизни она убивала только животных, убивать людей ей, к счастью, не приходилось. Издалека в ярости пустить стрелу во врага – это одно, а вот так близко, на расстоянии ладони, касаясь его тела, это было совсем другое…