-Исчезни, шалашовка, отсюда!- рыкнул генеральный, -И, чтоб больше я тебя не видел. За зарплатой, не вздумай приходить, ты её получила, даже слишком.</p>
<p>
- Андрей, Васильевич, ну, простите меня – больше такое не повториться!</p>
<p>
-Пошла вон отсюда!</p>
<p>
- У меня же маленький ребёнок, где я теперь работу найду?</p>
<p>
- Пошла на хер! Ребёнок у неё… Раньше надо было думать о ребёнке</p>
<p>
- Ну, Андрей Васильевич…- и кассирша ударилась в рёв</p>
<p>
- Тебя что, плять, взять за шкирку и выкинуть? Пошла на хер сказал!</p>
<p>
«Дама», наконец-то, соизволила оторвать свой зад и, обливаясь слезами, и, одновременно, сверля Виса взглядом, полным ненависти, удалилась из кабинета. Повисло тяжёлое молчание.</p>
<p>
«Ну, вот, - с грустью подумал Агасферов, -Моя репутация конченного мерзавца ещё более окрепла!»</p>
<p>
Молчание нарушил Киса.</p>
<p>
- Я еду в сторону центра. Могу Вас подвезти, Виссарион Александрович.</p>
<p>
- Спасибо, Игорь! Это будет кстати.- и поразмышляв секунду, добавил, - Весьма, кстати.</p>
<p>
Задрипанная Кисина «копейка», хоть и уступала по всем параметрам кременковской новенькой «девятке», всё равно, была машиной тёплой, хоть и не особенно уютной. Причиной тому была грязь в салоне, мусор, пыль какая-то непонятная и затхлый запах, который перебивал обычные машинные ароматы. Создавалось впечатление, что с момента схода с конвейера, данная колымага не убиралась, не умывалась и не чистилась ну ни единого раза. Как-то даже не вязалось с внешним обликом хозяина –Кисы- всегда модно одетого исторгающего благовония, весьма, не дешёвого парфюма.</p>
<p>
Странное и необъяснимое противоречие. В прочим странностей у Кисы хватало и необъяснимых черт тоже, как и у всех обитателей «Араны».</p>
<p>
Как бы там не было, но превередничать и воротить нос от такого халявного средства доставки в пять часов утра, да ещё в зимнюю стужу, было глупо и не дальновидно. Ведь сказано же: лучше плохо ехать, чем хорошо идти.</p>
<p>
Тем более, что ехать в тепле, а идти по морозу.</p>
<p>
На счёт же противоречий между Кисиной лощёной внешностью и жуткого срача в его лимузине…</p>
<p>
И тут ничего странного не было.</p>
<p>
Как позже выяснилось, он жил с родителями-интеллигентами в огромной, сталинской, четырёхкомнатной квартире, где тоже, отродясь, никто ничего не убирал, не мыл пол и даже не подметал.</p>
<p>
Да, встречаются, порой, на просторах Руси Великой и такая разновидность людей умственного труда, для которых состояние их жилищ а не имеет принципиального значения: ну и что, что напоминает бичёвник или наркоманский притон, ну и что, что в иных алкащенских жилищах бывает чище. Не в этом суть! Главное - пренебрегать условностями быта, коль они не мешают творческому процессу.</p>
<p>
А предкам Кисиным (Игорем-то его теперь и не упомянем даже) не мешало!!!</p>
<p>
Стало быть, к чему излишние треволнения и морализаторство?</p>
<p>
На счёт посуды, злые языки помалкивали – видать потому, что не рискнули принять предложение любезных хозяев испить чайку или откушать, что Бог послал.</p>
<p>
Как бы там не было, Виссарион был доставлен к самому дому, а это того стоило, чтоб не предавать значения срачу в Кисиной машине.</p>
<p>
Что ж , далее?</p>
<p>
А далее…</p>
<p>
До самого воскресенья у Виса сменилось ещё три напарника, имена коих и не припомнить даже. Всех их Жека откапывал, отискивал где-то, всех их рекомендовал начальству и Виссариону, все они были молодые двадцатилетние парни не слабой наружности и все они, под утро, исчезали, не испросив даже платы за труд и бессонную ночь. Таковы были жуткие условия работы в казино в середине девяностых годов.</p>
<p>
Что греха таить, Виссарион тоже каждую ночь считал последней в своей трудовой деятельности на благ игрового бизнеса – уж больно обрыдли постоянные стычки с различными выродками и неадекватами, коих вынесло на поверхность в России в начале девяностых годов. Но проклятое безденежье, что поразило всю бюджетную сферу той эпохи, но глаза голодного ребёнка, но страдания, из-за этого жены, да и его самого…</p>
<p>
Нет, уж лучше пусть убьют здесь. Пусть, какая-нибудь мразь пальнёт из пистолета или обреза, или пырнёт ножом – тогда, хоть, подохнешь с последней мыслью, что сделал для своих близких всё, что мог и своё предназначение мужика исполнил полностью и окончательно, раз Господь «милосердный» так порешил.</p>
<p>
Именно такие размышления копошились в усталой голове Агасферова в воскресное утро после закрытия заведения. Что будет на следующей неделе? Как он будет совмещать работу в школе и в казино далее? На сколько его хватит? Хоть какой-то отдушиной из всего мрака этого негатива было то, что сегодня опять выдадут зарплату и он, с нетерпением, ожидал, когда позовут в кабинет администрации.</p>
<p>
Охрану, обычно, рассчитывали в первую очередь, дабы подчеркнуть её элитарность и относительную близость к руководству.</p>
<p>
А вот и Жека появился. Как всегда, не утруждая себя словесами, он кивнул головой Виссариону в сторону кабинета – мол, иди, твоя очередь.</p>
<p>
В кабинете Кустин из-за горы купюр взглядом указал ему на стул, копаясь в каких-то бумагах и беспрестанно тыкая пальце в калькулятор. Рядом сидел Паша Лучерский и что-то торопливо записывал, глядя на высвечивающиеся цифры кустинского калькулятора. Так продолжалось уже несколько минут и Виссарион почувствовал себя здесь почему-то лишним.</p>
