<p>
Мигнув Толстому и выбрав момен, Виссарион, со всей силы, ударил ногой в сгиб колена Филимонова. Толстый, с другой стороны последовал его примеру. В результате, куча накаченного мяса рухнула на пол и, со всей высоты своего роста, ударилась мордой о бетонный пол, мигом отключившись. Руки, тут же, были вывернуты назад, а Путеич застегнул на них наручники.</p>
<p>
-- Спасибо, парни, выручили, - отдышавшись, произнёс он.</p>
<p>
-Да ладно, Иван Иванович, свои люди, как не помочь? – с иронией процетировал Вис недавние слова другого ротного – Сан Саныча, - У нас, вообще, сегодня день взаимовыручки.</p>
<p>
- Точно! - усмехнулся Путеич, - Ладно, вы тут за ним понаблюдайте, а я, сейчас, вызову машину. В отдел его, козла, отправлю.</p>
<p>
-Ннне возьмут. – усомнился Толстый, - Глянь, у него вся харя разбита, кровище-то…</p>
<p>
- Возьмут! – уверенно заявил Путеич, - Я сопроводиловку нужную напишу сейчас. А кровь… Да это дурная кровь – завтра будет, как огурчик, ещё и извиняться придёт.</p>
<p>
Менее, чем через полчаса прибыла машина из дежурной части райотдела. Гориллу погрузили туда, а Путеич напутствовал наряд:</p>
<p>
- Пусть поместят его вместе с жуликами, чтоб позорней было и продержат до завтра, часов до двенадцати. Я сам приеду его забирать.</p>
<p>
« Ошибся я сегодня в своей ментовской оценке, - подумал Вис, - Не такие уж они и коррумпированные…</p>
<p>
Напротив.</p>
<p>
К тому же и принципиальность продемонстрировали».</p>
<p>
Что касается Путеева, то и он, с сегодняшнего дня, перестал высокомерно относиться к охране. Ну, как в случае с Костей Кобелевым… Похоже, своё уважение к человеку, они оценивали по одному критерию.</p>
<p>
Стоит ли их осуждать за это? Навряд ли.</p>
<p>
В каждой среде обитания свои законы. В их - омоновской – были свои, в аруновской, свои и ничего с этим не поделаешь.</p>
<p>
А вот и «явление Христа народу» в облике Гуманоида! Соизволил появиться-таки перед закрытием. Вот, по какому закону держат здесь это угрёбище? Кто объяснит?</p>
<p>
То-то же!</p>
<p>
Подвалил, нечистая сила, к охранникам с этакой благостной улыбкой. Ещё бы не улыбаться! Весь экстрим взвалил на подчинённых, чаю-кофею опился до уссачки, да и выспался, похоже…</p>
<p>
-« Ситуация такая», - опередив его, рассмеялся Лямзик. Он уже чувствовал свою незаменимость и начал наглеть. Но нарвался!</p>
<p>
- Лямзик! Подгребнёшь мне, когда я срать сяду!( Опять!!! То ли правда у него проблемы….. Без подгрёбки -не высерается») Понял? Я пришёл сюда, чтоб выразить благодарность Виссариону Александровичу за его сегодняшнюю самоотверженную работу. Учитесь и берите пример с него! – Гума выжидательно уставился на Виса: оценит или нет?</p>
<p>
Не оценил, гад!</p>
<p>
Вместо признательности начальнику, глядя, в упор, ему в глаза, проговорил:</p>
<p>
- Мне что, вытянуться в струнку и рявкнуть: служу Советскому Союзу?! Или растаять от счастья- сам Евгений Фёдорович соизволил отблагодарить….?</p>
<p>
Гума всё ещё, по инерции, лыбился как дурак.</p>
<p>
- Вы бы , грсподин начальник, тут не в благодарностях рассыпались, а не подставляли своих подчинённых. А, если бы, ещё демонстрировали самоотверженность личным примером – цены бы Вам не было.</p>
<p>
Вся благость с лика Гуманоида сползла, как вуаль со стриптизёрши, явив то, что под ней скрывалось в действительности , то бишь, примитивное желание пользоваться другими в своих интересах. Причём, чтоб другие были за это ещё и признательны. Порываясь возразить что-то и не найдя нужных слов, Араксенко круто повернулся и покинул это общество неблагодарных людишек.</p>
<p>
Что поделаешь? – комплекс сенсея засел в нём навечно. К подчинённым Гума относился, как к своим ученикам. Те, в восточной традиции, обязаны были всегда и во всём, беспрекословно, подчиняться сенсею, слушать его с открытым ртом, не ( упаси Бог!) критиковать и таять от счастья, если он снизойдёт до разговора с ними. Короче, более наглядного примера, чем сын его Данилка, не придумаешь…</p>
<p>
Почему охранники не хотели делаться такими? – вот вопрос, на который Гуманоид… Нет, нет, как раз ответ-то он давно нашёл: убрать Виссариона, убрать Толстого, набрать таких, как Лямзик и можно считать, что дело в шляпе. Поскорей бы, вот только, закончить с этой канителью и все силы бросить на завоевание любимой официантки С этими…ммм… всё равно каши не сваришь, ибо свою немощь и неспособность помочь сенсею, доказали в полной мере.
Обуреваемый такими думами, Гума следовал к своему заветному креслу в казино, как вдруг, навстречу ему, выпорхнули Беляшишка с Окорочком. Демонстративно не замечая его, поцокали на своих каблуках в сторону фойе и, прямиком, к охране. Вот, стервы! Кого на сей раз очровывать будут: Толстого или Лямзика? Пойти, глянуть одним глазом… Сто пудов, к Толстому подались. Ну, ничего, недолго ему осталось….</p>
<p>
Однако…</p>
<p>
То, что увидел Гума, загнало его в полнейший ступор. Эти мерзавки, с двух сторон, облепили… Виссариона!!! Посмеиваются, кокетничают, в глаза ему заглядывают… Непостижимо! Этот-то, старпёр, куда лезет? Мало ему своих баб – ещё и этих подавай??? А вот, хер тебе! Найдём, старпёчик, и на тебя управу.</p>
<p>
В порыве ревности, Гума, напрочь, забыл, что он старше Виссариона на год. Он проследовал в бар к Свину, занял, ближайший к выходу, табурет, сверля, по очереди, взглядом Окорочка, Виссариона, Беляшишку. Затем: Беляшишку, Виссариона, Окорочка… Потом, опять: Окорочка, Виссариона, Беляшишку…</p>
