<p>
- А чё ты мне их не дал прочитать? Друг ещё называется!</p>
<p>
- Вон бббумашка, возьми и почитай.</p>
<p>
-Где?</p>
<p>
- Да, вон, возле Эдюсиного бара.</p>
<p>
-Аааааа! Щас посмотрим, щас посмотрим…,- Лямзик шустро подскочил, схватил бумажный комок, как вдруг:</p>
<p>
- Лямзик, сука, если это купюра- не трож!- заорал из-за стойки бара Свин-Эдюся, -Всё, что ценного на полу в баре и возле бара, принадлежит мне!</p>
<p>
-Ага! –парировал Лямзик, - Харя-то не треснет?- и не обращая внимания на бармена, с подобранной бумажкой направился к Толстому.</p>
<p>
- Лямзик-плятина!!! Давай, хоть, пополам поделим…, - и Эдюся устремился за охранником.</p>
<p>
Тот, не обращая внимания на оскорбительные эпитеты Свина, начал медленно, медленно разворачивать свою «добычу». Подлетевший Свин, алчными глазками наблюдал за этим процессом.</p>
<p>
- Эдюся, аморе, - елейным голоском пропел Лямзик, - Не стой над душой, ты мне мешаешь…</p>
<p>
-Не выгрёбывайся! Разворачивай быстрей! Сколько там? Сотка? Полтишок? Ну, давай, давай быстрей, пидарюга, я бар без присмотра оставил.</p>
<p>
Что характерно, Лямзик принадлежал к тому числу людей, которые никогда и никак не реагируют на оскорбления. Любые!</p>
<p>
И если другой какой «пидарюга» из Свина, моментально бы, сделал отбивную или колбасу с кровью, то Лямзик, невозмутимо, всё тем же елейным голоском, продолжал:</p>
<p>
- Аморе! Иди в бар, там тебе подадут, а тут, окормя физдюлей, ничего не получишь.</p>
<p>
-Лямзик-козлина, не будь гондоном! Кажи, скоко там зажал в кулаке? Не крысятничай, сука! Половина моя. По любому!</p>
<p>
- -Аморе! А почему ты не хочешь с Вовкой поделиться? Он что, здесь третий лишний?</p>
<p>
- Хер с ним, Толстого тоже берём в долю!! И больше никого: ни усатого, ни клыкастого. И не зови меня больше « аморе», у меня с ориентацией всё в порядке.</p>
<p>
- Как скажешь, Аморе!- с этими словами. Лямзик продолжил разворачивать злополучную бумажку, которая, чуть было, не стала источником раздора.</p>
<p>
- Лямзик! Тттебе же ясно сказано: не называй Эдюсю «аморе», - подал голос Толстый, - Эдюся у нас, по жизни, Свин!</p>
<p>
- Замётано! Я его буду величать «Хрю-Хрю». Договорились, Аморе?</p>
<p>
- Идите вы оба в жопу! – Свин начал терять терпение,- Лямзик! Ты долго будешь шарогрёбиться с этой бумажкой?</p>
<p>
- Всё, Хрю-Хрю, всё!, - пред взором бармена предстала, полностью развёрнутая бумажка,- Как делить будем, Аморе?</p>
<p>
- И это всё!!! – возмутился Свин, когда содержимое клочка открылось полностью,- И ты, козлина, всё время мне мозги грёб??? Ну… - раздосадованный бармен устремился в свою епархию.</p>
<p>
- Пппогоди, Эдюся! – окликнул его Толстый, -Это Женькино послание Ирке, послушай –уссышся!</p>
<p>
Эдюся был не только жирный, как поросёнок, но ещё и любопытный, как обезьяна! Интрига, сплетни, клевета, оговоры, пакости сослуживцам и не только – были составной частью этой натуры. И ещё, в отличии от Лямзика, обижался на оскорбления и был жутко злопамятным.</p>
<p>
И, вот, на сей раз, тоже решил не упускать возможность принять участие в очередной пакости или интриге.</p>
<p>
Два висовских четверостишия были оценены по достоинству и, тут же, родилась идея показать их Окорочку. Оказия тут же представилась. Ирка спешила в туалет, косопято скользя на бетоне, с трудом удерживая равновесие. Припёрло, видать, девку не на шутку. Дождавшись, когда официантка справит нужду, подозвали её. Ирка, полуоткрыв рот, с выражением лица удивлённого Буратино, приблизилась к этой троице раздолбаев. Судя по её,абсолютно сухим ладоням , напрашивался неутешительный вывод: мыть руки, после туалета…, мягко говоря, эту официантку ещё не научили.</p>
<p>
- Предупреждаю, - сразу же выдала Окорочёк, - Если, хоть слово, про Гуманоида – ухожу немедленно.</p>
<p>
- Нет, - начал издали Лямзик, - Про Гуманоида не будем - самим остофиздил. Но вот о содержимом его карманов… Прикинь, Ира, какая интересная бумажка выпала…</p>
<p>
- И что? – Ирка, тут же, хотела уйти.</p>
<p>
-Погодииии! Тебе никто так в любви не объяснялся.</p>
<p>
- Тебе-то, почём знать?</p>
<p>
- Знаю! –безапелляционно возразил Лямзик, - Ты, только, послушай!</p>
<p>
Изобразив позу мастера художественного слова на сцене, принялся декламировать.</p>
<p>
Хохот Окорочка заглушил даже, бьющую по ушам из зала, музыку. Она упала на диван, протянула руки к чтецу и, сквозь смех:</p>
<p>
- Лямзик! Дай, дай мне эту бумажку, щас девкам на кухне прочту. Про грудь только, мою он тут не очень….Пидарюга!!! Сам-то, свою пфуину, наверно, через лупу ищет…</p>
<p>
- Так ты сходи с ним в чум и проверь</p>
